Ведьмы Плоского мира - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 89

— Да ведь он нас чуть не задавил! — прошипела матушка.

— Вы могли бы спокойно посторониться и уступить ему дорогу, — заметила Маграт.

— Уступить дорогу?! — переспросила матушка. — Это мы, ведьмы, должны дорогу уступать?! А не наоборот ли?!

Матушка, хлюпая башмаками, ступила с обочины на дорогу. Палец ее по-прежнему указывал вдаль.

— Клянусь Хоки, он у меня всю оставшуюся жизнь будет жалеть, что на свет родился…

— Помню, помню, настоящий богатырь был, — поделился куст. — Матери его несладко пришлось.

— Никогда никто такого со мной не учинял! — как спущенная тетива лука, свистнула матушка. — Ну, он узнает, каково оно, ведьму сбивать, как будто она… как будто она самая обычная женщина!

— Он это уже узнал, — напомнила Маграт. — Лучше помоги мне вытащить из куста нянюшку…

— Да я превращу его…

— Теперь к нам нет уважения, вот в чем дело, — говорила нянюшка, пока Маграт вытаскивала из нее колючки. — Весь стыд потеряли. А все потому, что король — это то самое одно…

— Но ведь мы — ведьмы! Ведьмы! — вдруг заорала матушка, поднимая лицо к небу и размахивая кулаками.

— Да, да, — отозвалась Маграт. — Гармоничный баланс вселенной и все такое прочее. Мне кажется, у нянюшки сегодня выдался не лучший день, она немного подустала и…

— В кого я превратилась?! — взревела матушка, расцвечивая фразу такими яркими модуляциями, что у Витоллера захватило бы дух.

— В самую обычную женщину, — пробормотала Маграт.

— В посмешище! В посмешище! Надо мной смеются! На моих родных дорогах! В моей родной стране! — продолжала орать матушка. — Не бывать такому! Думаете, я еще лет десять буду сидеть сложа руки и ждать, пока мальчишка подрастет? Ни в жизнь! Ни одного дня ждать не стану!

Стоящие вдоль обочины деревья испуганно закачали кронами. Дорожная пыль закрутилась в мини-смерчи, торопясь убраться с пути матушки. Матушка Ветровоск подняла руку и ткнула пальцем туда, где дорога поворачивала. С кончика загнутого ногтя срывались всполохи яркого октаринового свечения.

Телега, удалившаяся уже на полмили от места событий, разом лишилась всех четырех колес.

— Ведьму, значит, теперь можно в тюрьму упрятать?! — набросилась матушка на деревья.

Нянюшка наконец разогнула ноги.

— А ну быстро, хватай ее! — бросила она Маграт.

Ведьмы окружили матушку и силой прижали ее руки к талии.

— Я им покажу, как с ведьмой ссориться! — рычала она.

— Покажешь, Эсме, покажешь, — приговаривала нянюшка, — только, может, не сейчас, а чуть погодя…

— Нашел себе сестричек! Ну ничего, я из тебя…

— Подержи-ка ее минутку, Маграт, — приказала нянюшка, поспешно закатывая рукав.

— Ну, Эсме, ты уж меня не вини… — вздохнула она и, размахнувшись, влепила изо всех сил такую пощечину матушке, что и матушка и Маграт, которая ее держала, на секунду оторвались от земли и зависли в воздухе.

На этой тягучей, безжизненной ноте могла бы закончить счет дням иная вселенная.

Наступившая вслед за тем бездыханная пауза была прервана самой матушкой.

— Всем спасибо, — объявила она. Со степенным лицом расправив складки на платье, она добавила: — Имейте в виду, я за свои слова отвечаю. Сегодня ночью встречаемся у обелиска. Как сказала, так и будет. Гм! Гм!

Она водворила на место шляпные булавки и, слегка пошатываясь, зашагала по направлению к дому.

— А как же золотое правило магии — не вмешиваться в политику? — поинтересовалась Маграт, пристально глядя ей вслед.

Нянюшка Ягг разминала онемевшие пальцы.

— Клянусь Хоки, у этой женщины челюсть, что наковальня, — поведала она. — Ты что-то сказала?

— Как быть с золотым правилом о невмешательстве?

— Вон оно что… — Нянюшка взяла ее под руку. — Тут дело такое: чем дольше в Ремесле упражняешься, тем яснее понимаешь, что на каждое правило существует еще одно, не менее золотое. И от него Эсме никогда не отступала.

— И какое же это правило?

— Если уж решила нарушить закон, не оставь от него живого места, — поделилась нянюшка, скаля обнаженные десны, которые выглядели куда страшнее, чем огромные клыки.

Герцог смотрел на лес и улыбался.

— Дело пошло на лад, — сказал он. — Люди настроились против ведьм. Как тебе это удалось, Шут?

— Шутки, дядюшка. И конечно, сплетни. Вполуха люди готовы слушать любые небылицы. Ведьм уважают, это верно. Но их никогда особенно не любили.

«В пятницу после полудня… — думал тем временем Шут. — Надо будет нарвать цветов. Что еще? Откопать в сундуке мой лучший наряд. Да-да, с серебряными бубенцами. О боги!»

— Нас это радует, Шут. Если и впредь все будет складываться столь же благополучно, тебе будет дарован титул графа.

Шутка номер триста два, и Шут, в силу своей основной специальности, просто не мог упустить возможность пустить ее в ход.

— Ей-ей, дядюшка, — устало выговорил он, пытаясь не обращать внимание на болезненную мину, которую состроил герцог. — Ежели хочешь произвести Шута в графья, не откладывай это в долгий ящик, иначе Шут превратится в настоящего графомана, а Шуты-графоманы…

— Ну-ну, довольно, довольно, — нетерпеливо буркнул герцог.

Впрочем, состояние его день ото дня улучшалось. Этим вечером к столу впервые была подана непересоленная каша, а замок вдруг исполнился какой-то особо чарующей пустотой, — во всяком случае, над ухом больше не бормотали всякие призрачные голоса.

Герцог опустился на трон. Впервые трон показался ему мягким и уютным.

Рядом с герцогом, уперев в ладонь челюсть и не сводя с Шута пристального взгляда, восседала герцогиня. Поведение леди Флем вызывало у Шута некоторую озабоченность. Похоже, ему удалось нащупать нужный ритм взаимоотношений с герцогом — хитрость состояла в том, чтобы не оступиться, когда маятник безумия снова увлечет герцога в кромешные бездны безысходности, — однако герцогиня не на шутку тревожила его.

— Выходит, слово и впрямь вещь могущественная, — промолвила она.

— Именно так, госпожа.

— И ты порядком поднаторел в этой науке.

Шут кивнул. Именно благодаря слову он прошел огонь и воду Гильдии. Ведьмы и волшебники полагали, что слова всего лишь инструменты для достижения заданной цели, тогда как сам Шут считал, что слова — это уже сами по себе вещи.

— Слово способно изменить мир, — сказал он. В ее взгляде мелькнула хитрая искорка.

— Ты уже говорил это нам. Но я остаюсь при своем мнении. Мир меняют сильные люди. Сильные люди и их поступки. Слова же подобны марципану, которым посыпают пирожные. Неудивительно, что ты убежден в могуществе слов. Ты слаб, и слово твое единственное оружие.

— По-моему, ваша светлость ошибается. Пухлые пальцы герцогини отбили злую дробь по подлокотнику трона.

— А вот это суждение мог бы держать при себе.

— Я слышал, будто герцог намерен пустить лес на дрова, — резко сменил тему Шут. — Так ли это?

— Деревья обсуждают меня, — пробормотал герцог Флем. — Когда я еду по лесу, то слышу, как они перешептываются. Сеют обо мне грязную ложь!

Шут поймал быстрый взгляд герцогини.

— Однако, — продолжал Шут, — этот план встречен яростным отпором.

— Со стороны кого?

— Народ возмущается. Герцогиня вспыхнула.

— Вздор! — взревела она. — Какое это имеет значение? Мы — властители этой страны. И народ будет исполнять то, что ему велят, а ослушники — безжалостно истребляться.

Шут подпрыгнул, выкинул коленце и рьяно замахал руками, призывая герцогиню смягчиться.

— Но, сокровище мое, так можно остаться без подданных, — проговорил герцог.

— Совершенно необязательно, совершенно необязательно! — запричитал Шут. — Вам никого не нужно истреблять! Ведь на самом деле вы осуществляете… — с минуту он собирался с духом, беззвучно шевеля губами, — долгосрочную, широкомасштабную программу поднятия сельскохозяйственной индустрии, обеспечения занятости в деревообрабатывающем секторе, высвобождения новых площадей под потенциальные инвестиции, а заодно искоренения рассадника криминогенной среды.