Ведьмы Плоского мира - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 41

— Я не дама, я ведьма, — парировала матушка и, обернувшись к Эск, спросила:

— Он очень важное лицо?

— Не думаю, — ответила Эск.

— Тогда ладно, — матушка повернулась обратно к преподавателю. — Пожалуйста, найдите мне какого-нибудь влиятельного волшебника. И побыстрее.

Эск постучала ее по спине. Один или два волшебника, сохранившие, в отличие от остальных, присутствие духа, успели шустро выскользнуть за дверь. Спустя пару секунд в зал ворвались несколько привратников. Дюжие мужики под одобрительные выкрики и кошачьи вопли студентов угрожающе надвигались на непрошеных посетительниц. Эск не питала особых чувств к привратникам, которые вели обособленную жизнь в своих сторожках, но сейчас в ней проснулось сострадание к ним.

Двое громил протянули волосатые лапищи и схватили матушку за плечи. Ее рука исчезла за спиной и произвела какое-то быстрое движение, в результате которого привратники тут же отцепились и заковыляли прочь, ругаясь и зажимая ладонями поврежденные места.

— Шляпная булавка, — объяснила матушка и, схватив Эск, устремилась к почетному столу, одаривая свирепым взглядом каждого, кто выглядел способным встать у нее на пути.

Студенты помоложе, смекнувшие, что можно вовсю повеселиться на дармовщинку, топали ногами, аплодировали, барабанили тарелками по длинным столам. Почетный стол со стуком опустился на выложенный плитками пол, и старшие волшебники торопливо выстроились за спиной Напролоума, который тем временем пытался собрать остатки своего достоинства. Это ему не удалось. Очень трудно выглядеть внушительно, когда за ваш воротник заткнута салфетка.

Он поднял руки, требуя тишины, и зал застыл, ожидая, пока матушка и Эск подойдут к возвышению. Матушка заинтересованно разглядывала древние картины и статуи, изображающие давно ушедших из жизни магов.

— А это что за типы? — спросила она уголком рта.

— Раньше они были главными волшебниками, — шепнула в ответ Эск.

— Такое впечатление, словно все они, как один, страдали запором. Ни разу не встречала волшебника с нормальным пищеварением, — заметила матушка.

— Да уж, чистить их отхожие места — сущее наказание, — подтвердила Эск.

Ноги Напролоума были широко расставлены, руки скрещены на груди, а живот выпирал, точно склон для начинающих горнолыжников. Сам он вследствие этого замер в позе, которая обычно ассоциируется с Генрихом VIII, но может также приписываться либо Генриху IX, либо Генриху X.

— Ну? — вопросил он. — И что означает это безобразие?

— А он — важная персона? — осведомилась матушка у Эск.

— Я, мадам, — аркканцлер! И так уж вышло, что руковожу этим Университетом! Тогда как вы, мадам, вступили на крайне опасную территорию. Предупреждаю вас, что.., прекратите так смотреть на меня!

Напролоум неуверенно отступил, защищаясь поднятыми руками от матушкиного взгляда. Толпившиеся за ним волшебники разбежались, переворачивая столы и спеша скрыться из поля зрения сумасшедшей ведьмы.

Глаза матушки изменились.

Эск никогда не видела их такими. Они стали абсолютно серебряными, точно маленькие круглые зеркальца, и отражали все, что видели. Напролоум был бесконечно малой точкой в их глубине — рот раскрыт, тоненькие, как спички, руки отчаянно машут.

Спина аркканцлера наткнулась на колонну, и это столкновение привело волшебника в чувство. Он раздраженно потряс головой, сложил ладонь чашечкой и послал в сторону ведьмы быструю, как молния, струю белого огня.

Матушка, не сводя с него сверкающих глаз, подняла руку и отбила пламя вверх. Раздался взрыв, и с потолка посыпались куски черепицы.

Глаза матушки расширились.

Напролоум исчез. На том месте, где он стоял, свернулась кольцом огромная змея, готовящаяся нанести удар.

Матушка исчезла. На том месте, где она стояла, появилась большая плетеная корзина.

Змея превратилась в гигантскую рептилию” вышедшую из тумана времен.

Корзина превратилась в снежную метель Ледяных Великанов и покрыла ворочающееся чудовище коркой льда.

Рептилия обернулась саблезубым тигром, приникшим к полу перед прыжком.

Ветер обернулся ямой с булькающей смолой.

Тигр ухитрился стать орлом, поднявшим крылья, чтобы взлететь.

Яма со смолой стала украшенным кисточкой колпачком.

Затем, по мере того как одно воплощение сменялось другим, образы замелькали со страшной скоростью. По залу плясали разноцветные тени. Откуда-то подул магический ветер. Густой и маслянистый, он срывал с бород и пальцев октариновые искры. В центре бури находились матушка и Напролоум — сверкающие статуи посреди сталкивающихся картин.

Эск протерла слезящиеся глаза. И вдруг до ее ушей донесся высокий, тонкий, еле слышный звук.

Она уже слышала его раньше, на холодной равнине — деловитое щебетание, гудение улья, поскрипывающий шорох муравейника…

— Они идут! — взвизгнула она, перекрывая царящий в зале шум. — Они уже близко!

Она выбралась из-под стола, где спасалась от магической дуэли, и попробовала дотянуться до матушки. Порыв сырой магии сбил ее с ног и бросил на стул.

Жужжание усилилось, так что воздух гудел, словно трехнедельной давности труп в жаркий летний день. Эск предприняла еще одну попытку добраться до матушки и отшатнулась от зеленого пламени, которое с ревом пронеслось вдоль ее руки и опалило ей волосы.

Она лихорадочно заозиралась вокруг, ища других волшебников, но те упорно прятались за перевернутой мебелью, где пережидали оккультный шторм, бушующий над их головами.

Эск промчалась через весь зал и выбежала в темный коридор. Вокруг нее клубились тени, но она, всхлипывая, упорно карабкалась вверх по ступенькам к комнатушке Саймона.

“Нечто попытается проникнуть в его тело, — сказала матушка, — нечто, которое будет ходить и разговаривать, как Саймон, но на самом деле будет другим…”

У двери беспокойно толклась кучка студентов. Завидев мчащуюся на них Эск, они поразились настолько, что поспешно расступились, освобождая ей путь.

— Там внутри что-то происходит, — сообщил один из них.

— Мы не можем открыть дверь! Они выжидающе посмотрели на нее.

— У тебя случайно нет ключа? — спросил другой студент.

Эск схватилась за дверную ручку и попробовала повернуть. Ручка слегка поддалась, но тут же крутнулась обратно с такой силой, что чуть не содрала ей кожу с ладони. Доносящееся изнутри щебетание усилилось, и к нему добавился еще один звук, похожий на хлопанье огромного куска кожи.

— Вы же волшебники! — вскричала Эск. — Ну так волшебничайте, черт бы вас побрал!

— Телекинез мы еще не проходили, — отказался один.

— Я болел, когда мы изучали метание огня…

— Вообще-то я довольно слаб в дематериализации…

Эск дернулась было к двери, но остановилась, не закончив шаг, — так и замерла с поднятой ногой. Матушка как-то говорила, что у старых зданий с возрастом появляется сознание. Университет был очень стар.

Она осторожно шагнула в сторону и провела пальцами по древним камням. Торопиться нельзя, чтобы не испугать его, — она почувствовала разум, медлительный и простой, но все-таки разум. Он пульсировал вокруг нее. Она ощупала скрывающиеся внутри камня крошечные искорки.

За дверью что-то завывало.

Трое студентов с изумлением наблюдали за Эск, которая стояла неподвижно как скала, прижимаясь ладонями и лбом к стене.

Она почти достигла цели. Она чувствовала свой вес, массивность и неповоротливость, у нее пробуждались отдаленные воспоминания о рассвете времен, когда камень был расплавленным и свободным. Впервые в жизни она поняла, что такое иметь балконы.

Она мягко пробиралась по сознанию Университета, отыскивая этот коридор, эту дверь.

Эск осторожно вытянула руку. Студенты увидели, как один ее палец неторопливо разогнулся.

Дверные петли заскрипели.

Напряжение длилось один миг. Потом из петель повыскакивали гвозди и со звоном заколотились о стену у Эск за спиной. Доски выгнулись — дверь пыталась открыться, преодолевая силу.., силу того, что удерживало ее закрытой.