Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея - Берд Кай. Страница 23

Роберт начал проявлять почти отеческий интерес к брату и помогать ему прокладывать путь в бурных волнах подросткового возраста — каким трудным бывает такое путешествие, он знал из личного опыта. Отвечая в марте на письмо брата с признанием, что того отвлекала от учебы увлеченность лицом противоположного пола, Роберт давал советы, граничащие с застенчивым анализом собственных слабостей. Он писал, что «призвание юной девушки состоит в том, чтобы побудить тебя бездарно тратить свое время на нее, а твое призвание — в том, чтобы не допустить этого». Отталкиваясь, вне всякого сомнения, от собственного неоднозначного опыта, Роберт говорил, что ухаживания «важны только для тех людей, у кого есть лишнее время. У тебя и у меня его нет». И резюме: «Не забивай себе голову девушками и не влюбляйся в девушек, если только сможешь: НЕ СЧИТАЙ ЭТО СВОИМ ДОЛГОМ. Попробуй, наблюдая за собой, уяснить, чего ты на самом деле хочешь. Если это тебе понравится, постарайся этого добиться. Если нет, попытайся от этого избавиться». Роберт и сам признавал, что рассуждает, как догматик, однако выражал надежду, что его слова пригодятся брату как «плод и результат моих любовных потуг. Ты очень молод, но намного взрослее, чем я был в твоем возрасте».

Роберт не ошибался: его брат был намного более зрел, чем он сам в этом же возрасте. Фрэнк унаследовал голубые, как лед, глаза и непослушный вихор черных волос. Долговязый, как и все Оппенгеймеры, он вымахал под метр восемьдесят при весе всего 61 килограмм. Фрэнк во многих отношениях был одарен не меньше старшего брата, но в отличие от него не испытывал постоянного давления безотчетной нервной энергии. Если Роберт подчас напоминал в своих увлечениях маньяка, то Фрэнк источал спокойствие и неизменное дружелюбие. В отрочестве Фрэнк поддерживал отношения с братом дистанционно, в основном через переписку, встречаясь лично только во время короткого отпуска, когда они вместе ходили под парусом. И только в ходе совместной поездки без родителей в Нью-Мексико Фрэнк сблизился с братом, став взрослым.

Братья остановились на ранчо Кэтрин Пейдж «Лос-Пиньос». Невзирая на постоянный кашель, Роберт настаивал на продолжительных поездках верхом по окружающим холмам. Они обходились арахисовым маслом, консервированными артишоками, венскими сосисками, вишневым ликером и виски. В пути Фрэнк слушал восторженные рассказы Роберта о физике и литературе. По вечерам старший брат доставал потрепанный томик Бодлера и вслух читал стихи у костра. Летом 1928 года Роберт также прочитал повесть Э. Э. Каммингса «Огромная комната» о его четырехмесячном заключении во французской тюрьме для военнопленных. Оппенгеймеру нравилась мысль Каммингса о том, что человек, даже если его лишить всего, что он имел, способен обрести духовную свободу в самых суровых условиях. Эта история приобретет для него новый смысл в 1954 году.

Фрэнк Оппенгеймер замечал, что все увлечения брата были непостоянны. Роберт, похоже, делил мир на людей, которые заслуживали того, чтобы уделять им время, и тех, кто этого не заслуживал. «Для первой группы, — говорил Фрэнк, — все было чудесно. <…> Роберт желал, чтобы все и вся в его окружении были особенными, его энтузиазм передавался другим, и они действительно чувствовали себя особенными. <…> Однажды посчитав кого-либо достойным своего внимания или дружбы, он постоянно писал или звонил этому человеку, делал ему мелкие одолжения, дарил подарки. Он не умел быть заурядным. Его рвение распространялось даже на марки сигарет, возводя их в особый статус. Закаты солнца у него всегда были самыми яркими». Фрэнк обратил внимание, что брату нравились люди самого разного склада — и знаменитые, и безвестные, но однажды полюбив кого-либо, он превращал объект любви в героя: «Любой, кто производил на него впечатление своим умом, талантом, умением, скромностью или приверженностью делу, становился хотя бы на время настоящим героем — в его глазах, в глазах самого избранника и в глазах друзей».

Однажды во время июльской поездки Кэтрин Пейдж взяла с собой братьев Оппенгеймеров на конную прогулку в горы за милю от «Лос-Пиньос». Преодолев перевал на высоте 3000 метров, они выехали на луг, примостившийся на склоне Грасс-Маунтин, покрытый густым клевером, синими и пурпурными альпийскими цветами. Желтые и веймутовы сосны обрамляли величественный вид на горы Сангре-де-Кристо и реку Пекос. На высоте 2800 метров на лугу стояла хижина, построенная из полубревен, скрепленных глиняным раствором. Одну стену хижины занимал очаг из обожженной глины, узкая деревянная лестница вела наверх к двум маленьким спальням. На кухне имелись раковина и дровяная печь, но не было водопровода. Единственный подставленный всем ветрам туалет с выгребной ямой находился в самом конце крытой веранды.

— Нравится? — спросила Кэтрин Роберта.

Когда он утвердительно кивнул, Кэтрин объяснила, что хижина и 154 акров пастбища с ручьем сдаются в аренду.

— Хот твою дог! — в восторге воскликнул Роберт.

— Нет. Перро твою калиенте! — пошутила Кэтрин, буквально переведя американское выражение на испанский.

Зимой того же года Роберт и Фрэнк убедили отца подписать договор об аренде ранчо сроком на четыре года и назвали его «Перро Калиенте». Семья продолжала арендовать собственность до 1947 года, когда Оппенгеймер выкупил участок за 10 000 долларов. С тех пор ранчо служило ему личной резиденцией.

Пробыв в Нью-Мексико две недели, братья ранней осенью 1928 года присоединились к родителям в роскошном отеле «Бродмур» в Колорадо-Спрингс. Оба взяли несколько начальных уроков вождения и купили подержанный шестицилиндровый родстер марки «крайслер». Они планировали доехать на машине до Пасадены. «С нами происходили всяческие злоключения, — преуменьшил размеры неудач Фрэнк, — но мы в конце концов прибыли на место». Недалеко от Кортеса, штат Колорадо, когда за рулем сидел Фрэнк, машина заскользила юзом по гравию и опрокинулась кверху колесами в водосток. Ветровое стекло разбилось вдребезги, полотняный тент был изорван. Роберт сломал правую руку и две кости в правом запястье. Доехав до Кортеса на буксире, они отремонтировали машину, однако на следующий вечер Фрэнк умудрился врезаться в скалу. Потеряв возможность двигаться дальше, они провели ночь на пустынной земле, «потягивая из бутылки… и посасывая лимоны, которые у нас оказались с собой».

Когда братья наконец добрались до Пасадены, Роберт прямиком отправился в лабораторию Калтеха. С рукой на ярко-красной перевязи, растрепанный и небритый, он с порога заявил: «Это я, Оппенгеймер».

«Ах, Оппенгеймер, говорите? — откликнулся профессор физики Чарльз Кристиан Лауритсен. Он подумал, что новоприбывший «был похож скорее на бродягу, чем на преподавателя колледжа». — Значит вы сможете мне помочь. Скажите, почему этот адский каскадный генератор напряжения работает неправильно?»

Однако Оппенгеймер вернулся в Пасадену лишь для того, чтобы собрать вещи и приготовиться к возвращению в Европу. Весной 1928 года ему поступили предложения работы от десяти американских университетов, включая Гарвард, и двух европейских университетов. Все они предлагали привлекательные должности с хорошей зарплатой. Роберт решил принять двойное предложение — должность преподавателя кафедры физики, одну в Калифорнийском университете в Беркли, а одну — в Калтехе. В каждом из них он планировал вести занятия по одному семестру. Беркли Оппенгеймер выбрал потому, что местный курс физики страдал недостатком теории. В этом смысле Беркли был «пустыней», и Оппенгеймер подумал, что «там неплохо было бы что-то начать делать».

Однако он не собирался «начинать что-то делать» сразу же после приезда, потому как ранее подал заявку и был утвержден на грант, позволявший провести еще один год в Европе. Роберт все еще нуждался в дополнительной закалке, особенно в области математики, которую мог предоставить год постдокторской учебы. Роберт хотел заниматься под началом Пауля Эренфеста, прославленного физика Лейденского университета в Нидерландах. Направляясь в Лейден, Роберт рассчитывал провести один семестр с Эренфестом, после чего перебраться в Копенгаген, где надеялся познакомиться с Нильсом Бором.