Девятнадцать стражей (сборник) - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 103

– Боюсь, вы неправильно…

– Оставьте, инспектор! Все я правильно – и понял, и оценил. Разыграно как по нотам. Подловили, чтоб вас!.. А теперь уж – какой мне смысл прикидываться? Скажите только одно: как вы меня вычислили?

Мистер Хук рассеянно пожал плечами.

– Я нашел бывших одноклассников бывшего мистера Радзиновича. У одного сохранилась фотография всего класса, за год до выпуска. А потом я увидел вас.

– Браво! Отличная работа, инспектор! Но давайте договоримся вот о чем: Роберт Радзинович был тем еще подонком. Он умер в Нью-Лондоне, вскоре после известного нам обоим поступка. Он умер – и появился Питер Поллард, тоже, в общем-то, не святой, но по крайней мере честный человек. Да-да, мистер Хук, честный! Преступник? Безусловно. Но – искупивший хотя бы часть своей вины. Питер Поллард не станет преследовать того, кто прикончил его когдатошних дружков. Хотя бы потому, что это дружки не его, а Радзиновича. Питер Поллард предпочел бы, чтоб циркачу скостили срок и вернули его на Остров. Но если циркач решит остаться здесь – пусть живет, никто его не тронет.

– А если, – спросил инспектор, – этот господин останется здесь и попытается убить Роберта Радзиновича? Чтобы восстановить справедливость так, как он ее понимает?

Помощник шерифа сощурился, глядя на круживший в небе силуэт жальвороны.

– Сколько он здесь уже, этот мистер? Месяцев пять? И до сих пор даже не попытался? Вы умный человек, но и он, похоже, не дурак. Поговорите с ним, задайте свои вопросы. И убедитесь, что он передумал. А если нет – объясните, что опоздал. Просто опоздал.

Питер Поллард снял с Красавчика кожаный наголовник, отвязал и перекинул поводья через голову. Дал страусу напиться из поилки, затем запрыгнул в седло.

– Нужна будет помощь – спросите в ратуше. Да, имя-то вы мне хоть назовете?

– Дэвид Шлоссман.

– Шлоссман, Шлоссман… – Он нахмурился. – Погодите, неужели Ловкач Дэвид? Вот ведь как… Он вернется со дня на день, уехал с шерифом на охоту. Поговорите с ним, инспектор. Клянусь собственным ошейником, вы напридумали себе много лишнего. Совпадение забавное: он и я, в одном городке… но нет, уверен, это именно что совпадение. – Он коснулся края своей шляпы – Хорошего дня, мистер Хук. И добро пожаловать в Хокингленд.

Красавчик встряхнул крыльями и размашистой рысью двинулся в сторону площади. Питер Поллард держался в седле прямо, ни разу не оглянулся. Ему кивали прохожие – он кивал в ответ, а с портнихой, госпожой Шелдон, даже перекинулся парой-тройкой слов.

Инспектор наблюдал за ним, сложив руки на груди. Затем, когда помощник шерифа добрался до площади и вошел в здание ратуши, мистер Хук вернулся в «Курносую». Заплатил за обед, проигнорировав неубедительные возражения Барни Скорпиона. Затем подсел к старому Тому и спросил, не откажется ли тот выпить с ним по кружечке-другой.

Том, разумеется, не отказался.

2. Что в Ухо влетает

Миражные Пустоши начинались сразу за рекой – и с окраины Плевка было видно, как встают над ними призрачные башни, колоннады, шпили храмов. В вечерних сумерках они мерцали малиновым, лимонным, антрацитовым; переливались, на миг пропадали, затем вспыхивали снова. Были похожи на коралловые рифы или гнезда термитов – если, конечно, те и другие на самом деле выглядели так. Разумеется, мистер Хук видел их только на картинках и фотоснимках. Как и все люди на Виктории.

– Впеч’тляет, а? – Том Третье Ухо повел рукой так, словно хвастался собственными владениями. – Они все этого не замечают. Попривыкли, сэр. – Он сплюнул, шмыгнул длиннющим своим носом. Покачал головой – и воздетые к небесам остатки седых волос закачались в ответ, словно метелки сизой травы. – А я г’рю: к такому-то невозможно привыкнуть. Это ж страшней слепоты, страшней сум’шествия: видеть красоту – и не замечать.

– Ну, это опасная красота, насколько я понимаю, – осторожно сказал мистер Хук. Он придержал старика под локоть: от переизбытка чувств и алкоголя Том постоянно кренился набок. – Надо полагать, в Пустошах обитает немало хищных тварей? И ядовитых вдобавок?

Третье Ухо сосредоточенно пожевал губами, вскинул пышные, мохнатые брови:

– Ужасно немалое. И преядовитейших. Баракулы! Хрящеватые питоны! Лассовёртки! – Он обернулся к мистеру Хуку – А вы что ж не записываете? Для газеты? А?

– Я запоминаю. Я ведь вам уже говорил, в «Курносой»: у меня хорошая память.

– Точно! Точно! Вы славный малый, мистер Хук. А знаете п’чему? Вам ин-те-рес-но! Им – нет! Вам – да!

– А вы – прекрасный рассказчик, мистер Том.

Старик фыркнул и повел из стороны в сторону крючковатым пальцем.

– Э нет! Мне чужой славы не надо. Я – как и вы, мистер Хук. Я умею слушать.

Он ухватился свободной рукой за расшатанные перила веранды. Те протяжно скрипнули, но выдержали.

– Зайдете, мистер Хук? Вып’ть не предлагаю: дома не держу. Закон! Закон и порядок! Пр’выше всего! А вот чайку заварю – будете чайку?

– Давайте-ка лучше я сам.

Они поднялись на веранду, и мистер Хук опустил худое тело старика в кресло-качалку.

– Там… – сказал Третье Ухо. – На кухне… Разб’ретесь. Я ж разобрался, когда въехал.

Историю эту он уже рассказывал мистеру Хуку трижды, причем всякий раз расцвечивая новыми подробностями. Старый Том прибыл в Хокингленд в возрасте восемнадцати неполных лет – по своей воле, наслушавшись сладких речей вербовщика. Отслужил солдатом еще столько же, потом, преследуя двух беглых каторжников, знаменитых братьев Николсов, получил увечье; был списан, пенсии едва хватало, чтобы сводить концы с концами, поэтому напросился в подмастерья к тогдашнему башмачнику, Джереми Бутылочке. Многие смеялись: Том Стрелок, лишившись двух пальцев, собрался тачать башмаки – ну не умора ли! А вот когда Бутылочку хватил удар – тогда-то запели по-другому. «В Хокингленде, – посмеивался Третье Ухо, – без хорошей обуви далеко не уйдешь!» Семьей он так и не обзавелся («кому сдалась такая обуза!»), жил в свое удовольствие: не бедно, но и не в роскоши. Прикладывался к бутылке едва ли не каждый день, пока однажды не проснулся на краю Пустошей. «Там еще стоит крест над могилой младшего Николса, там он меня и подстрелил, ну а я, стал-быть, его». С тех пор старый Том оставил комнату в «Курносой» и перебрался в одну из заброшенных хибар на юго-восточной окраине Плевка. Не потому, что стало туго с деньгами. Просто решил на время завязать с выпивкой. Испугался за собственный рассудок. Это потом уже понял, что голоса звучат в его голове совсем по другим причинам. Что с ним разговаривают мертвые.

Ни доктор Уэбб, практиковавший в Плевке, ни его коллега из расположенного южнее Уоллес-Сити помочь ничем не могли. Даже тогдашний ветеринар, приятель Тома мистер Грегори Долан, разводил руками. Старый Том, по их мнению, был здоров настолько, насколько может считаться здоровым человек, проживший в Хокингленде четыре десятка лет.

Жизнь башмачника в который раз переменилась. Теперь он пропускал стаканчик-другой только по выходным, за воротник же закладывал лишь по большим праздникам. И чаще молчал, чем разговаривал, но уж когда открывал рот – рассказывал причудливые истории из прежних времен. В том числе – те, о которых попросту не мог знать.

О голосах Том старался упоминать пореже, но иногда – вот как сегодня – просто не мог сдержаться.

– Исайя Хейм был тем еще с’киным сыном! Но он сделал Хокингленд пригодным для жилья. Пра’ил железной рукой. Его так и звали: Хейм Железная Рука! Сама Королева считалась с его мнением, а уж губ’рнаторы!.. Ха! Он пережил пятерых. Пятерых! И каждому прямо говорил: «Не мешайтесь, сэр. Я, – говорил, – как и вы, служу закону и порядку».

Том протяжно зевнул и заворочался в кресле.

– Умный… – пробормотал, – умный с’кин сын! Если б не он, все бы здесь развалилось к чертовой матери. А все п’чему? А?..

– Почему же? – спросил мистер Хук. Он вышел на крыльцо с двумя дымящимися кружками. Поставил одну на столик перед Томом, другой отсалютовал ему.