Воспламеняющая взглядом (Порождающая огонь) - Кинг Стивен. Страница 64

Мне думается, Пат, стоит провести еще одну, заключительную, серию тестов — для страховки. После чего можно смело отправлять его на Мауи. На заключительную серию, я думаю, понадобится месяца три.

Если вы не против, я подготовлю необходимые бумаги.

Герм

СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА

От кого: П. Х.

Кому: Герману Пиншо

Дата: 13 сентября

О чем: Энди Макги

Я вас не понимаю! На последнем обсуждении мы все — и вы тоже — сошлись на том, что от Макги столько же проку, сколько от перегоревшей пробки. Что за сомнения? Это вам не в бридж играть.

Если это будет укороченная серия, тогда возражений нет. На следующей неделе мы принимаемся за девочку (боюсь, кое-кто переусердствовал и теперь нам с ней недолго удастся поработать), и, может быть, есть смысл придержать пока ее отца… в качестве «огнетушителя»!

Согласен, возможно, «дело только в деньгах», но это деньги налогоплательщиков, и легкомыслие в этом вопросе не поощряется, Герм. Особенно капитаном Холлистером. Учтите на будущее.

Рассчитывайте на шесть, от силы восемь недель — разве что дело сдвинется с мертвой точки. В этом случае можете скормить мне лепешки «собачья радость».

Пат

— Нет, — сказала Чарли. — Не так. — Повернулась и вновь направилась к выходу. Она была бледная, вся — комок нервов. Под глазами синяки.

— Эй, эй, постой-ка… — Хокстеттер с вытянутыми руками бросился на перехват. — Что не так, Чарли? — спросил он, изображая на лице улыбку.

— Все, — ответила она. — Все не так.

Хокстеттер обвел взглядом комнату. В углу телекамера «Сони». Утопленный в стене из прессованной пробки кабель от нее ведет к видеомагнитофону, что установлен на КП в соседней комнате. Посередине стол, на нем металлический поднос с деревянной стружкой. Слева электроэнцефалограф, опутанный проводами. За пультом молодой оператор в белом халате.

— «Все» — это не объяснение. — Хокстеттер продолжал поотечески улыбаться, хотя его распирала злость. Даже человек, не умеющий читать мысли, понял бы это — по его глазам.

— Вы не слушаете, что вам говорят! — Ее голос зазвенел. — Один только…

(ОДИН ТОЛЬКО ДЖОН СЛУШАЕТ, НО ОБ ЭТОМ НЕ СКАЖЕШЬ)

— А ты нам объясни, как надо сделать, — вкрадчиво попросил Хокстеттер.

Чарли не смягчилась.

— Надо было сразу слушать! Железный поднос — правильно, а все остальное — неправильно. Стол у вас деревянный, и стены воспла… пламеняющиеся. И одежда на нем — тоже. — Она показала на оператора, который слегка поежился.

— Чарли…

— И эта камера!

— Чарли, камера из…

— Из пластмассы! Если станет очень жарко, она разлетится на мелкие кусочки. И воды нет! Я же сказала, мне нужна вода, когда я захочу остановиться. Так меня учили папа с мамой. Мне нужна вода, чтобы погасить это. Иначе… иначе…

Чарли разрыдалась. Она хотела к Джону. Она хотела к отцу. И больше всего, больше всего на свете ей хотелось бежать отсюда. Всю ночь она не сомкнула глаз.

Хокстеттер испытующе глядел на нее. Эти слезы, этот эмоциональный взрыв… похоже, она действительно собирается показать, на что она способна.

— Ну, успокойся, — сказал он. — Успокойся, Чарли. Мы сделаем все, как ты скажешь.

— Вот именно, — процедила она. — А то ничего не получите. Про себя Хокстеттер подумал: все мы получим, гаденыш. Как показали дальнейшие события, он был абсолютно прав.

Вечером они привели ее в другую комнату. После несостоявшегося утреннего теста, едва вернувшись к себе, она уснула у экрана телевизора — молодой, растущий организм быстро взял свое, несмотря на протесты взбудораженной души, — и проспала почти шесть часов. Подкрепленная сном, а также рубленым бифштексом с жареным картофелем, она почувствовала себя гораздо лучше, уже могла держать себя в руках. Перед новым тестом она придирчиво осмотрела комнату. Поднос с деревянной стружкой стоял на железном столе. Голые стены, обшитые листовым железом, отливали синевой. Хокстеттер сказал:

— Оператор, видишь, в асбестовом комбинезоне и асбестовых тапочках. — Он по-прежнему говорил с ней, отечески улыбаясь. Оператору ЭЭГ было явно жарко и неуютно в своем комбинезоне. Он надел марлевую повязку, чтобы не дышать асбестовыми испарениями. Хокстеттер показал на прямоугольное с зеркальным стеклом окошечко в стене. — В него можно смотреть только оттуда. Там, за окошечком, телекамера. А вот ванна.

Чарли подошла поближе. Ванна была старого образца, на ножках, и казалось инородной среди этой стальной голизны. Воды в ней было до краев. Чарли осталась удовлетворенной.

— Все правильно, — сказала она. Хокстеттер расплылся в улыбке.

— Вот и отлично.

— А теперь уходите в ту комнату. Ничего вам здесь стоять, я буду это делать. — Чарли не мигая смотрела, на Хокстетгера. — Все может случиться.

Отеческая улыбка Хокстеттера несколько поблекла.

— А ведь она права, — сказал Рэйнберд. — Если бы вы к ней сразу прислушались, провели бы тест еще утром. Хокстеттер глянул на него и что-то пробурчал.

— Хотя вы же все равно не верите.

Хокстеттер, Рейнберд и Кэп стояли перед окошечком. Вместе с ними в окошко смотрел объектив камеры. Почти беззвучно работал видеомагнитофон. Стекло было поляроидное, из-за чего все предметы в испытательной комнате делались голубоватыми — вроде пейзажа «грейхаундл». Оператор подсоединил ЭЭГ к Чарли. Сейчас же монитор в соседней комнате воспроизвел энцефалограмму.

— Гляньте, какая альфа, — пробормотал кто-то из лаборантов. — Здорово подзавелась.

— Напугана, — поправил Рэйнберд. — Здорово напугана.

— А вы, значит, верите? — неожиданно спросил его Кэп. — Сначала не верили, а сейчас верите?

— Да, — ответил Рэйнберд. — Сейчас верю. Оператор ЭЭГ отошел от Чарли.

— Мы готовы.

Хоксесттср щелкнул переключателем. — Дазай, Чарли. Если ты готова.

Чарли повернулась к окошечку с зеркальным стеклом, и, хотя это было невозможно, на мгновение Гэйнберду почудилось, что ее глаза встретились с его единственным глазом. Он смотрел на нее, и на его губах играла улыбка.

Чарли Макги посмотрела в зеркальное стекло прямоугольного окошка и не увидела ничего, кроме своего отражения… но ощущение устремленных на нее глаз было очень сильным. Ах, если бы там сейчас стоял Джон, ей было бы гораздо легче. Но откуда ему там взяться?

Она перевела взгляд на поднос с деревянной стружкой. Это будет даже не посыл, а толчок. Одновременно с этой мыслью явилась другая, от которой она содрогнулась, пришла в ужас: ей хотелось испытать свою силу. Она думала о предстоящем так, как изголодавшийся человек, глядя на шоколадное мороженое, думает проглотить его одним махом. Но, прежде чем проглотить, он хотя бы миг будет… смаковать его.

За этот миг смакования ей стало вдруг стыдно; впрочем, она тут же сердито тряхнула головой. ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ? ВСЕМ ЛЮДЯМ ХОЧЕТСЯ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ОНИ ХОРОШО УМЕЮТ. МАМА ЛЮБИМ СОСТАВЛЯТЬ КРОССВОРДЫ, А МИСТЕР ДОУРИ ИЗ СОСЕДНЕГО ДОМА В ПОРТ-СИТИ ЛЮБИЛ ПЕЧЬ ХЛЕБ. КОГДА ИМ САМИМ УЖЕ НЕ НУЖНО БЫЛО ХЛЕБА, ОН ВЫПЕКАЛ ДЛЯ ДРУГИХ. КАЖДОМУ ХОЧЕТСЯ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ОН ХОРОШО УМЕЕТ…

«Стружка, — презрительно подумала она. — Могли бы придумать что-нибудь потруднее».

Первым это почувствовал оператор ЭЭГ. Он давно испарился в своей защитной одежде и поэтому в первый момент решил, что все дело в этом проклятом комбинезоне. Но в следующую секунду он увидел на экране, что волны альфа-излучения вдруг ощетинились, как пики, — свидетельство предельной концетрации воли, а также автограф мозга с разыгравшимся воображением.

Ощущение жара нарастало — и тут его охватил страх.

— Там что-то происходит, — возбужденно сказал один из лаборантов.

— Температура подскочила на десять градусов. Мать честная, это же Анды, а не альфа-излучение…