Княжья воля (СИ) - "Константин". Страница 59

— Ты думаешь, они не станут через заднюю дверь рваться?

— Она узкая, сам знаешь, толпой через нее не вломишься. Оставят пару человек для присмотру, но ведь мы их очень нежно приберем, верно? Это же не гридни, а разбойники с большой дороги, справимся как-нибудь…

Опытный дружинник неуверенно жмет плечами, но больше не перечит. Я произвожу расстановку:

— Юрка, Рык и Ясень держат заднюю дверь. Будут ломить, покажите, что просто так не пустите. Остальные здесь со мной. Нужно их подразнить, чтоб разгорячились…

Договорить мне не дают. Мощных бах в дверь и что-то на громком тарабарском снаружи.

— Чего орут, Яромир?

— Спрашивают: почему закрыто?

— Курши?

— Земиголы.

На том спасибо. Иметь дело с дружиной пресловутого Горхида мне совсем не охота.

— Скажи им, мол, не работает корчма, учет у нас, инвентаризация.

Яромир прокричал через дверь несколько коротких фраз и я не уверен, что перевод его был точен.

Заткнулись. Переварив услышанное, снова сапогом по двери.

— Хозяева! Эй! Отворяйте, разговор есть!

О, надо же, толмача привели! По-русски без единой запинки балакает и голос такой бодрый, уверенный. Сейчас шнурки погладим и сразу же отворим, раз такое дело!

Но сначала — переговоры. Чтоб не вздумали разбежаться по окрестностям и помешать нам смыться. Я постарался, чтобы и мой голос прозвучал как можно внушительнее:

— Шли бы вы отсюда, ребята, это собственность Андрюхи Старого, виры захотели? Корчма закрыта, говорю вам!

За дверью снова помолчали. Оно и понятно, сколько нас внутри они не знают, кто мы — тоже, а вот меня наглого берут на карандаш.

— Открывай, умник, ломать начнем! — снова кричат на понятном мне языке. — А когда сломаем, яйца твои вокруг березы намотаем!

Очень серьезное заявление, аж холодок по спине. Я не сдерживаюсь и бросаю быстрый взгляд на бледную Младину. Ну, положим, до моих яиц еще добраться надо…

— А начинайте, вам же хуже, первый, кто войдет, живым не выйдет!

На сей раз безмолвие с той стороны длится подольше. Потом слышится яростное переругивание. Наконец тишину прерывает сильнейший удар топора и треск разрубаемой в щепки двери. После нескольких молодецких ударов, отточенное лезвие боевого топора насквозь прошибает неокованные дверные доски, мне кажется, что с тусклого лезвия срывается завиток пара.

Рубят уже втроем, из самой середины правого от нас дверного полотна вылетает кусок древесины в две ладони. Внутрь немедленно просовывается торчащая из толстого рукава тулупа лапа в надежде нащупать и приподнять засов. Мороз без раздумий рубит топором. Кисть с безжизненными пальцами брякается о порог, раздается вой боли и взрыв негодований. Слышатся и смешки. Затем чей-то сильный голос повелительно произносит несколько слов. Я не лингвист, но выговор явно не латгальский и не земигольский.

Подвинув мощным плечом Мороза ближе к двери подходит Торельф. Кричит что-то по-своему. Выслушав ответ, произнесенный все тем же сильным голосом, щерится зло и весело, крепче сжимает свой топор.

Офигеть как весело, там еще и даны!

Тот дан снаружи, видимо, имел опыт в процедурах подобного рода и вносит рациональное зерно в дело разрубания дверей своей подсказкой. Топоры взялись вырубать петли. При чем только с полотна в котором зияет дыра.

Жалко двери. Двойные, дубовые, сам заказывал. Об оковке и не думал, разве можно предугадать штурм мирной корчмы? Зато о запорах я позаботился. К засову из дубового же бруса прилагались толстые железные прутки, что по вертикали по краям полотен входят в потолочную балку и в порог для твердой фиксации любой из половинок. Так что с нашими дверьми придется повозиться, но не так долго как хотелось, ведь дерево против топора что трава супротив серпа, двери топорами же и делались…

Через несколько минут, за которые я успеваю метнуться на задки проверить как дела у Ясеня, дверные петли поддаются, но створка не падает и не перекашивается. Сюрприз!

Топоры снаружи продолжают яростно кромсать дверь, чтобы развалить по доске. Одну за одной. Вот уже трех нет, а створка еще держится и край засова торчит.

Наконец ребята снаружи решают попытать счастья. Закрывая локтем лицо в разбитый проем, достаточный для протискивания человеческой тушки, с метели в полумрак лезет кто-то из ворогов. Правой рукой он шустро рубит мечом пространство перед собой, уповая задеть кого-нибудь. Не на тех напал. Пробив кожаный кожух, надетый поверх зимней одежды, наконечник копья глубоко входит ему в бок справа от пупка. Вран тут же выдергивает оружие, ударом тупого копейного конца в грудь выталкивает бедолагу обратно на улицу. Выходит заминка, тот, кто шел вторым не ожидал принять на руки раненого собрата, едва удержался на ногах, чтобы не упасть хватается за расщепленный косяк. Мороз уже отработанным движением снова рубит по запястью. Еще одна окровавленная клешня валится нам под ноги. Пылая жаждой мщения, сборная земиголов и латгалов с отчаянными криками прет напролом. В узком проходе вдвоем делать нечего, а в одиночку соваться в слепой провал желающие быстро заканчиваются. Потеряв еще двоих, нападавшие пробуют зайти через задки, застревают и там, даже дверь не сломали, поняли, что внутрь без потерь не пустят. Встали на совещание. Я понял, что враг полностью деморализован и настал момент для завершения разгрома.

— Валите отсюда! — ору я в разверстый пролом двери. — Сейчас дружина подоспеет, вас мельчить начнет. Валите, пока целы, найдите занятие по зубам!

Мне отвечают надсадным хеканьем, повинуясь внутреннему чутью, я принимаю вбок. С чудовищной силой посланная сулица с глухим шорохом просовывает острие между лопаток Мороза. Я не смог удержать его от падения, рукав вырывается из захвата. В любом случае, Мороз умер еще стоя.

— А так пойдет? — кричат со двора, хозяин сулицы, наверно.

— Вран! — ору во всю глотку. — Бей, кого видишь!

После короткого разбега Вран посылает в разверстую дыру короткое копье, выдернутое из Мороза. Никого он, конечно, не видел, наугад послал, но, судя по сдавленному крику с той стороны, снаряд пришелся куда надо.

— Можно и так…

Приходит отчетливое понимание — если не сейчас, то уже никогда.

— Ноги в руки, галопом на задки! — шепотом командую я. Пока они там отдупляются, мы успеем выскочить и затеряться в метели, благо она, по ходу, все усиливается. Мороза и Диканя придется оставить, иначе не уйти.

Весь личный состав в едином порыве срывается в указанном направлении. Кроме Торельфа. Дан остается у разбитой двери с двумя топорома наготове. Ветер из пролома играет в волосах и бороде, засыпает лицо мелким снежком.

— Я — здесь, — говорит Торельф и притопывает ногой в пол. — Остаться.

— Не дури, Торельф, бежим!

Мы встречаемся взглядами. У меня неверящий, у него — упрямый. Нет, не пойдет, он так решил, разубеждать бесполезно.

— Хорошо, мы сейчас уйдем, а ты считай до ста и тоже сматывайся, догоняй нас, понял меня?!

Хренушки он чего понял. Щерится зло и головой кивает. Я тоже киваю и опрометью на выход из корчмы. Недолго мне прослужил мой дан, зато верно и честно…

У задней двери нам везет. Там всего двое. Когда я и Вран неожиданно вываливаемся на них, они не успевают вскрикнуть — падают под ударами как срубленные сухие сучья. Важно было бить сразу в голову или шею. Удар топора в толстую зимнюю шкуру может не дать мгновенного смертельного эффекта, сломать кость, а то и вовсе не достать до мяса, тогда кричи не хочу… Но повезло, справились тихо и быстро. Я бил как в последний раз, вложив в удар всю силушку. Черепуха супостата раскололась как гнилой орех под молотком.

Теперь строго по проекции здания, по кустам, чтоб сразу не заметили, деру! Младина висит на руке, Ясень лосем несется впереди, показывает путь. С ним рядом Яромир. На случай если нарвемся на кого серьезного, он скажет, что ведет полон, оружие мы предусмотрительно прячем под одежду, лишнее выбрасываем.

Сделав небольшой крюк, всей толпой выбегаем на дорогу, тащиться по огородам — потеря драгоценного времени, важно добраться до верфи до того, как в город хлынут курши. Еще я очень опасаюсь погони. Едва в корчме справятся с одиноким Торельфом, счесть наши следы не составит руда. Девять из десяти, что погонятся. Вот и несемся со всех ног сквозь метель как скорый поезд Москва — Воркута. Я тащу за руку Младину, Юрок сопровождает набравшего неплохой ход Кокована. Раскрытые, пышущие паром рты хватают холодный воздух вместе со снегом, лица красные, глаза ошалелые. Собственно, темп задают Млада и Кокован. Баба в положении и пожилой дядька по определению не в состоянии бежать наравне с молодыми, здоровыми мужиками ни спринт, ни марафон. Пробегаем тропку, ныряющую в овраг, стало быть больше половины опасного пути позади, до нашей крепостицы метров пятьсот, но стен ее еще не видно за деревьями и крышами домов. Да и к концу отдельно взятой средней дистанции коллектив наш переходит на шаг, Млада уже буквально висит на моем плече, а старого гусляра тащат под руки Юрок с Рыком.