Восьмая нота Джокера (СИ) - Нова Алёна. Страница 42
─ Это я-то вру? Вчера ты даже не вспомнила про мой день рождения, а завтра о чём забудешь, мам? ─ пытаюсь донести до неё очевидное. ─ Что с тобой случилось?!
Аристарху быстро надоедает моя дерзость и он заключает:
─ С этого дня у тебя больше не будет прежней свободы. И я поменяю тебе психолога – эта, видимо, не справляется с твоими проблемами.
Меня после этого взрывает окончательно. Да кто он такой вообще, чтобы это решать?
─ Мне восемнадцать, не забыли? Я не хотела жить тут и не буду, а вы можете играть в семью без меня.
Порываюсь уйти обратно, бросив тут всё, но отчим вдруг подлетает и хватает за руку до боли.
─ Тебя давно пора перевоспитать.
─ Отпустите меня! Вы мне никто, ясно? ─ буквально выплёвываю ему в лицо, внутренне сгорая от несправедливости. ─ И ты позволишь ему так себя со мной вести, мама?
Она только губы сжимает. Стоит в стороне будто полуживая кукла, у которой только минимальный набор встроенных эмоций, и молча смотрит на то, как меня волокут наверх. Я до последнего надеюсь, что она вмешается. Остановит этот кошмар. Но этого не происходит, и когда мама отводит взгляд, я понимаю, что потеряла её сегодня окончательно.
─ Пустите! Я сегодня же свалю из Вашего дома!
Отчим, не слушая, притаскивает меня наверх, заталкивает в мою комнату, и я не могу удержать равновесия. Падаю, чувствуя себя ненавистно беспомощной. Он запирает дверь, а после снимает свой ремень, а меня пронзает мерзким предчувствием боли.
─ Вы не посмеете…
Аристарх только едва заметно усмехается, подходя ближе.
─ У меня нет выбора.
Пытаюсь встать, чтобы хоть до ванной добраться, только он быстрее. Хватает за лодыжку и замахивается, а я проваливаюсь в ад.
Будто сотни ножей одновременно впиваются в мышцы.
Удары проходятся по спине, по ягодицам и бёдрам, снова по спине, но больно вовсе не от этого.
Они жалят и жгут кожу раз за разом, пока я вспоминаю ту единственную боль, которая разрывала мне ногу, и кажется, разрывает снова, хотя я знаю, что это не так.
Но мозг – забавная штука. Он помнит самое жуткое и возвращает тебя именно в тот момент, когда ты думал, что это конец.
И именно сейчас мне снова так кажется…
─ Надеюсь, ты усвоишь урок, и мне не придётся его повторять. ─ Он уж давно прекратил бить, а я до сих пор там, переживаю свой кошмар. ─ Ты сама виновата, Мишель. Будешь думать наперёд.
Аристарх уходит, оставляя меня скрючившейся на полу, и я слышу, как он звонит нашему классному, сообщая, что я заболела, но звуки доносятся, как сквозь вату.
Всё тело в агонии.
Чувствую, как боль проникает буквально всюду, в каждую клетку, однако даже в таком состоянии вдруг замечаю то, что не бросилось в глаза сразу.
Никаких цветов в моей спальне нет, хотя на том фото их казалось множество. Я даже нахожу в себе силы достать телефон из кармана, чтобы проверить, и фотография по-прежнему на месте.
Похоже, кто-то и правда пытается сделать из меня сумасшедшую, вот только им не нужно сильно стараться.
Я уже почти на грани.
«Ты сама виновата».
Глава 29
«Ты правда заболела?» ─ прилетает через пару часов.
Не отвечаю.
Не потому что физически не вывожу, хотя и это тоже.
Да, боль стала только сильнее, но я просто не могу взять и написать Яну хоть что-то. Он поймёт. Я откуда-то точно знаю, что он даже сквозь буквы сообщения узнает, что со мной случилось, а потом проблемы будут у всех.
«Этот кошак жрёт еду больше себя в два раза, прикинь?»
Едва ли могу разглядеть фото Амура, развалившегося на полу круглым пузиком кверху, но нахожу в себе силы отправить смайлик.
Возникает глупое желание сбежать через окно, прямо как делал Царёв, только спустя полчаса мне становится гораздо хуже. Подскакивает температура, и мою реальность просто размывает, выбрасывая, как мёртвого кита на берег.
С этой минуты для меня открывается персональное чистилище.
Приходят кошмары, разбавленные жаром и галлюцинациями, забирая меня с собой в пылающий мир.
Кажется, рядом посторонний. Он касается меня, приподнимая одеяло, и плевать ему на мои попытки остановить это. Нависает надо мной, говоря, что я наконец-то в его руках, и эти самые руки то и дело трогают. Скользят по взмокшей от пота коже.
Хочется кричать во всё горло, но изо рта вырываются лишь хрипы.
Открываю глаза на пару секунд, и никого нет – только потолок и четыре ненавистных стены.
А потом всё по кругу, словно филь ужасов, который никогда не кончится…
Я даже не знаю, сколько времени нахожусь в таком состоянии.
Пробуждаюсь, выныривая из липких вод, затем снова в него проваливаюсь, и снова.
Потолок. Четыре стены.
Видимо, в какой-то момент заходит мама, хотя, это тоже кажется мне бредом, ведь она извиняется. Гладит меня по волосам, пытается напоить лекарствами, но из её рук ничего не хочу принимать.
Потому что слишком больно.
Слишком неправильно происходящее с нами, и даже в таком состоянии я умудряюсь это понять.
─ Пей, ─ к губам подносят стакан.
Потом мне мерещится бабушка. Её тёплые сухие руки, трогающие лоб, когда я болела в детстве, её родной запах. Знаю, что это невозможно, но если это она, значит, со мной уже всё очень-очень плохо.
─ Я не буду...
─ Пей, если хочешь встать. Не бойся, я взяла эти таблетки из твоей аптечки, ─ успокаивает голос.
Нет, не бабушка. Это наша домработница зачем-то делает ненужную работу. А может, нужную, ведь ей платит это чудовище. Но если так, почему мне хочется ей верить?
─ Зачем Вы мне помогаете? ─ с трудом удаётся привстать.
─ Разве? Этого же никто не видит. ─ Она вроде как улыбается, и я даже могу разглядеть мелкие морщины в уголках глаз.
Мне всё ещё почти невыносимо плохо, но я больше не могу бродить в этой темноте среди своих демонов. Не хочу больше лежать, как недееспособное бревно и упиваться болью, так что решительно беру стакан и лекарства, выпивая всё почти залпом, пока не передумала.
─ Вот так, девочка. Нечего тут умирать. Я же знаю, что ты хочешь попасть на эту свою жуткую вечеринку.
Ага, даже платье себе нахэндмэйдила. Сделала свою версию для Хэллоуина, чтобы не стыдно было в клубе появиться перед мажористыми одноклассниками, вот только есть ли теперь в этом хоть какой-то смысл? Всё теперь кажется таким глупым. Ненадёжным. Эфемерным, как песочный замок.
─ Хотите, чтобы меня окончательно прибили?
─ Повторюсь, а кто узнает? Аристарх с твоей мамой уехали, и я уверила его, что ты будешь под полным присмотром, ведь от меня и мышь не ускользнёт.
Уехали... В моём идеальном мире я должна воспользоваться этой возможностью, чтобы сбежать, но могу ли?
А ещё мне стоило бы задуматься о причинах такой внезапной доброты. Устроить ей допрос, только мы обе знаем, что правда так и не будет сказана.
─ И как же Вы это устроите? Станете моей феей-крёстной?
Чёрт возьми, я реально чувствую себя Золушкой, мечтающей попасть на бал, хотя сказки ненавижу.
─ А мне никто не сможет помешать.
Она уходит, оставляя меня, чтобы ещё отдохнула, но я не могу лежать, даже несмотря на боль.
Тут же лезу в телефон, который у меня почему-то никто не отобрал, а там просто шквал сообщений. Я была в бессознанке три дня. Три дня выпали из моей жизни, но за это время друзей у меня не убавилось, и девчонки отчитывались о происходящем – к слову, в школе ничего нового без меня не произошло.
«Если ты не явишься завтра, мы сами за тобой придём!» ─ последняя угроза от Ники, отправленная пару часов назад, и я вынуждена написать, что только пришла в себя, но обязательно приду. Приковыляю, если понадобится.
Очень обидно, что Ян больше ни разу ничего не написал. Были ещё фото котёнка в то утро, а потом тишина, словно он решил наконец-то меня послушать и перестать пробивать эту стену. Но, наверное, это и к лучшему.