Волки Кальи - Кинг Стивен. Страница 131

Тауэр посмотрел на него, как на чокнутого.

— Разумеется, есть.

— Отлично. Пусть напишет его со стороны Сорок шестой улицы, там, где заканчивается забор. Вы поняли?

— Да, но…

— Они, возможно, не оставят засаду в вашем магазине, сообразят, что вам хватило ума и вы сделали ноги, но, если и оставят, за пустырем наблюдать не будут, а если и будут, то лишь со стороны Второй авеню. Если возьмут под наблюдение и Сорок шестую улицу, то будут высматривать вас, а не его.

Тауэр, несмотря на охвативший его страх, заулыбался. Эдди расслабился, тоже улыбнулся.

— Но..? Если они будут высматривать и Эрона?

— Пусть оденется не так, как всегда. Если отдает предпочтение джинсам, пусть наденет костюм. Если носит костюм…

— Пусть наденет джинсы.

— Точно. Не помешают и солнцезащитные очки, при условии, что утро выдастся ясным, и они не будут вполне уместны. Индекс пусть напишет черным маркером. Скажите ему, чтобы вел себя, как можно естественней. Он прогулочным шагом идет вдоль забора, останавливается, вроде бы его заинтересовал какой-то постер, пишет индекс и уходит. И предупредите его, чтобы он, не дай Бог, не ошибся.

— А как вы найдете нас, зная почтовый индекс?

Эдди подумал о магазине Тука, о долгой беседе с местными жителями, которую они вели, сидя в больших креслах-качалках. Позволяя всем, кто хотел, посмотреть на себя, отвечая на вопросы.

— Загляните в местный магазин. Поболтайте с жителями городка, расскажите всем, кто будет слушать, что вы приехали, чтобы написать книгу или нарисовать с десяток пейзажей. Я вас найду.

— Ладно, — кивнул Тауэр. — Это хороший план. Вы отлично с этим справились, молодой человек.

«Потому что это мое», — подумал Эдди, но не озвучил свою мысль. Сказал другое: «Я должен идти. И так задержался».

— Прежде чем вы уйдете, вы должны мне помочь, — остановил его Тауэр и объяснил, чего он от него хочет.

Глаза Эдди широко раскрылись.

— Да вы рехнулись! — взорвался он.

Тауэр мотнул головой в сторону входной двери магазина, где по-прежнему мерцал воздух, отчего прохожие на мгновение становились миражами на фоне мерцающего прямоугольника.

— Там дверь. Вы мне это сказали, и я вам верю. Я не могу разглядеть, что за ней, но что-то я вижу.

— Вы рехнулись, — повторил Эдди. — Полностью и бесповоротно.

Он прекрасно понимал, что его слова не соответствуют действительности, но очень уж не хотелось связывать свою судьбу с судьбой человека, обратившегося к нему с такой просьбой. Чего там, выставившего такое требование.

— Может, да, а может, и нет, — Тауэр сложил руки на широкой, пухлой груди. Говорил мягко, но по глазам-ледышкам чувствовалось: он от своего не отступится. — В любом случае, это мое условие. Выполните его, и я сделаю все, о чем вы просите. Другими словами, закрою глаза на то, что и ваше предложение представляется мне чистейшим безумием.

— Кел, побойтесь Бога! Господь праведный и Человек-Иисус! Я же прошу вас сделать только то, что завещал вам сделать Стефан Торен!

Глаза остались теми же ледышками: отступать от своего Тауэр не собирался. Пожалуй, еще больше заледенели.

— Стефан Торен мертв, а я — нет. Я назвал вам мое условие. Вопрос в том, согласны вы или…

— Да, да, ДА! — взревел Эдди и допил кофе. Затем взял пакет с молоком, стоявший за кофеваркой, и осушил его. Словно молоко прибавило ему сил. — Пошли. Покончим с этим.

Роланд мог видеть, что происходит в магазине, но в несколько искаженном виде, словно смотрел на дно быстро бегущего потока. Ему очень хотелось, чтобы Эдди поторопился. Даже с пулями, глубоко засунутыми в уши, он слышал эту жуткую мелодию колокольцев и ничто не блокировало эти ужасные запахи: то горячего металла, то протухшего бекона, то заплесневелого сыра, то подгоревшего лука. Его глаза слезились, и, возможно, слезы тоже мешали ему разглядеть происходящее за дверью.

Колокольца и запахи, конечно, доставляли неудобства, но куда сильнее сказывалось воздействие Черного Тринадцатого на уже поврежденные болезнью суставы. Казалось, шар подсыпал в них толченое стекло. Пока в здоровой левой руки боль проявилась лишь несколькими уколами, но стрелок не питал особых иллюзий, понимал, что интенсивность боли и в левой руке, и во всем теле будет только нарастать, если ящик останется открытым и между ним и Черным Тринадцатым не будет преграды. Роланд понимал, что боль ослабеет, как только крышка ляжет на место, но сомневался, что она исчезнет совсем. И знал, что дальше будет только хуже.

Словно поздравляя его с точным прогнозом, резкая боль пронзила правое бедро и запульсировала там. Бедро словно раз за разом прижигали раскаленными щипцами. Он попытался помассировать бедро правой рукой… как будто массаж мог помочь.

— Роланд, — приглушенный голос едва доносился из-за двери, как будто их разделял толстый слой воды, но он точно принадлежал Эдди. Роланд оторвал взгляд от бедра и увидел, что Тауэр и Эдди толкают к двери какой-то шкаф, похоже, заполненный книгами. — Роланд, можешь нам помочь?

Боль так глубоко проникла в бедра и колени, что Роланд не знал, сумеет ли он подняться… но поднялся, и довольно плавно. Он не знал, что уже разглядели острые глаза Эдди, но ему не хотелось, чтобы они увидели больше. Во всяком случае, до тех пор, пока не закончились их приключения в Калье Брин Стерджис.

— Когда мы толкнем, тяни на себя!

Роланд, кивнул, показывая, что понял, и шкаф заскользил к нему. Половина шкафа, вдвинувшаяся в пещеру обрела четкие очертания, половина, еще остающаяся в «Манхэттенском ресторане для ума», мерцала и колыхалась, будто мираж. Тут же Роланд ухватился за шкаф и потянул на себя. Шкаф заскользил по полу пещеры, сдвигая перед собой камушки и мелкие кости.

Как только шкаф миновал дверь, крышка ящика из дерева призраков начала закрываться. Дверь — тоже.

— Нет, ничего у тебя не получится, — пробормотал Роланд. — Нет, не получится, мерзавец. Оставшиеся пальцы правой руки он сунул в сужающуюся щель между крышкой и ящиком. Дверь также застыла. Роланд решил, что с него хватит. Теперь боль добралась и до зубов. Эдди продолжал о чем-то говорить с Тауэром, но Роланд чувствовал, что на этом надо ставить точку, даже если Тауэр и делился с Эдди секретами мироздания.

— Эдди! — проревел он. — Эдди, ко мне!

И, к счастью, Эдди подхватил суму и прошел в дверь. Едва он вернулся в пещеру, Роланд закрыл ящик. Тихонько захлопнулась и ненайденная дверь. Мелодия колокольцев смолкла. Суставы перестали наливаться болью. Облегчение было столь велико, что Роланд даже вскрикнул. И еще секунд десять мог только стоять, прижав подбородок к груди, закрыв глаза, борясь со слезами.

— Спасибо, Эдди, — наконец, выдавил он из себя. — Я говорю, спасибо тебе.

— Не за что. Давай-ка выбираться из пещеры, если ты не возражаешь.

— Не возражаю, — ответил Роланд. — Будь уверен.

— Тебе он не понравился, не так ли? — спросил Роланд.

С момента возвращения Эдди прошло десять минут. Они отошли от пещеры, потом остановились на скальном выступе, за крутым поворотом тропы, сели. Сильный ветер, который только что отбрасывал назад волосы, прижимал к телу одежду, тут давал о себе знать только редкими порывами, и Роланда они только радовали. Он надеялся, что они послужат объяснением того, почему он так долго и неловко сворачивал самокрутку. Но глаза Эдди не открывались от него, и этот молодой человек из Бруклина, который не так уж и давно был таким же слепым и глухим, как Андолини и Бьонди, теперь видел слишком много.

— Ты про Тауэра?

Роланд усмехнулся.

— А про кого еще я могу говорить? Про кота?

С губ Эдди сорвался смешок. Он раз за разом глубоко вдыхал чистый, сладкий воздух, радуясь возвращению. Побывать в Нью-Йорке во плоти, конечно, лучше, чем в Прыжке, без этих колокольцев и подступающей со всех сторон тьмой, но, Господи, как же воняло в этом городе. В основном, автомобилями и выхлопными газами (тут пальма первенства принадлежала сизым облакам дизелей), но хватало и других неприятных запахов. И почетное место среди них занимал запах множества тел, тот запах, который не могли скрыть ни духи, ни одеколоны, ни дезодоранты, которыми так любили пользоваться тамошние жители. Они хоть знали, как плохо от них пахло? Эдди полагал, что да. Он-то знал. Неужто когда-то было время, когда ему не терпелось вернуться в Нью-Йорк, когда он мог убить, чтобы вернуться туда?