Девятнадцать стражей (сборник) - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 23
В тот день, когда он наконец-то решил, что готов поговорить с Коршуном и Пеплом, «Черная звезда» повстречала торговый фрегат. После схватки с Шамоли прошло двенадцать дней, и пираты успели заскучать. Когда «Черная звезда» догнала бедолагу-торговца и вцепилась ему в борт абордажными крючьями, они яростно бросились в атаку, и вскоре палубы обоих кораблей оказались залиты кровью. Когда Глинн выбрался из трюма, все уже закончилось… Правда, на захваченном фрегате оказался пассажир, привлекший внимание Коршуна. Глинн впервые увидел капитана «Черной звезды» таким взволнованным. Куда только подевалось его ледяное спокойствие? Коршун, выглядевший лишь самую малость растрепанным, словно не ему только что пришлось как следует помахать саблей, ходил вокруг пленника, не сводя с него яростного взгляда. А тот стоял, горделиво расправив плечи, и улыбался, презирая опасность; он был магусом, как и Коршун, и их явно что-то связывало. Но Глинн даже не успел как следует приглядеться, потому что Коршун, остановившись напротив незнакомца, что-то ему сказал – и тот вдруг побледнел, схватился за горло и рухнул на палубу, как подкошенный.
Глинн побрел обратно в кубрик, разом утратив былую решимость. Он хотел побыть в одиночестве, но увидел Пепла, который лежал на его койке, закинув руки за голову, и задумчиво глядел куда-то вверх.
– Мне показалось, или ты хотел о чем-то поговорить? – будничным тоном поинтересовался моряк, продолжая лежать.
Глинн пожал плечами и присел на соседнюю койку.
– Вчера вечером мы с капитаном, Багой и еще кое-кем обсудили твою судьбу, – сказал Пепел, не дождавшись ответа. – Он хотел тебя оставить. Не в качестве трюмного раба, нет… Коршун умеет влиять на людей по-другому, он отдает приказы, которым нельзя не подчиниться.
– И что же? – хрипло спросил Глинн.
– Его отговорили. Бага сказал, что мы отлично справлялись и без водочтеца – незачем, дескать, держать на борту того, чьими глазами смотрит Великий шторм. – Пепел ухмыльнулся. – Как видишь, даже пираты становятся поэтами, когда вспоминают о смерти. В общем, мы приняли другое решение. Твоему отцу и братьям принадлежит торговая компания, верно?
От этих слов Глинн похолодел. Он и не подумал, что может вернуться домой столь позорным образом, да и может ли? Узнав о его бегстве из Ниэмара и о том, что последовало, Джельен Тамро и его сыновья наверняка предпочтут забыть о кровном родстве навсегда. Пиратам это не понравится.
– Раз уж водогляд… – тихонько сказал он, не поднимая глаз. – Водочтец… для людей вроде вас так ценен, я мог бы…
Он не смог договорить.
Пепел рассмеялся.
– Ты считаешь, что мог бы отработать свою свободу? – с горечью спросил он. – Мог бы и впрямь стать одним из нас, помочь нам выследить какой-нибудь лакомый кусочек, а потом отправиться обратно в Ниэмар или куда-то еще? Видишь ли, мальчик, если уж ты становишься пиратом, то, как правило, не на время, а навсегда. И скажи-ка мне, положа руку на сердце, ты и впрямь считаешь, что сможешь это сделать?
На этот вопрос Глинн мог ответить. Он ощутил ответ, когда увидел, как Коршун убивает словом; в тот же миг его новообретенные чувства, сделавшиеся такими привычными, что он перестал их замечать, отказали все разом. Он ослеп и оглох, замер в пустоте, будто висельник над водой, и окружавшие его моряки превратились в чудовищ, странным образом похожих на людей. С чего он взял, что понимает их? Как он мог их не бояться? Почему вообще он не умер от страха, когда понял, куда попал?..
– Так я и думал, – сказал Пепел, вставая. – Капитан ждет тебя в своей каюте после ужина. Я там тоже буду. Приходи… расскажешь нам о компании твоего отца, чтобы Коршун смог понять, сколько стоит твоя голова.
Он ушел, и Глинн наконец-то остался в одиночестве.
А когда настало время поговорить с капитаном, он рассказал совсем не то, что пираты ожидали услышать.
– Жемчужная гавань? Забери меня Шторм, ты поверил? Ты, Пепел? Я знаю тебя десять лет…
– Больше.
– Какая разница?! Я и не думал, что ты веришь в бредни про несметные сокровища Саваррена. О нем чего только не рассказывали за все это время… Подумать только, целый потерявшийся город! Остров, который стерли из памяти всех навигаторов! И кто его стер? Да сам Великий шторм! Нам, простым смертным, не стоило бы туда соваться.
– О, что я слышу? Неужели ты хоть на миг поверил, что он все-таки существовал?
– Глупости! Я лишь пытаюсь рассуждать…
– Увиливаешь.
– Пепел, хватит! Ты пытаешься втянуть меня в какое-то странное приключение, от которого точно не будет пользы. Хоть Альтимей от нас не так уж далеко, если пойти напрямую через… нет! Я даже слышать об этом не хочу! И хватит ржать!..
Чтобы попасть в Жемчужную гавань, «Черной звезде» понадобилась неделя. Глинн забросил попытки нарисовать в уме карту островов, мимо которых они проплывали, и запомнил лишь одно: если не идти проторенными дорогами, путешествие может стать весьма недолгим.
Еще, конечно, им повезло с ветром.
«Так часто бывает, – сказал Пепел, усмехаясь, – стоит замыслить какую-нибудь глупость, и тебя как будто кто-то подталкивает в спину. У Шторма, знаешь ли, тоже есть чувство юмора – и он не прочь посмеяться, когда кто-то ведет себя как полный краб». И тем не менее они с Коршуном оба повели себя как обезумевшие крабы, согласившись проверить ту историю, которую Глинн им рассказал. Они не видели письма, они никогда не бывали в Библиотеке и не трепетали при мысли о том, что можно протянуть руку и коснуться слов, написанных столетия назад. Вряд ли это вообще могло их тронуть. Жемчужная гавань была для них потерянной сокровищницей, только и всего.
Глинн испытывал двойственные чувства. Он хотел и не хотел увидеть древний город именно там, где тому полагалось быть. Это была его мечта, это была его находка, и грязные пиратские лапы не должны были к ней прикасаться… Но, желая сберечь иллюзию, он мог причинить боль живым людям.
И вот однажды утром Глинн проснулся, ощутив приближение земли, пока еще скрытой в тумане. Он быстро оделся и выбрался на палубу как раз в тот момент, когда фрегат тихонько загудел, сообщая всем о том, что чтецу воды уже было известно. Он не мог найти себе места, пока «Черная звезда» неторопливо подходила к острову с юго-запада, и почти не слышал Пепла, который отпускал одну за другой шуточки о мечтательных студентах, которые открывают не те двери и читают не те книги.
Потом шутки стихли.
Саваррен, Жемчужная гавань, был волшебным видением в розоватом сиянии рассвета, он был настоящим – из камня и дерева, – но выглядел так, словно вырос из недр затерянного в Океане острова, на который полторы тысячи лет не ступала нога человека. Он ждал их, достаточно удачливых, чтобы обнаружить подсказку, достаточно безумных, чтобы отправиться в путь, достаточно смелых, чтобы не повернуть обратно при виде цели. Его башни, конечно, не пронзали облака, но все-таки поднимались высоко над кронами древних деревьев, словно иглы из молочно-белого стекла. Эти башни свидетельствовали, что открывшийся их взглядам город был старше, чем считалось, – ведь построить такое могли только Основатели, пришельцы из другого мира.
Уже в самой гавани они стряхнули наваждение и вспомнили, что когда-то здесь произошла катастрофа. Теперь ее следы были хорошо заметны – значительная часть домов оказалась разрушена, набережная вздыбилась, будто ее приподняло подземное чудовище, а зелень отвоевала себе изрядную часть кварталов, где раньше обитали люди и магусы. Но даже изувеченный и ослабевший, Саваррен производил такое сильное впечатление, что и хладнокровный Коршун не сразу пришел в себя.
– Дно покрыто осколками окрестных скал, отколовшимися во время землетрясения, – слишком мелко, «Звезде» не пройти, – проговорил он севшим голосом. – Доберемся до берега на лодках.
Пепел посмотрел на Глинна и кивком приказал идти следом.
Лишь ступив на берег, он по-настоящему осознал, что произошло. Это и впрямь была Жемчужная гавань, Саваррен. Это было, наверное, самое удивительное открытие за последние сто лет. И где же удалось найти ожившую легенду? Чуть ли не под носом у альтимейцев, которые за время, минувшее после загадочного исчезновения Саваррена, успели дважды отстроить свой город, прославиться во всех окрестных морях и вновь соскользнуть в пучину забвения. И никто, никто ничего не заметил…