Воспламеняющая взглядом (Порождающая огонь) - Кинг Стивен. Страница 47

— Но чтобы попасть, вам нужен вот этот уродливый циклоп с его метким глазом, — вставил Рэйнберд, не повышая тона. — Вы думаете, Кэп, они у вас в кулаке, но кулак пустой. Кто-то там наверху не дает вам овладеть добычей. Не дает посадить их в дьявольскую шкатулку. Вы и раньше думали, что они у вас в кулаке. — Он показал на гору материалов, что высилась на тележке, а потом на голубую папку. — Я все это прочел. И доклад Хокстеттера тоже.

— Черта с два! — вырвалось у Кэпа, но он видел по лицу Рэйнберда, что тот говорит правду. Прочел. Исхитрился. Но кто дал ему материалы? Кэп был вне себя. Кто?

— Представьте, — сказал Рэйнберд. — Все само плывет ко мне в руки. Отдают не задумываясь. Лицо у меня, наверно, такое… располагающее. — Он еще больше осклабился, и его улыбка вдруг стала хищной. Здоровый зрачок бегал в своей орбите.

— К чему вы это? — спросил Кэп. Он был бы не прочь выпить стакан воды.

— К тому, что я много гулял в Аризоне и принюхивался, что за ветер подул в вашу сторону… неприятный ветер, Кэп, — из, солончаков. У меня было время почитать и поразмыслить. Вот я и мыслю себе, что, кроме меня, больше некому доставить сюда эту парочку. И, кроме меня, некому больше обработать девочку, когда она окажется здесь. Тут ни торазин, ни оразин, ни это ваше пухлое досье не помогут. Дело тоньше, чем вам представляется.

Кто это говорил — Рэйнберд? Призрак Уэнлесса? Кэпа обуял такой страх и бешенство, что он лишился дара речи.

— Я все сделаю, — звучал мягкий голос. — Я доставлю их сюда, а вы проведете свои тесты. — Так отец дает разрешение ребенку поиграть с новой игрушкой. — Одно условие: вы отдаете мне девочку после всех экспериментов.

— Вы сумасшедший, — прошептал Кэп.

— Само собой, — улыбнулся Рэйнберд. — Как и вы. Опасный сумасшедший. Сидите и мечтаете подчинить себе силу, которая выше человеческого разумения. Силу, которая принадлежит одним богам… да еще этой девочке.

— Я могу стереть вас с лица земли. Прямо сейчас. Думаете, меня что-нибудь остановит?

— Остановит, — сказал Рэйнберд. — Если я исчезну, через месяц по всей стране прокатится такая волна гадливости и негодования, что Уотергейт покажется невинной шалостью. Остановит. Если я исчезну, через полтора месяца Контору прикроют, а через полгода вам инкриминируют в суде такие преступления, что вы угодите за решетку до конца своих дней. — Он опять улыбнулся, обнажая кривые редкие зубы. — Я знаю, что говорю. Кэп. Я ведь давно ковыряюсь на этой грязной, вонючей делянке, так что урожай будет тот еще, можете не сомневаться.

Кэп попробовал рассмеяться. Смех застрял у него где-то в горле.

— Больше десяти лет я таскал в свое дупло орешки и всякую всячину, — безмятежно продолжал Рэйнберд, — как любой зверек, переживший хоть один раз голодную зиму. У меня, Кэп, такой винегрет из снимков, магнитофонных записей, ксерокопий документов, что у нашей старой подружки миссис Общественности глаза на лоб полезут.

— Это невозможно, — выдавил из себя Кэп, уже понимая, что тут не блеф, уже чувствуя, как холодная незримая рука давит ему на грудь.

— Очень даже возможно, — успокоил его Рэйнберд. — Последние три года ко мне бесперебойно текут данные вашей ЭВМ, я в любой момент могу влезть в ее память. В режиме с разделением времени, разумеется, что стоит денег, и немалых, но мне это по карману. Приличный заработок, удачно помещенный капитал. Кэп, перед вами — вернее, сбоку от вас, хотя так будет менее поэтично, — живой пример американского свободного предпринимательства в действии.

— Нет, — выдавил из себя Кэп.

— Да, — сказал Рэйнберд. — Вы знаете меня как Джона Рэйнберда, но Управление по переосвоению земных недр — это тоже я. Можете проверить. Мой личный код AXON. Проверьте на основном терминале. Лифт рядом, туда-обратно. Я подожду. — Рэйнберд положил ногу на ногу, правая брючина задралась, и выглянул лопнувший шов на ботинке. Этот человек, если надо, будет ждать вечность. Кэп лихорадочно соображал.

— Работали в режиме с разделением времени… ну, допустим. Но влезть в память…

— Поговорите с доктором Нофтцигером. — Рэйнберд был сама предупредительность. — Спросите у него, сколько существует способов потоптаться в памяти, если у тебя есть к машине доступ. Два года назад двенадцатилетний пострел, неплохо, видимо, соображавший, влез в память ЭВМ вычислительного центра американского конгресса. Кстати, я знаю ваш шифр доступа, Кэп. В этом году BROW. В прошлом был RASP. По-моему, тот более подходящий.

Кэп таращился на Рэйнберда. Его мозг напоминал трехъярусный цирк. Первый ярус размышлял о том, что Джон Рэйнберд никогда не бывал таким разговорчивым. Второй ярус пытался примириться с мыслью, что этот маньяк посвящен во все тайны Конторы. Третий ярус раздумывал над китайским проклятьем, на редкость невинным, пока не дашь себе труда в него вдуматься. Чтоб вы жили в эпоху перемен. Последние полтора года составили такую эпоху. Он чувствовал, еще одна перемена лишит его остатков разума.

Вдруг он снова вспомнил Уэнлесса — и ужас придавил его. Ему почудилось, будто он превра… да, превращается в Уэнлесса. Демоны, повсюду демоны, а он бессилен отогнать их, даже позвать на помощь.

— Чего вы хотите, Рэйнберд?

— Я уже сказал, Кэп. Ничего, кроме вашего слова, что мое знакомство с Чарлин Макги не кончится выстрелом, а только с него начнется. Я хочу… — Его здоровый глаз потемнел, подернулся поволокой, взгляд стал отрешенным. — Я хочу познать ее. У Кэпа отвисла челюсть.

Внезапно сообразив, Рэйнберд презрительно покачал головой.

— Не в этом смысле. Не в библейском. Но я узнаю ее ближе. Мы станем с ней друзьями, Кэп. Если она и вправду такая могущественная, мы станем с ней большими друзьями.

Кэп издал какой-то странный звук: смехом это трудно было назвать, скорее взвизгом.

Лицо Рэйнберда продолжало изображать презрение.

— Ну да, вы считаете это невозможным. Еще бы — монстр. И руки в крови, пролитой по вашему приказу. И все же так будет, Кэп. У девочки два года не было друзей. Только отец. Для вас она, Кэп, все одно что я. В этом ваша главная ошибка. Для вас она тоже монстр. Правда, полезный. Наверно, это потому, что вы белый. Белому везде мерещатся монстры. Ему даже собственный отросток кажется монстром. — Рэйнберд рассмеялся.

Понемногу Кэп начал приходить в себя, к нему вернулась способность рассуждать здраво.

— Зачем мне идти вам навстречу, даже если правда все, что вы сказали? Вам ведь недолго осталось жить, и мы оба это знаем. Двадцать лет вы охотитесь за своей смертью. Остальное не в счет, в порядке хобби. И вы на нее вот-вот напоретесь. А это развяжет нам руки. Так зачем, спрашивается, давать вам желанную игрушку?

— Возможно, вы правы. Возможно, я охочусь за своей смертью… признаться, не ждал от вас, Кэп, такого цветистого оборота. Пожалуй, вас недостаточно воспитывали в страхе божием.

— Ну уж вы-то, во всяком случае, не бог, — заметил Кэп. Рэйнберд усмехнулся.

— Ну да, дьявол, я понимаю. Вот что я вам скажу: если бы я всерьез охотился за своей смертью, я бы ее давно нашел. Может, я играл с ней, как кот с мышью? Только я не собираюсь угробить вас, Кэп, или Контору, или американскую контрразведку. Слава богу, не вчера родился. Просто мне нужна это девочка. А вам наверняка понадоблюсь я. Мне может оказаться по силам то, перед чем спасуют все наркотики Хокстеттера.

— А дальше что?

— Когда мы закроем «дело Макги», Управление по переосвоению земных недр прекратит свое существование. Ваш Нофтцигер сможет сменить все шифры в машине. А мы с вами, Кэп, слетаем в Аризону. Пообедаем в Флэгстаффе, в моем любимом ресторане, потом пешком пройдемся ко мне и за домом, в пустыне, запалим костер, на котором поджарим шашлычок из разных бумаг, фотографий и магнитофонных пленок. Если захотите, я даже покажу вам свою коллекцию обуви. Кэп думал. Рэйнберд не торопил его с ответом. Наконец Кэп сказал:

— Хокстеттер и его коллеги считают, что может уйти года два на то, чтобы девчонка сломалась. Все будет зависеть от того, насколько силен в ней защитный императив.