Невидимое Солнце (СИ) - Костин Константин Александрович. Страница 7

И тут, увидев Грачева, начальник заставы осекся. Полковник — единственный из нас, кто был без бронежилета, зато в мундире с кучей медалек, который в свете ламп сверкали, как гирлянда на елке. У бывалого вояки даже челюсть отпала.

— Уважаемый, вы совсем дурак? — поинтересовался пограничник у командира.

— Вы что себе позволяете, товарищ подполковник! — прорычал Грачев. — Я доложу…

— Здесь, на заставе, я — Царь, Бог и Господин. Надо будет — я тебя так закопаю, никто никогда не найдет. И тех, кто будет искать тебя — тоже закопаю. И тех, кто будет искать тех, кто… ну, в общем, ты понял. А, да. Чтобы куда-то что-то доложить, тебе нужно дожить до этого момента. А при таком параде у тебя шансов очень мало. Ты понял меня, полковник?

— Понял, — процедил сквозь зубы офицер. — А это еще кто? — он махнул рукой на три грязных автомобиля.

— Работорговцы, — коротко ответил Белкин.

— Сам вижу. Почему посторонние на заставе?

— Как почему? — удивился начальник. — Они заплатили.

— Это же взятка! — опешил от такой наглости Грачев.

— У нас, на границе, когда дают взятку, принято говорить «спасибо». Здесь тебе не город, полковник. Здесь — граница. А на границе свои законы.

Работорговцы, да. Бродяги. Отщепенцы. Вроде как и мы, и американцы, и остальное человечество относились к ним с презрением. Однако все пользовались их услугами. Хотя бы потому, что работать на шахтах скаги не хотели даже за деньги. Даже за хорошие, по их меркам, деньги. И не удивительно! Зачем им было вообще выбираться из пещер, чтобы возвращаться обратно, под землю? Оставался один выход — рабы. Инопланетяне подыхали на шахтах пачками, но затраты вполне окупались. Экономика всего предприятия давно была посчитана: сколько руды должен добыть раб, чтобы, с учетом своей стоимости и затрат на еду, принести прибыль владельцу шахты. Хвала Тилису, Единому В Трех Ликах, и прейскурант на рабов составлялся именно с этим учетом. Раньше точки безубыточности почти никто не откидывался. Бывало охрана, переусердствовав, забивала насмерть особо упрямого, но такое случалось исключительно редко.

Кто-то может подумать, что сами скагаране работорговцев люто ненавидели. Как бы не так! В десна, конечно, с ними не долбились, но своих соплеменников инопланетяне впаривали — только шум стоял. Если б черти рождались сразу взрослыми — работорговлей жил бы весь Скагаранский Халифат. Но, к величайшему сожалению таких дельцов, чтобы скаг представлял ценность — он должен созреть, а это — минимум 12–15 лет. То есть — время. Опять же в ходе этого процесса кормить его чем-то надо…

Во времена жестоких ханов такого не было. Хвала Тилису, Единому В Трех ликах, Ночь Калашматов положила конец бесчинствам зажравшихся правителей. Теперь право зверствовать было у каждого черта, независимо от его положения в сложной иерархии племени.

И это — им еще повезло, что органы скагов не подходят людям. А то страшно подумать, какими темпами развивалась бы трансплантология.

— О, Отдел Депортации Инопланетян! — обрадовался крепкий бородатый работорговец, когда мы разместились в столовой для ужина. — Я уж думал — придется по такой темени таскаться по лесам и горам, товар искать. Хорошая встреча! Есть что на продажу?

— Нет, — отрезал Грачев.

— Печально, — нахмурился коммерсант. — Не фартит нам сегодня. Все черти пропали куда-то. Давайте за встречу!

Если бы бродяга знал, что пару часов назад штурмовики превратили в начинки для гробов несколько десятков инопланетян — его б, наверно, кондрашка хватила. Такие убытки! Но работорговцу, конечно, никто ничего не сказал. Мы чокнулись, выпили, и за столом воцарилась тишина. Мужики ели мясо. Процесс, не терпящий спешки. Конечно, на границе не было свинины, говядины, баранины и остального, «человеческого» мяса, которое я привык есть в Грачевске.

Мы ели многорога. Не могу сказать, что я был в восторге от него… обычно. Но дежурный по кухне готовил просто потрясающе! Мясо так отлично прожарилось и протушилось, что само отходило от кости. Баланс специй соблюден настолько идеально, что хотелось есть еще, еще и еще. Не из-за голода. А для того, чтобы снова и снова ощутить вкус чудесной пищи, перемалывая ее зубами, ощущая каждой клеточкой языка.

— Мое почтение шеф-повару! — простонал Грачев, откидываясь на стуле и расстегивая ремень. — Отличное мясо! Такого я не ел в лучших ресторанах столицы!

Чувствовалось, что после такого ужина полковник многое готов был простить начальнику заставы и рапорт, уже созревший в голове офицера, сильно сократился.

— А пленника покормить не надо? — спросил я.

— Такое чудесное мясо грязному скагу! — возмутился офицер. — Ничего, потерпит. Завтра обменяем его, пусть свои кормят. Или кончают его на пустой желудок — это уже их дело. Наша задача — доставить его.

— Вот именно, — заметил я. — Доставить. Причем — живым. А он и так на ладан дышит. Помрет, не ровен час… на кого мы героического геолога выменяем?

— Да? Ну ладно… Белкин, в самом деле не мешало бы покормить наш груз. Пока он из трехсотого двухсотым не стал.

— Не вопрос, — пожал плечами подполковник. — Дорош!

Кто успел захмелеть — мигом протрезвели. Зазвенела посуда, слетевшая с опрокинутого в кипеше стола. Хорошо еще, что она была военная, а значит — металлическая. Защелкали затворы пистолетов штурмовиков. И было от чего! В столовую вошел скаг! Самый настоящий скаг! Краснокожий, с рогами, желтыми глазами и острыми треугольными зубами — все как полагается. Еще белом фартуке и поварском колпаке.

— Да, хозяин? — спросил инопланетянин.

Дорош, не мигая, вытянувшись в струну, игнорируя наставленное на него оружие, смотрел на начальника заставы. Похоже, ему было не привыкать к таким шуткам.

— Тихо-тихо, — замахал руками, смеясь, подполковник. Кажется, он остался доволен произведенным эффектом. — Грачев! Ты же хотел поблагодарить шеф-повара за отличный ужин! Пожалуйста!

— Мой подарок! — похвалился работорговец.

— Тилисово отродье!

Офицер брезгливо отшвырнул от себя тарелку, резко встал и, выкрикивая проклятья, покинул зал. Штурмовики, успокоившись, убрали пистолеты в кобуры и начали наводить порядок: ставить на место стол, собирать посуду.

— Дорош, собери что-нибудь поесть этому… как его?

— Калашу, — подсказал Молодцев.

При звуке этого имени скаг на мгновение потерял каменное выражение лица, скосив глаза на сержанта, но уже через мгновение взял себя в руки и принял прежний невозмутимый вид.

— Калашу… — задумчиво повторил офицер, внезапно ставший очень серьезным.

— Я лучше сам, — поднялся штурмовик. — А то ребята у нас горячие, сначала кончают твоего Тузика, а потом разбираться будут. Тем более, пора сменить караул. Темыч, Саня, алга.

Названные бойцы поднялись с табуретов и вышли во двор. Сам Молодцев проследовал на кухню.

— Калаш… — задумчиво повторил Белкин. — Как думаешь, это на нашем, или на ихнем? — спросил он, обращаясь ко мне.

— Скорее на нашем, — развел я руками.

Да, Калаш. Что тут такого? Калаш, Дюшес, Шалаш, Шантаж — это лишь слегка странные имена скагов. Мне встречались и Телевизор и даже Радиоизотоп. Объяснялось это легко. Еще в те времена, когда инопланетяне и земляне жили на этой планете вполне дружно, черти, стараясь подражать людям, давали своим детям имена из нашего языка. Впрочем, это были не совсем имена, а слова, которые им понравились, которые считали красивыми, которые где-то слышали. Страшно подумать, где скагаране могли услышать слово «Радиоизотоп».

— Сынок, а ты вообще знаешь, кто такой Калаш?

— Какая-то большая шишка Ночи Калашматов, — равнодушно ответил я.

— Какая-то большая шишка? Это не какая-то большая шишка! Это шишка охренительных размеров! Тебе такие имена, как Че Гевара, Ленин, Кастро о чем-нибудь говорят?

— Да, что-то в школе по истории рассказывали.

— Так этот Калаш — фигура такого же масштаба. Он — лидер всей скагаранской революции. Личность легендарная. И, сложись история иначе, сейчас он бы был Великим Ханом. За него американцы предлагали награду в миллион долларов! Миллион! Долларов! Ты себе вообще представляешь, что такое — миллион долларов?