Воспламеняющая взглядом (Порождающая огонь) - Кинг Стивен. Страница 51

Рэйнберд предвидел это так же ясно, как грозу сегодня утром. И восхищался девочкой. По ее прихоти вся свора крутится волчком, пытаясь поймать свой хвост, и если ждать у моря погоды, они будут крутиться до дня благодарения, а то и до рождества. Но бесконечно так продолжаться не может, это-то и тревожило Джона Рэйнберда.

Раммаден, ас-взломщик, рассказал им как-то занятную историю про двух воров: пронюхав, что из-за снежных заносов инкассаторская машина не смогла забрать недельную выручку, они проникли в супермаркет в пятницу вечером. Замок у сейфа оказался цилиндровым. Они попытались рассверлить цифровой циферблат — не удалось. Попытались снять слой за слоем заднюю стенку, но и уголка не сумели отогнуть. Кончилось тем, что они взорвали сейф. Результат превзошел все ожидания. Сейф открылся… даже больше, чем нужно, если судить по его содержимому. От денег остались только обгорелые клочки, какие можно увидеть на прилавке среди нумизматических раритетов.

— Все дело в том, — закончил Раммаден своим сухим свистящим голосом, — что эти двое не победили сейф. Вся штука в том, чтобы победить сейф. А победить его — значит унести его содержимое в целости и сохранности, уловили суть? Они переложили начинки, и плакали денежки. Они сваляли дурака, и сейф победил их.

Рэйнберд уловил суть.

Шестьдесят с лишним выпускников колледжей занимались девочкой, а в конечном счете все сводилось к одному — вскрыть сейф. Пытаясь рассверлить шифр Чарли, они прибегли к наркотикам, целая футбольная команда психиатров потела над «конфликтной установкой на пожар», и все это не стоило ломаного гроша, потому что они упорно тщились снять заднюю стенку сейфа.

Рэйнберд вошел в сборный домик, вытащил из ящика свою регистрационную карточку и отметил время прихода. Т. В. Нортон, начальник смены, оторвался от книги в бумажной обложке.

— Зря ты так рано, парень. Сверхурочных не получишь.

— А вдруг? — сказал Рэйнберд.

— Никаких вдруг. — Нортон смотрел на него с вызовом, преисполненный мрачной уверенности в своей почти божественной непогрешимости, что так часто отличает мелкого чиновника.

Рэйнберд потупился и подошел к доске объявлений. Вчера команда уборщиков выиграла в кегельбане. Кто-то продавал «2 хорошие б/у стиральные машины». Официальное предписание гласило, что «все рабочие, прежде чем выйти отсюда, должны вымыть руки».

— Похоже, будет дождь, — сказал Рэйнберд, стоя спиной к Нортону.

— Не болтай ерунду, индеец, — отозвался тот. — И вообще двигай отсюда. Меньше народу, больше кислороду.

— Да, босс, — согласился Рэйнберд. — Я только отметиться.

— В следующий раз отмечайся, когда положено.

— Да, босс, — снова согласился Рэйнберд, уже идя к выходу и мельком бросив взгляд на розоватую шею Нортона, на мягкую складочку под самой скулой. Интересно, успеешь ли ты крикнуть, босс? Успеешь ли ты крикнуть, если я воткну указательный палец в это место? Как вертел в кусок мяса. Что скажешь… босс?

Он вышел в волглый зной. Тучи, провисшие под тяжестью влаги, успели подползти ближе. Гроза намечалась нешуточная. Проворчал гром, пока в отдалении.

Вот и особняк. Сейчас Рэйнберд зайдет с бокового входа, минует помещение бывшей кладовки и спустится лифтом на четыре этажа. Сегодня ему предстоит вымыть и натереть полы в квартирке Чарли: хорошая возможность понаблюдать за девочкой. Нельзя сказать, чтобы она наотрез отказывалась с ним разговаривать, нет. Просто она, черт возьми, держала его на расстоянии. А он пытался снять заднюю стенку сейфа на свой манер: если только она посмеется, разок посмеется с ним вместе над шуточкой в адрес Конторы, — это все равно что отогнуть уголок сейфа. И тогда он подденет его зубилом. Одна улыбка. И тогда они сроднятся, образуют партию, что собралась на свой тайный съезд. Двое против всех.

Но пока он так и не сумел выжать из нее хотя бы улыбку, и одно это приводило Рэйнберда в несказанное восхищение.

Рэйнберд просунул свою карточку в специальную прорезь, после чего отправился выпить кофе в буфет для обслуги. Кофе ему не хотелось, но еще оставалось время. Нельзя быть таким нетерпеливым, вот уже и Нортон обратил внимание.

Он налил себе горячей бурды и осмотрелся, куда бы сесть. Слава богу, пусто — ни одного болвана. Он уселся на рассохшийся продавленный диван неопределенно-грязного цвета и стал потягивать кофе. Его изуродованное лицо (кстати, у Чарли оно вызвало лишь мимолетный интерес) было спокойным и бесстрастным. Только мозг усиленно работал, анализируя сложившуюся ситуацию.

Все, кто имел дело с Чарли, напоминали ему раммаденовских горе-взломщиков в супермаркете. Сейчас они натянули мягкие перчаточки, но сделали это не из любви к девочке. Рано или поздно они поймут, что от мягких перчаток мало проку, и, исчерпав «слабые» меры воздействия, решат взорвать сейф. Если до этого дойдет, рассуждал Рэйнберд, то, выражаясь языком Раммадена, почти наверняка, «плакали денежки».

Ему уже встретилась фраза «легкая шокотерапия» в отчетах двух врачей — одним из них был Пиншо, к чьим рекомендациям прислушивался Хокстеттер. Ему уже довелось случайно прочесть медицинское заключение, написанное на таком дремучем жаргоне, что, казалось, имеешь дело с иностранным языком. После перевода отчетливо проступала тактика выкручивания рук: ребенок сломается, если увидит, как мучают папу. Рэйнберд держался иного мнения: если она увидит, как ее папа под током танцует польку и волосы у него дыбом, она, не моргнув глазом, вернется к себе, разобьет стакан и проглотит осколки.

Но попробуй скажи им это. Подобно ФБР и ЦРУ, Контора в который уже раз убедится, что «плакали денежки». Не можешь добиться своего под видом иностранной помощи — пошли десант с ручными пулеметами и напалмом, и пусть прихлопнут сукиного сына. Или начини цианистым калием сигары. Верх сумасшествия, но попробуй скажи им это. Им одно подавай — РЕЗУЛЬТАТЫ — в мерцании и блеске, точно это сказочная гора жетонов на игорном столе в Лас-Вегасе. Но вот результат достигнут, «плакали денежки»: никому не нужные зеленые клочки просеиваются меж пальцев, а они стоят и недоумевают — что за чертовщина?

Потянулись другие уборщики; они перебрасывались анекдотами, хлопали друг друга по плечу, кто-то хвалился, как он вчера сбил все кегли двумя шарами, другой — что первым же шаром, говорили о женщинах, машинах, о выпивке. Обычный треп, какой был, есть и будет до скончания мира — аллилуйя, аминь. Они обходили Рэйнберда стороной. Рэйнберда здесь недолюбливали. Он не посещал кегельбана, не говорил о своей машине, и лицо у него было такое, точно у киномонстра, сотворенного Франкенштейном. При нем всем становилось не по себе. Того, кто решился бы хлопнуть его по плечу, он бы в порошок стер.

Рэйнберд достал кисет с «Ред Мэном», бумагу ддя закрутки, свернул сигаретку. Он сидел и дымил и ждал, когда придет время спуститься к девочке.

Вообще говоря, уже много лет он не был в такой отличной форме, на таком подъеме. Спасибо Чарли. В каком-то смысле, сама того не ведая, она ненадолго вернула ему интерес к жизни — а он был человеком обостренных чувств и какой-то тайной надежды, другими словами, жизнеспособным. Она крепкий орешек — тем лучше. Тем приятнее после долгих усилий добраться до ядрышка; он заставит ее исполнить для них гвоздь программы — пусть потешатся, а когда она отработает номер, он ее задушит, глядя ей в глаза, ища в них искру сопонимания и особый знак, который она, быть может, даст ему перед тем, как уйти в неизвестность. А до тех пор он будет жить. Он раздавил сигарету и встал, готовый приступить к работе.

Когда отказала энергосистема, Энди Макги смотрел по телевизору «Клуб РВ». «РВ» значило «Ревнители Всевышнего». Могло создаться впечатление, что передачу «Клуб РВ» транслируют по этому каналу круглосуточно. Наверное, это было не так, но Энди, живший вне времени, потерял способность к нормальному восприятию.

Он располнел. В редкие минуты отрезвления он ловил свое отражение в зеркале, и сразу вспоминался Элвис Пресли, которого под конец разнесло. А иногда он сравнивал себя с кастрированным котом, огрузневшим и ленивым.