Точка Лагранжа (СИ) - Батыршин Борис. Страница 8

Хотя — могу ошибаться, конечно...

Память — штука малопредсказуемая. Порой она скрупулёзно сохраняет подробности ненужных незначительных событий, имевших место много лет назад, но одновременно в её тёмных закоулках совершенно теряется то, что произошло в то же самое время — гораздо более значительное, по-человечески важное и… трагическое. И, затерявшись там, это всё же существует, оно есть — но не подаёт признаков своего существования, пока не возникнет обстоятельство, прямо на него указывающее, и вот тогда — всплывает из черноты забвения, чтобы поставить всё с ног на голову и подвигнуть к таким вещам, о которых иначе и не задумался бы…

Она появилась в начале сентября, буквально на следующий день после памятной поездки в Серебряный Бор. Я возвращался из школы и увидел у нашего подъезда фургон с надписью «Грузовое такси» на борту — трое небритых грузчиков выносили из него столы, шкафы, шифоньеры, а вокруг суетилась миниатюрная миловидная женщина с ярко выраженными семитскими чертами лица, и ещё более миниатюрная и симпатичная девочка примерно моего возраста. Когда я подошёл к двери, она держала створки, пропуская грузчика со штабелем картонных коробок; тот неловко споткнулся о порог, коробки закачались — и посыпались бы, не подхвати я верхнюю. Грузчик буркнул что-то матерное и потопал вверх по лестнице, не озаботясь судьбой утерянного имущества. Я же обернулся к девочке — и буквально наткнулся на совершенно детскую, и вместе с тем задорно-очаровательную улыбку». Спасибо, — сказала она. — Поставьте здесь, возле лифта, мы потом заберём» — на что я выдавил из себя «Да ничего, мне не трудно…» и направился вслед за грузчиком, ощущая всей спиной лёгкие шаги и обворожительную улыбку внезапной знакомой.

Её звали Мира — об этом она сообщила мне, стоя перед распахнутой настежь дверью пятого этажа. Они с матерью (отца у Миры не было, но об этом я узнал позже) только что получили эту квартиру и вот, перебираются на новое место. Я ещё раз выслушал благодарность от дочери, занёс коробку в прихожую, получил обменялся парой слов с мамой (Так вы наш сосед? Лёша? Заходите как-нибудь в гости, Лёша, мы с Мирочкой вас чаем напоим, только вот порядок наведём…), распрощался и заторопился вверх по ступенькам — и пролётом выше, уже перед нашей лестничной клеткой споткнулся и едва не полетел с ног от внезапно нахлынувшего узнавания.

Потом, когда я получил возможность хорошенько всё обдумать, стало ясно, почему это напрочь вылетело у меня из головы. Мира не училась в одном со мной классе, или хотя бы в одной школе — мать записала её в другую, с двух кварталах ближе к метро. И в нашем подъезде они прожили всего ничего, каких-то три дня. Наверное, даже вещи не успели толком разобрать и мебель расставить, когда одним недобрым сентябрьским вечером в четверга Мир, возвращаясь из школы, (другой уже музыкальной — еврейская девочка, и чтобы не училась музыке?) за ближними гаражами была зверски изнасилована, а потом убита, зарезана какими-то подонками. Видимо, дело было в том, что в «тот, другой раз» я толком не успел с ней познакомиться, и даже не воспользовался полученным приглашением на чай. И маму Миры я больше так и не видел — на следующий день после гибели дочери её увезла «скорая», как потом говорили соседки по подъезду, в психиатрическую клинику. Квартира их несколько месяцев стояла пустая, потом в неё заселились другие люди… в общем, черноглазая улыбчивая девочка Мира и её мама с их страшной судьбой канули в чёрные омуты моей памяти — чтобы вынырнуть оттуда вот сейчас, на лестничкой площадке перед обитой дерматином дверью нашей квартиры. Всего за три дня до того ужаса, который должен с ними произойти.

Дома меня никто не ждал — Бритька и бабулин обед не в счёт, — и я, не переодеваясь, присед на стул в своей комнате и принялся думать думу.

Итак, что мы имеем? А имеем мы сведения о предстоящей трагедии — и если не попытаться как-то пустить их в оборот, предотвратить, спасти — как после этого без отвращения глядеть на своё отражение в зеркале по утрам, в ванной? Но… как? Обращение в милицию исключено — что я им там скажу? Что мне привиделось, будто на нашу новую соседку по подъезду нападут злодеи с ножами? Так я даже не знаю, кто это такие — «том, другом» семьдесят пятом году их так и не поймали, правда всплыла гораздо позже, в конце восьмидесятых, и узнал я о ней сугубо случайно — маме рассказала соседка, в свою очередь, узнавшая это от родственника, служившего в нашем Октябрьском РУВД. Помню только, что один из убийц вроде бы, отсидел по малолетке, был опущен на зоне, причём уголовники наградили его ещё и сифилисом, озлобился на весь свет и, оказавшись на свободе, решил отомстить за свою загубленную молодую жизнь. Что и проделал в сентябре семьдесят пятого за гаражами вместе со своим шестнадцатилетним приятелем, причём жертва была выбрана случайно — соседка говорила даже, что ублюдки разыграли её в карты. Впрочем, этому я не слишком-то верю: пожилые кумушки, к которым относилась мамина «информаторша», обожают такие вот жуткие подробности и сплошь и рядом додумывают их, сами того не осознавая.

В общем, обращаться к родителям бессмысленно — отец в своём Калининграде до пятницы, соваться с таким к маме или деду — нет уж, увольте! Друзей, которых можно было бы подписать на такую разборку у меня пока нет. А хоть бы и были — да окажись здесь каким-то чудом Середа, Юрка-Кащей и француз Шарль, мне и в голову не пришло посылать их на зековские перья. Они бы пошли, не вопрос — но ведь не в них дело, а во мне…

Вариант с милицией тоже отпадал: даже если меня прямо из отделения не отправят по тому же адресу, по какому вскоре уедет мама Миры, что они могут мне сказать? «Если что-нибудь случится — приходите, будем разбираться, а сейчас — не можем же мы приставить охрану к каждой школьнице на районе? Если волнуешься так, то уговори её мать не выпускать дочку из дома, а если не выйдет — сам встреть и проводи до подъезда. Парень ты, вроде, крепкий, глядишь, злоумышленники поостерегутся вас задевать!»

А что, этот прозвучавший в моём воображении совет «дяди милиционера» пожалуй, неплох. «Если хочешь, чтобы нечто было сделано хорошо, делай это сам» — старый, проверенный веками подход. Пожалуй, и я им воспользуюсь: разумеется, ни о каких уговорах не отпускать Миру в музыкальную школу речи не идёт, не настолько я с ними знаком. А вот проводить — это, пожалуй, вариант. В памяти отложилась ещё одна ускользающая деталь: вот я тороплюсь после уроков домой — и перед домом встречаю Миру. Она одета в какую-то пёструю курточку, из-под которой выглядывает подол длинной до коленей, юбки; весёлая, улыбающаяся, как и при той, первой нашей встрече, в руках — скрипичный футляр. Видимо, тогда она и шла на своё последнее занятие в музыкальной школе…

А что, мысль — поздороваться, завязать разговор и как бы между делом предложить проводить её вечером, на обратном пути. Это у «четырнадцатилетнего-меня» могло бы не хватить духу вот так, внаглую, напрашиваться на встречу с малознакомой симпатичной девчонкой, но мне-теперешнему смешно даже думать о каком-то там смущении.

И ещё кое-что. А если злодеи всё же не поостерегутся и выберут жертвами нас обоих? Я, конечно, здорово окреп за это лето, но связываться с двумя подонками при перьях, один из которых имеет вдобавок хоть какую, а зоновскую выучку владения ножом — нет, идея эта никуда не годится, даже с учётом балисонга в кармане и кой-каких унаследованных из прошлой жизни навыков. Взять с собой Бритьку? А что, мысль недурна — хоть она готова облизать с ног до головы любого встречного, вряд ли те двое настолько отморожены, что рискнут просто так, на пустом месте наезжать на двоих в сопровождении довольно-таки крупной собаки! Но тут имеется нюанс — если те двое и минуют нас, то где гарантия, что они не найдут другую, беззащитную жертву? Да хоть мою маму — она как раз в это время возвращается домой, и тоже проходит мимо тех злополучных гаражей…