Восьмая нота Джокера (СИ) - Нова Алёна. Страница 57

Поэтому делюсь.

И жду.

Жду, когда Ян хотя бы слово произнесёт, сама рассказывая ему любой бред, который происходил со мной за день.

Говорю, как раз за разом пытаюсь вывести из себя своего нового врача полнейшим игнором, а он бесится, и не говорю о постоянных столкновениях с Давидом, пытающимся навязать своё мерзкое общество – Яну это ни к чему.

Говорю о том, как весело наблюдать за Ликой и её попытками усовершенствовать мою, украденную ей программу, хотя не скажу ему о том, что по-прежнему чувствую нехилый осадок, видя, как наши труды окончательно уплывают из рук в канализацию.

Просто говорю, мысленно прося его вернуться, потому что одной мне не справиться…

И почти спустя два затяжных месяца дожидаюсь…

За окном зима, у людей предновогоднее настроение, а мы двое самых унылых на свете людей. Лежим рядом, каждый пропадая в своих собственных тёмных мирах и не знаем, каким будет завтра. Да если честно, и не хочется этого знать.

─ Врач говорил, у него были улучшения, ─ роняет Ян в тишину, и в первый миг я думаю, будто ослышалась, но быстро соображаю, что нет. ─ Он должен был очнуться.

Он впервые заговаривает о брате с тех пор, как узнал эту новость. Я как раз тогда ушла от него, когда мы побыли немного вместе после моего финта с окном, а потом вдруг наступила тишина – ни сообщений, ни визитов. Только через пару дней я обо всём узнала от Славы.

─ Значит, кто-то это сделал специально?

Не представляю, в каком мире он жил бок о бок со своим отцом всё это время, и мне страшно это представлять. Впрочем, мой мир сейчас не лучше. Отчим, конечно, затих, будто решив дать мне передышку, но я знала, что это всё тоже не просто так. Особенно в преддверие новогоднего ужина, где точно будет проклятый Давид и моя абсолютно чужая мама.

─ Отец ищет. Это же из-за него случилось… ─ смотрит куда-то в потолок, а потом резко поворачивается ко мне. ─ Я просто, блять, не понимаю, как это всё могло случиться. Как… Он обязан был его защитить! Обязан, понимаешь? Он и мать не уберёг…

Обнимаю его крепко, чувствуя исполосовавшее Яна отчаяние, и он притискивает меня к себе, утыкаясь в шею. Дышит горячо, но сам словно камень. Не могу больше видеть его таким.

─ Расскажи.

Сперва напрягается ещё сильнее, а мне кажется, сейчас совсем закроется, только он в это время просто набирается смелости. Всем нужна смелость для правды, какой бы та ни была.

─ Мы с братом маленькие были. Мама нас в очередной раз к деду отвезла, будто чувствовала что-то… А дома её уже ждали.

Он говорит, и я уверена, что сейчас даже не осознаёт моего присутствия, а я молчу. Иногда это лучшее, что ты можешь сделать, чтобы кого-то поддержать – просто выслушать.

─ Я был совсем зелёным и не понимал, почему родители постоянно ссорятся, почему мама так часто плачет… Зато Мишка всё понимал. Знаешь, он вообще как будто всегда видел больше. А я тупым был.

─ Не говори так.

─ Это правда. Мне бы только развлекаться и бесить всех – вместо этого мог бы просто башкой подумать. Это потом стало ясно, чем отец занимается, где пропадает, и почему в нашем новом доме вечно какие-то странные люди тусуются с пушками… Я один раз подслушал их разговор – они как раз обсуждали месть кому-то, а когда услышал про маму, с катушек слетел. Так и узнал, что все мои игрушки, все наши блага – это не просто так, Ян, ─ явно цитирует отца. ─ Я думал, что убью его тогда.

─ Он выяснил, кто это сделал?

─ Я так и не понял. Он сказал не лезть в это, если не хочу запачкаться… Смешно. Он не боялся запачкать Мишку, а мне такое заявил. Зато теперь так и жаждет меня завербовать.

Опять затихаем. Ян больше ничего говорит, но из того, что сказал мне итак многое стало ясно.

─ Ему там лучше, ─ знаю, что это только слова, но лучше думать именно так.

─ Считаешь?

─ Знаю. Мне бабушка во сне говорила, ─ вспоминаю, как она пришла после своих похорон, сказав, что всегда будет рядом, и с тревогой смотрю на пальцы Царёва в моих. ─ Ты не должен пачкать руки в крови, Ян, слышишь?

Он дарит один из своих безумных взглядов, и мои, как я считала, ушедшие в спячку бабочки, пробуждаются к жизни. Царёв медленно поднимается, переворачиваясь, и оказывается сверху, опираясь на свои руки.

─ Убеди меня, Мими. Почему я не должен? Потому что я не знаю, что сделать, чтобы заткнуть эту боль в груди.

Опасность начинает кружить в воздухе, вихрясь горячими потоками воздуха, и мои, едва заготовленные слова, превращаются в жалкий выдох, но это не значит, что я так легко поддамся.

─ Твой брат бы этого не хотел.

Только он способен одними глазами заставить меня гореть изнутри, и я полыхаю. Тяжело думать о чём-то постороннем, а стоит Яну только коснуться моего лица, взмываю куда-то в небо.

─ Тогда ты не смей меня оставлять, поняла? ─ совсем слегка обвивает свои пальцы вокруг моей шеи, поглаживая кожу большим.

─ Куда я от тебя денусь, Царёв…

─ Пообещай. Ты сейчас единственное, что у меня есть, Мишань. Единственное… ─ утыкается лбом в мой, надавливая до лёгкой боли. ─ Что бы я ни сказал или ни сделал, лучше просто побей, выплесни на мне свою злость, но не уходи. Иначе я рехнусь.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Если бы могло быть признание громче и искреннее, то мне оно, наверное, было бы не нужно.

─ Хорошо, ─ соглашаюсь легкомысленно. ─ Если ты не будешь совсем дураком, я даже попытаюсь понять.

─ Смотри у меня.

В доме сегодня совсем никого, так что даже наше сердцебиение слышится оглушающим боем барабанов. В этой тишине вообще не хочется ни о чём говорить, но я не могу долго держать в себе то, что не давало покоя все эти слишком долгие недели.

─ Ты был с другими это время?

Дёргает бровью, якобы не понимая, о чём я, и мне приходится упереть своё колено ему чуть пониже живота, чтобы не наглел.

─ А что мне будет за честный ответ?

─ Я не скормлю тебя своим мухоловкам.

Ян выдыхает, а мои бабочки затихают в нехорошем предчувствии. Потому что в тайне я как дура реально ждала от него верности.

─ Скажем так, у меня были возможности, но я их не использовал. Я бы сказал тебе, Мишань.

─ Тогда обязательно скажи, если такое случится.

─ Скажу.

Я не знаю, какая магия в очередной раз происходит между нами, но едва наши губы сталкиваются, всё меняется. Это тот момент, когда поцелуи отличаются… Когда вы оба в одновременно понимаете, что это будет уже что-то совсем запредельное, непохожее на предыдущие поцелуи. На близость.

И мы оба вздрагиваем, как от удара молнии, осознавая это, а потом я вижу его потемневший взгляд.

─ Ты этого хочешь?

Вместо ответа просто тянусь к нему снова, и если сначала Ян теряется, то дальше я мало, что могу понять.

Он впивается в меня резко, будто изголодавшийся зверь.

Вжимается всем телом, давая понять, что не остановится, и я немного пугаюсь, особенно когда он прерывается, чтобы снять с себя кофту. У него как будто мышц прибавилось за это время, но струсить сейчас только по этой причине будет как-то совсем жалко.

─ Боишься? ─ понятливо рассматривает моё лицо.

─ А ты всегда таким качком был?

Ян только улыбается, как последний самодовольный гад, беря мою руку и прислоняя к своей груди.

─ Слышишь мой пульс, мелочь? Это всё ты сделала.

И правда слышу. Его сердце колотится мне в ладонь, а моё собственное в эту минуту будто стремится его обогнать. Или подстроиться.

─ Неужели?

─ Сам в ужасе, что такой мелкий гном мне нравится, ─ признаётся, и мне хочется дать ему затрещину, но он и вторую руку ловит.

Двигает ниже обе, зажатые в его пальцах, опускает на свою ширинку, а там всё такое твёрдое, что у меня на мгновение дыхание пропадает.

─ Значит, нравлюсь? ─ дразню его, чуть поглаживая, и сама в очередной раз ужасаюсь себе.

Откуда эта смелость?

Почему с ним я вообще забываю о тормозах?

─ Ладно, ─ выдавливает сквозь зубы вместе с воздухом. ─ Возможно, больше, чем нравишься.