Волки Кальи - Кинг Стивен. Страница 51

— Я говорил раньше и скажу снова, с замшевого пиджака соплю не оттереть, мой друг. Есть такая поговорка в Калье Брин Бруклине.

Нутро Энди защелкало. Синие глаза блеснули.

— Сопли — выделения из носа. Замша — вид, кожи, который характе…

— Не бери в голову, Энди, — оборвала его Сюзанна. — Мой друг просто дурачится. Такое с ним случается часто.

— О, да, — легко согласился Энди. — Он — сын зимы. Хочешь услышать свой гороскоп, Сюзанна-сэй? Мы встретишь симпатичного мужчину! Тебе в голову придут две идеи, одна хорошая, вторая плохая! У тебя будет темноволосый…

— Проваливай отсюда, идиот! — рявкнул Оуверхолсер. — Возвращайся в город, по прямой, никуда не сворачивая. Проверь, все ли готово в Павильоне. Никто не хочет слушать твои чертовы гороскопы, приношу свои извинения, Старик.

Каллагэн промолчал. Энди поклонился, трижды похлопал себя по металлической шее и двинулся вниз по тропе, крутой, но достаточно широкой. Во взгляде, которым провожала его Сюзанна, читалось облегчение.

— Очень уж круто ты с ним обошелся, не так ли? — заметил Эдди.

— Он всего лишь паршивая железяка, — говорил Оуверхолсер медленно, словно что-то объяснял непонятливому ребенку.

— И он умеет доставать, — добавил Тиан. — Но скажите мне, сэи, что вы думаете о нашей Калье?

Роланд вдвинулся меду Эдди и Каллагэном.

— Прекрасный город. Боги, похоже, благоволят к этому месту. Я виду кукурузу, свеклу, фасоль и… картофель? Это картофельные поля?

— Ага, так и есть, — ответил Слайтман, явно довольный остротой взгляда Роланда.

— И вы, наверное, выращиваете отменный рис, — добавил Роланд.

— Да, на реке, — кивнул Тиан, — где вода теплая и течет медленно. И мы знаем, какие мы счастливые. Когда приходит время риса, посадки или сбора урожая, все женщины идет на поля. Они там поют и даже танцуют.

— Кам-кам-каммала, — произнес Роланд. Во всяком случае так послышалось Эдди.

Тиан и Залия просияли. Слайтманы переглянулись и заулыбались.

— Где ты слышал Рисовую песню? — спросил старший. — Когда?

— У себя дома, — ответил Роланд. — Давным давно. Кам-кам-каммала, рис, рис я сажала, — он указал на запад, в сторону от реки. — А там самая большая ферма, где выращивается, в основном, пшеница. Твоя, сэй Оуверхолсер?

— Именно так, я говорю, спасибо тебе.

— А дальше, к югу, еще фермы… за ними ранчо. Одно с крупным рогатым скотом… овечье… опять с крупным рогатым скотом… такое же… овечье…

— Как ты это можешь определить с такого расстояния? — спросила Сюзанна.

— Овцы выщипывают практически всю траву, леди-сэй, — ответил ей Оуверхолсер. — Поэтому, коричневые полоски земли говорят о том, что там паслись овцы. А на других, серовато-зеленых, лошади, коровы, бычки.

Эдди подумал о вестернах, которых он видел в «Маджестике»: с Клинтом Иствудом, Полом Ньюманом, Робертом Редфордом, Ли ван Клифом.

— В моей стране рассказывают легенды о войнах между ранчерами и овцеводами. Причина в том, что овцы очень уж сильно выщипывают траву. Практически с корнями, так что больше она не растет.

— Это же полнейшая чушь, уж извини меня, сэй, — ответил ему Оуверхолсер. — Овцы действительно выщипывают всю траву, но по этой земле вы водим коров на водопой. В навозе, который они оставляют, полным полно семян.

— Ага, — только и мог ответить Эдди. После такого ответа сама мысль о войнах между скотоводами и овцеводами казалась абсурдной.

— Поехали, — продолжил Оуверхолсер. — День катится к вечеру, а нас в Павильоне ждет пир. Весь город соберется, чтобы встретить вас.

«А заодно и как следует рассмотреть», — подумал Эдди.

— Показывай дорогу, — предложил Роланд. — Мы успеем добраться до города еще до заката солнца. Или я ошибаюсь?

— Нет, — ответил Оуверхолсер, сжал ногами бока своей лошади, с силой дернул за поводья (от такого обращения с животным Эдди передернуло). Направился вниз по тропе. Остальные последовали за ним.

Воспоминания о первой встрече с жителями Кальи навсегда остались в памяти Эдди. И чтобы оживить их ему не требовалось прилагать особых усилий. Причину он видел в том, что случившееся более всего напоминало сюрприз, а сюрпризы, как известно, врезаются в память. Он помнил, как изменилась освещение, после того, как закончились речи, помнил этот странный, мерцающий свет факелов. Помнил, как Ыш, совершенно неожиданно представлялся толпе, как и они все. Помнил вскинутые головы местных жителей, собственные панику и злость на Роланда. Помнил Сюзанну, усевшуюся за пианино, которое в Калье называли музыкой. Да эти воспоминания остались с ним навсегда. В этом Эдди не сомневался. Но самым живым, самым дорогим для него воспоминанием стал стрелок.

Танцующий Роланд.

Но до того, как все это произошло, они проехали по главной улице Кальи, где у него возникло дурное предчувствие. Предчувствие грядущей беды.

В город они въехали за час до заката солнца. Облака разошлись и пропустили к земле последние, красные лучи этого дня. Улица пустовала. Тишину нарушал только топот копыт. Эдди увидел большую конюшню, рядом с ней «Приют путников», как он понял, постоялый двор с рестораном, в дальнем конце — двухэтажное здание, несомненно, городской Зал собраний. Справа от него поблескивали факелы, вот Эдди и решил, что люди собрались там, потому что северная часть города словно вымерла.

От тишины и вида пустых деревянных тротуаров по коже Эдди побежали мурашки. Он вспомнил рассказ Роланда о последнем приезде Сюзан в Меджис, на возке ведьмы, со связанными руками, с петлей на шее. И ее встречала пустая дорога. Поначалу. А потом, недалеко от пересечения Великого тракта и дороги к Шелковому ранчо, Сюзан и ее охранники проехали мимо фермера, мужчины, как сказал Роланд, с глазами жертвенного барашка. Это потом ее забросали овощами, палками, даже камнями, но тот одинокий фермер стал первым. Он держал в руках вылущенные кукурузные початки, которые и бросил в нее, осторожно, словно боясь причинить боль, когда она проезжала мимо него… проезжала мимо него на встречу с деревом смерти.

И когда они въехали в Калью Брин Стерджис, Эдди все время искал глазами этого одинокого мужчину, фермера с вылущенными кукурузными початками в руках. Потому что аура города ему определенно не нравилась. Нет, той злобы, что окутывала Меджис в ночь смерти Сюзан Дельгадо, он не чувствовал, но аура была какая-то недобрая, не сулящая ничего хорошего. И Эдди точно знал, что места с такой аурой лучше обходить стороной.

Он повернулся к Слайтману-старшему.

— А где весь народ, Бен?

— Там, — Слайтман указал на мерцание факелов.

— А почему они такие тихие? — спросил Джейк.

— Они не знают, чего им ждать, — ответил Каллагэн. — Мы отрезаны от всего мира. Случайный торговец, путник, картежник или игрок в кости, вот и все незнакомцы, которых мы время от времени видим… ну, еще летом к нам заглядывают речные ярмарки.

— Что такое речная ярмарка? — спросила Сюзанна.

Каллагэн объяснил, что это баржа, на весельном ходу, с ярко раскрашенными магазинчиками на палубе. Они медленно плыли по Девар-Тете Уайе, останавливаясь в Кальях Средней дуги, пока не распродавали все товары. Торговали, по большей частью всякой ерундой, сказал Каллагэн, но Эдди ему не поверил, во всяком случае в том, что касалось речной ярмарки. Потому что говорил он с подсознательным отвращением к торгашам, свойственным служителям культа.

— А другие пришельцы крадут наших детей, — заключил Каллагэн. Указал налево, на длинное, очень длинное деревянное здание, которое занимало чуть ли не половину главной улицы. Эдди насчитал не две, не четыре, восемь коновязей. Длинных коновязей. — Магазин Тука, прошу любить и жаловать, — в голосе Каллагэна слышался сарказм.

Они подъехали к Павильону. Потом, на холодную голову, Эдди прикинул, что там собралось человек семьсот или восемьсот, но когда впервые увидел их, море шляп, капоров, сапог и мозолистых рук под красным светом заходящего солнца, толпа показалась ему огромной.