Потанцуй со мной (ЛП) - Филлипс Сьюзен Элизабет. Страница 39

— Ощущение такое, как будто попала в пещеру. Бьянке бы понравилось.

Норт отступил, чтобы оценить свою работу.

— Да, ей бы понравилось.

Тесс повернула Рен на руках. Воняет краской или нет, но малышка должна это видеть.

— Птичка, вот такой была твоя мама.

— В хороший день, — добавил Норт.

— Но я думаю, в сердце она всегда была такой. Разве я не права?

Он отложил кисть.

— Да. Даже если ее блеск часто был направлен не в ту сторону.

— Почему вы решили заняться этим сейчас?

— Пришло время, вот и все.

Она поняла, так как сама прощалась с Тревом.

Свет померк, когда солнце скрылось за облаком, но комната все еще мерцала.

— Мы пропустили важное событие, — сказала она. — Два дня назад должен был наступить день рождения Птички, день, когда ей предстояло родиться. Мы решили приготовить сегодня настоящий ужин, и вы приглашены.

— Я польщен.

— И правильно делаете. Верно, Птичка?

Рен зевнула: взрослые ей наскучили.

Они только что получили партию свежих продуктов, и пока Рен спала, Тесс готовила фаршированный печеный картофель и жареную курицу. На кухне пахло божественно.

— Почему вы все это время не готовили для меня вот так? — просил Иен, когда запах привлек его на кухню.

Тесс бросила в салат последний ингредиент.

— Потому что вы ничего не едите.

— Я ем.

— В десять часов замороженные обеды со вкусом кошачьего корма.

— Теперь я знаю, чего мне не хватало.

За едой они разговаривали как нормальные люди. Легкая беседа даже после того, как Рен проснулась. У них были схожие мнения о политике, разные музыкальные вкусы и общая ненависть к фильмам ужасов. Норт сказал, что завтра едет в город, и Тесс должна убедиться, что глазированные пончики не будут распроданы к тому времени, когда он приедет.

— Не думаю, что вам стоит заходить в «Разбитый дымоход», когда моя смена, — сказала она.

— Что вас беспокоит?

— Не то чтобы беспокоит. Просто не вижу причин разгонять жернова мельницы сплетен больше, чем они уже вертятся.

— Единственный способ справиться с задирами — столкнуться лоб в лоб.

— Это вы преступник. Так поступаете вы, а не я.

— А вы предпочитаете спрятаться?

— Работая в «Разбитом дымоходе», вряд ли спрячешься, — ощетинилась Тесс.

— Вы прячетесь, раз не хотите, чтобы нас вместе видели на людях.

— Я стараюсь больше не поднимать шума. Поддержите меня.

Норт не обещал не появляться, однако перестал с ней спорить.

Их ужин давно закончился, но, кроме приготовления бутылочки для Рен, никто из них не пошевелился. Заговорили об искусстве. Норт называл палеолитические наскальные рисунки истоками стрит-арта, а Микеланджело — первым знаменитым художником. Он говорил о литографиях Домье, точках Сера и об авангардных модернистах. Тесс ожидала, что Норт посмеется над ее страстью к Мэри Кассат. Вместо этого он рассказал ей о Берте Моризо, еще одной импрессионистке, которая, как он думал, ей понравится.

Последняя ложка манго-джелато давно растаяла в их вазочках, когда Норт удивил ее, упомянув свою мать.

— Когда я был маленьким, она водила меня в Метрополитен, Уитни, Гуггенхайм — по ее настроению.

— Приятное воспоминание.

— Их было не так уж много. — Норт откинулся на спинку стула, совершенно непринужденно. — Она была красивой светской львицей-алкоголичкой, которая едва могла позаботиться о себе, не говоря уже о том, чтобы защитить меня от отца.

В Тесс вспыхнуло чувство справедливости.

— Судя по тому, что я прочитала, вашего отца следовало бросить в тюрьму за жестокое обращение с детьми. Почему он так ужасно вел себя с вами?

— Потому что был придурком. Но к тому же я не был его ребенком.

Тесс выпрямилась на стуле. Норт обронил эту сенсацию столь небрежно, словно сообщил о погоде.

— Он не был вашим отцом?

— Нет. Но не узнал об интрижке моей матери, пока мне не исполнилось пять лет. Слишком поздно, чтобы лишать своего имени.

Тесс переместила Рен к противоположному плечу.

— В вашей биографии об этом не упоминается.

— Я не скрываю, но и не вещаю на каждом перекрестке. Наверно, из ложной преданности матери. Сейчас она из-за деменции находится в учреждении длительного ухода. Она любила меня, но все же отворачивалась, когда старик колотил меня, чем позволяла мне нести наказание за ее роман. Личность матери изменилась с болезнью. Вы не могли бы найти никого ласковей.

Тесс вспыхнула гневом.

— Меня не волнует, какая она сейчас милая. Ей следовало защитить своего ребенка.

— Не все женщины такие сильные, как вы, Тесс. — Норт искренне улыбнулся. — Она понятия не имеет, кто я, когда я навещаю ее, но она все время суетится надо мной — пытается дать мне печенье, беспокоится, что я простужусь, водит меня и знакомит со всеми, хотя не может вспомнить мое имя.

— Почему ваш отец не развелся с ней вместо того, чтобы обижать вас?

Единственное хорошее, что Тесс могла сказать о собственном отце. Он, может, и бросил ее, но не оскорблял.

— Развод означал признание своей ошибки. И Иен Гамильтон Норт-Третий никогда не мог ошибиться. — Выражение его лица стало жестким. — Гордость была для него всем. Он относился к фамилии Норт как к святой реликвии. Вы можете себе представить, как его взбесило, что это имя распылено на мусорных баках и уличных туалетных будках.

— А как насчет вашего биологического отца?

— Актер. Он снялся в паре фильмов в восьмидесятых, прежде чем его карьера рухнула. Около десяти лет назад у нас была неприятная встреча, и ни у одного из нас нет никакого желания повторить этот опыт.

— То, через что вы прошли в детстве, ужасно. Но вы так невозмутимо об этом рассказываете. Как у вас получается?

— Я человек не эмоциональный, Тесс. Вы сами это знаете. Я прагматик. Подхожу к жизни аналитически. Это не значит, что я бесчувственный. Просто не позволяю этим чувствам мной управлять. Здоровая степень отстраненности облегчает жизнь.

Она видела гнев в его работе и не купилась на его объяснение, особенно когда думала о его матери. Женщина, которая якобы любила сына, никогда не вмешивалась, чтобы защитить его от жестокого обращения отца. А что, если он чувствовал слишком много, а не слишком мало?

— Да не переживайте так, — сказал Норт. — Когда мне исполнилось семнадцать, я отыгрался. Выбил дерьмо из отца. Он не мог вызвать копов, потому что это навлекло бы на фамилию Норт еще больший позор, чем мои аресты.

— Некоторым людям никогда не следовало рождаться. — Рен издала легкий хрип. Тесс прижала ее к шее. — Не ты, дорогая. Ты определенно должна была родиться.

И через пять дней Деннинги приехали, чтобы забрать Рен.

На работе у Тесс все валилось из рук. Она перепутала заказы, уронила поднос с кружками, а когда вошел Фредди Дэвис, обожглась о кофемашину. Тесс хотела быть только с Птичкой. Хотя быть с ней иногда хуже, чем без нее. Все эти тихие звуки, которые она издавала — писк и зевание, младенческое сопение. Ее безупречная прелесть.

Они с Нортом не повторяли больше уютный ужин, но каждый день, когда Тесс возвращалась из «Разбитого дымохода», он забирал у нее Рен и отправлял отдыхать.

В последний день перед тем, как передать Рен Деннингам, Тесс осталась дома и не отпускала малышку, прижимала к себе. Ложась спать, она прислонилась к изголовью и так всю ночь держала Рен.

— Все будет хорошо, Птичка, — шептала она. — Они хорошо о тебе позаботятся. Вот увидишь.

Но кто позаботится о Тесс?

Несмотря на свои лучшие намерения, она влюбилась в это крошечное создание. Дикая, слепая любовь, более могущественная, чем Тесс могла вообразить. Она зарекалась привязываться, но это случилось. Как же иначе? Она проводила дни, ночи, недели с этим крошечным комочком, прижимавшимся к ее сердцу.