Клетка. Нечеловеческий приём (СИ) - Грозд Евгения. Страница 42
Дальше слушать все эти жуткие и страшные до дрожи в ногах нейрохирургические термины больше не мог. Выкинул вперёд кулак, нокаутировав его на пол.
Льюис усмехнулся и, переведя дыхание, спокойно поднялся.
— К утру Робертс быть не должно. Если не выполнишь, решать проблему буду я и более кардинально. Усёк? Теперь пошёл нахуй отсюда, слюнтяй!
Я сплюнул ему под ноги и вылетел тогда из кабинета…
В висках стучало. Звук выстрела до сих пор в голове. Ощущал капли крови на своём лице, видел её на спецодежде и руках. Ветвями болезненной заразы она обволакивала моё тело, очерняя своим смрадом и тленом. Влетел в раздевалку, наспех натянул одежду прямо поверх рабочей. Мыл руки и лицо до звенящей скрипоты.
В ладонях невероятный тремор. Хотелось рыдать, орать благим матом, лезть на стену от убитой мной совести. Я видел много смертей, столько ненужных и жестоких. Я смотрел на них и ненавидел всех, кто это творил. Старался обособиться от этого. А теперь? Теперь сам бесповоротно переступил эту линию. Одним жутким и решительным шагом. Ради неё. Снова всё ради неё. Из-за неё! Блядь!
Добежал до нашей сраной лачуги, не имеющей удобств и простого быта. Скинул с себя всю одежду и бросил в мусорный пакет.
Ноги и руки холодели, в голове вакуум, язык сводило. Сердце развалилось и стремилось из меня позывами рвоты. Я не мог дышать. Частые и короткие вдохи не наполняли грудную клетку кислородом, а нераскрытые лёгкие вызывали нестерпимую боль под рёбрами.
Виски! Много виски. Опрокинул бутылку, опаляя янтарной жидкостью горло. Захлёбываясь слезами, задохнулся и меня вывернуло наизнанку. Страх перерос в ярую злость. Швырнул полупустую бутыль в стену. Мало. Это не выбило из меня душу. Схватил стул и принялся громить шкафы, мебель и технику. Полностью обессилев, рухнул на пол посреди комнаты. Алкоголь и моральная пустота погрузили, наконец, сознание в беспамятство… Но мне теперь никогда не забыть, что я сделал…
— Пора заканчивать, — подвёл итог Сэм. — Майерс пасёт каждый шаг, а он не глуп, и скоро нас накроют, — оглядел меня. — Ну и хреновая у тебя видуха.
Окинул его нездоровым взором. Заканчивать? Это значит лишь одно. Нет, не могу. Не сейчас. Я не готов. Голова отрицательно затряслась, виляя судорожным маятником.
— Я не могу её убить… Только не её, прошу тебя. Не трогай её… Оставь…
— Слабак! — презрительно фыркнул Льюис.
Его приход тогда в камеру Джилл был целенаправлен и спасло её лишь чудо в лице меня и Майерса. Выкладывая кольт следователю на стол, я убирал Льюиса с своего пути. Знаю, что ненадолго, но мне это даст время, чтобы придумать как вытащить отсюда Джилл и скрыть от легавых и всех этих хреновых защитников.
Но всё пошло к чертям. Блаженное и высокое чувство счастья накрыло голову, когда понял, что Джилл раскрылась для меня. Впервые ощутил её ласку, преданные касания, томление женского тела в моих руках. Она должна стать моей, должна жить. Я могу измениться для неё, могу дать всё то, чего лишил по глупости. Ещё не поздно всё исправить.
Решение было принято. Устроить ей побег или инсценировать самоубийство самый верный вариант. Я обнулю её для Льюиса, для полиции, для всех. Только она и я… Всё получится. Амнезия мне на руку. Я успею показать ей какой на самом деле. Она узнает…
Поверил сам в себя. Душа с радостью стремилась в рай, но вдруг упала, вдребезги разбившись о землю…
Вскрыла вены. Что?! То есть как это?! Не может быть! Ведь всё стало хорошо. Мы были вместе. Душа заболела ещё сильней, чем, когда вырывал её из сердца с корнем, впуская ненависть, как антидот.
" — Я помню тебя. Помню всё, что ты творил со мной! Помню теперь всю свою лютую ненависть к тебе, все твои гнусные и мерзкие действия с моим телом, помню мой страх и отвращение… Я помню тебя, ублюдок, и должна уничтожить. Всё было болью, но больнее ты сделал сейчас, влюбить меня в себя — наивысшая точка твоего садизма. Ты выиграл и этот бой."
Полюбила?! Меня? То чудовище, что сам в себе презираю?! Я давно раб своему телу. Давно променял совесть на гроши. Перестал видеть ту черту между правильным и неправильным. Я — чёртов Адам, что пошёл на поводу у Евы и съел запретный плод. Я тот, кто стёр грани и размыл линию между добром и злом. Я знаю, где она, но это стало всё настолько далеко, что боюсь не найти к ней возврата. А надо ли?
Шок. Снова боль. Ненавидит, потому что любит, а полюбила, потому что просто не помнила. Но память вернулась, а с ней её презрение, умноженное теперь в сотню раз. И Кас. Он тот, за кого она готова бороться — укус на плече это явно доказывал.
Снова алкоголь и злоба увела в туман остатки моей адекватности.
Пора заканчивать, но так, чтобы навечно…
Убить. Вырвать корень моего зла. Поставить точку… Почему так? А как? Её жизнь — гниение моей мерзкой душонки. Моя смерть, кровь на моих руках и огромная дыра в груди…
Вторая пачка сигарет сброшена на пол. Виски не помогает, да и не нужно больше. Весь вечер смотрю на дуло пистолета, который покоится рядом с моей рукой…
— Ты ебанный придурок! — орал Сэм, когда я еле приполз из той хижины. — Ну грохнул её — молодец, а того козла зачем туда приволок? Показал себя! На хрена?! Да и ещё в живых оставил! Ты — психопат, такой же, как твоя шавка!
Не хотел отвечать, да и не мог. Всё внутри ныло и стонало. Я больше не хочу жить… без неё не смогу. Весь смысл своего бытия я самолично закопал в землю. Сгорел дотла.
Сжал пистолет в руке и повернул дулом к себе. Теперь только ты моё спасение от самого себя, моё избавление и орудие наказания. Отключить все лампочки и больше не думать, не жить. Сунул ствол в рот. Палец нащупал спуской крючок. Одно резкое и отчаянное движение, и я выключу этот мир для себя навсегда.
— Если так не терпится, то вали на улицу, — рык Льюиса за спиной. — Отскабливать с пола и стен твои мозги я не намерен. — На колени спланировал обрывок газеты с фотографиями меня и Сэма. — Поздравляю, мы в розыске, потому что Майерс и твоя сучка выжили.
Мой облегчённый и даже радостный выдох. Спасибо, Боже. Жива! Жива! Спасибо!
— Чего улыбаешься, придурок?! Радуйся, радуйся! На тебе теперь два убийства и покушение. Сгниёшь в тюрьме.
Отшвырнул от себя пистолет. Да, срать! Пусть берут. Можно сразу же на гильотину. Она выжила. Мой чудовищный поступок не привёл к столь плачевным обстоятельствам. С неё снимут все подозрения, освободят из клиники. Она станет наконец свободна и её защитят. Уж Майерс позаботиться об этом.
Но снова зудит под рёбрами. Память всё ещё хранит её поцелуи, её руки, глаза, голос. Дико хочу к ней. Обнять, целовать и во всём признаться. Дать ей этот пистолет в руки, чтобы она прикончила и меня, окончательно избавилась от гнёта моей семьи. Поступить так же, как Хулио, вернуть Джилл свободу, которую я так беспощадно забрал.
Что теперь? Мне остаётся лишь уйти! Сбежать, как можно дальше. Боль утихнет, раны затянутся, время вылечит память. Мне необходимо уйти. Уйти от себя. От неё.
Сэм тихо меня презирал, но помалкивал, так как знал, что один не справится. Ищейки шли по следу. Мы провели в "подполье" около месяца, пока нас не посетил неожиданный сюрприз.
Это была молодая женщина лет тридцати в сопровождении четырёх жлобов с оружием в руках. Невысокая, говорила на испанском диалекте Чьяпаса, тёмные волосы под каре, крепкое сбитое тело, маленькое личико. Она смотрела на нас свысока, хоть и была на голову ниже.
— Вы едете с нами, — спокойно осведомила она.
Её сопровождающие мигом оказались за нашими спинами и толкнули двигаться.
— Легче, — гнусно рявкнул Сэм, отчего меня скривило.
Мне было плевать кто они и куда нас ведут, лишь бы кончилось всё побыстрей, но оказалось, что всё только начинается. Нас погрузили в частный самолёт.
Спрашивать куда нас везут и тем более о цели, не имело смысла. Я просто уставился в окно. Через пару часов слепых раздумий понял, что наш полёт протекает через каньоны и сухую песчаную местность.