Советник - Демина Карина. Страница 5
– Тогда, думаю, они и сами вспомнят о предсказании Анноры.
Баронесса взяла в руки книгу в темной обложке.
– А тебе стоит жениться.
– Мама!
– Ты единственный наследник, дорогой. И твой наставник согласен.
Миха на всякий случай кивнул. Не то, чтобы он был так уж согласен, но возражать баронессе сейчас явно не стоило.
– Мир на краю гибели!
– Вот именно. Мир на краю гибели, а у тебя ни одного наследника! Даже бастардами не обзавелся.
Уши у Джера покраснели, да и кончик носа тоже.
– Я понимаю, что твоя невеста еще не достигла женского возраста, но… она ведь не одна.
– Я слово дал!
– И никто с тем не спорит. Де Варрены всегда держат слово, – почему-то в словах баронессы почудилась насмешка. – Однако сейчас особые обстоятельства. И да, ты ведь не обещал, что она будет первой женой.
– Чего ты хочешь?
– У моего дорогого брата остались две дочери.
Наследницы.
– Старшая уже в нужном возрасте и вполне способна произвести дитя. Да и сама девушка мила, скромна, воспитана.
– А еще имеет права на замок? Так?
Баронесса пожала плечами. Мол, лишний замок в хозяйстве всегда пригодится.
– Мама… это просто…
– Невозможно, – подал голос Миха, за что и получил недовольный взгляд. – Слишком близкое родство.
Джер выдохнул и с явным облегчением.
– Мой отец взял в жены свою кузину, а до того его отец…
– Именно. И если Джер последует их примеру, то дети его родятся уродами, – Миха поднялся. – Если вам так охота его женить, то пускай. Но выберете уж тогда кого-нибудь… поздоровее, покрепче и не близкую родственницу.
Сказал и удалился.
Быстро.
Пока баронесса не пожелала еще какого-нибудь совета испросить.
Во сне Винченцо снова горел. Жар исходил изнутри, грозя испепелить, и кажется, легкие плавились, ребра готовы были потечь раскаленным металлом. И когда он уже почти-почти вспыхивал, чтобы превратиться в пепел, сон отступал.
И Винченцо осознавал себя, настоящим, лежащим в постели, промокшей от его пота.
Он хватал воздух губами и давил в себе крик.
Снова.
И опять. И даже когда он честно пытался удержаться на грани, все равно засыпал, выпуская огонь из-под контроля. А потом просыпался.
И в очередной раз он просто повернул голову, вцепившись в подушку зубами. Именно тогда на лоб легла ледяная ладонь.
– Плохо? – темнота скрывала Миару, но Винченцо узнал её голос. И едва не расплакался от облегчения, от осознания, что он не один. – Ты горишь весь. Лихорадка?
Рука не убиралась, и держала его в сознании своим холодом, силой, что пробиралась сквозь нее. Винченцо закрыл глаза.
В груди болело.
Тело болело.
Особенно ноги. Сейчас он ощущал их, каждый треклятый осколок кости, который составили, притянули силой к другим, но не срастили.
Рука убралась.
– Не уходи, – если бы он мог, он бы поймал Миару. Усадил бы рядом. Просто так. Просто, чтобы сидела. Но сил не было даже на то, чтобы приподняться.
– Куда я от тебя уйду, – её рука скользнула под голову. – Это просто лихорадка. Ничего серьезного. Тело слишком пострадало, вот и отвечает. Пей.
В рот полилось что-то горькое и мерзкое до того, что каждый глоток приходится делать усилием воли. Но он глотает. Лишь бы не ушла. Лишь бы задержалась, пусть даже ненадолго.
– Ты…
– Я сейчас, – она сняла одеяло. – Ты весь вымок. Надо раздеться. Будет неприятно. Повязки тоже сменю, насквозь… вот почему ты просто не сбежал, а?
– Н-не знаю, – от горечи губы онемели. И язык с ними.
Миара стянула с него рубашку, и это тоже было больно. Кожа, кажется, натянулась, и Винченцо ощущал её, тончайшую пленку, готовую лопнуть.
– Давай-ка… нет, простынь я с тебя не стяну.
– Позови.
Должны быть слуги. Рабы. Кто-то, кто поможет.
– Позову, – ладонь снова коснулась лба. – Ты только не вздумай…
Он не дослушал, опять проваливаясь в наполненную болью и огнем бездну. И в ней уже почти сгорел. Привычно даже, если подумать. Правда, на сей раз пламя обнимало нежно, лаская, и боль сгорала раньше, чем сам Винченцо.
Она отступала потихоньку, оставляя место для странных мыслей.
Он глава рода?
Может стать, если захочет… хочет ли? Когда-то мечтал. Робко, потому что это были очень опасные мечты. Узнай кто о них, и Винченцо не дожил бы до рассвета. Сейчас он, кажется, тоже не доживет, а потому можно мечтать смело.
О том, как он вернется в город.
И главный смотритель башни поклонится, признавая право. И как он войдет в эту башню, поднимется по лестнице, уже не презренный бастард, один из многих, а как глава великого рода.
– Глава, глава… пей, – донеслось сквозь пламя. – Будешь сжимать зубы, я их тебе выбью.
Она всегда отличалась заботой и нежностью.
Миара.
Бледная девчонка в темных одеждах.
…иди сюда, я тебе что-то покажу. Видишь?
Птица на ладони. Махонькая. И перья радужные. Такие есть у невесты старшего брата. Их привезли в золотых клетках и Вин смотрел, как одну за другой клетки вносят в башню.
– Откуда она?
Миара смотрит с жалостью.
– Болела. Вот и выбросили. А я взяла и теперь у меня будет своя птица, – она гладила хрупкое тельце осторожно. – Хочешь потрогать?
Вин прикоснулся к лазоревым перьям. И птица чуть дрогнула. Было слышно, как мелко и часто стучит её сердечко.
– Только ты никому не говори, – Миара прижала сложенные вместе ладони к груди. – А то отберет. Она мне не нравится.
Вин кивнул на всякий случай. С Миарой лучше было соглашаться. Да и будущая супруга брата ему тоже не слишком нравилась. Красивая, конечно. И богатая. С ней пришел целый караван големов, груженых не только клетками. Уже целый день рабы только и делают, что вносят в башню вещи.
Мебель.
Кованые заговоренным железом сундуки. Зеркала столь огромные, что одно даже не прошло по лестнице и пришлось поднимать через окна.
Птица шевелится в руках Миары.
– Мы пойдем, – говорит она. – Ты… потом… вечером загляни. Хорошо?
– Я принесу тебе яблоко.
Миару наказали. Вин не знал, за что. Это и не было важно. Наказывали часто, его едва ли не чаще прочих, но сегодня – редкий случай. Он заслужил награду.
Вечером.
Он вернется вечером. Он знает, как пробраться на пятый уровень, где покои Миары. Не только её, конечно, но остальные ему мало интересны.
И пробирается.
А она плачет.
– Птица? – Вин сразу понял, в чем дело. – Это не я! Силой клянусь.
– Дурак, – Миара мигом успокоилась.
Она уже понимала, что слезы нужно прятать.
– Это все Хейхо, служанка… донесла… и не отцу… ничего, я ей устрою… им всем устрою.
Вин протянул яблоко. Удалось стащить два, но одно он сразу съел, а второе вот отдал.
– Спасибо, – Миара вытерла почти сухие щеки. – А она её убила.
– Кто?
– Эта тварь, невеста Теона. Взяла и… сказала, чтобы я не смела трогать её вещи.
Хейхо погибла через месяц. С лестницы упала. То ли голова закружилась, то ли еще что. Служанки у Миары менялись часто.
Птиц же ей отец подарил.
Позже.
Когда она заболела. Целители тоже болеют, особенно, если их до дна выпить.
– Бредишь, – сказали ему ласково. – Ты спи… и не вздумай умирать, слышишь? Я тебе запрещаю!
Винченцо постарается.
Кто-то забрался в постель и лег рядом, такой упоительно холодный, что сила и пламя сами к нему потянулись. И поняли – Миара.
И успокоились.
И…
Он слышал, что перед смертью в памяти многое всплывает, но вот чтобы настолько… и главное, как все запутано.
Последний разговор. И отец. Винченцо не скучает. Наоборот. Он рад, что вырвался. Только отец умер. И пламя горит, обжигает. И кажется, Винченцо готов кричать, предупреждая криком об опасности.
Мертвеца?
Брат.
Алеф. Ходит по палатке. Говорит. Вдохновенно. Уверенно. Он мог бы и не требовать, не пытаться подчинить. Мог бы просто написать, если уж знал, где они с Миарой. Он бы сам не справился. И должен был бы понять. Он ведь умный.