Воспламеняющая взглядом (Порождающая огонь) - Кинг Стивен. Страница 7

Чарли по-прежнему чувствовала, как Плохой поступок вертится у нее в голове, норовя вырваться снова, сотворить что-нибудь еще. Он как маленький, злобный и довольно глупый зверек. Стоит лишь выпустить его из клетки, чтобы сделать что-нибудь, вроде добывания денег из телефонов, и он может обернуться чем-то совсем ужасным,

(КАК С МАМОЧКОЙ НА КУХНЕ, ОХ, МАМ, ПРОСТИ) прежде чем загонишь его назад. Но сейчас это не имело значения. Сейчас она не будет думать об этом, она не будет думать об

(БИНТЫ, МОЯ МАМОЧКА ДОЛЖНА НОСИТЬ БИНТЫ, ПОТОМУ ЧТО Я ОБОЖГЛА ЕЕ) этом совсем. Сейчас важно, что с папой. Он как-то обмяк в кресле перед телевизором, лицо его искажено болью. Он бел, как бумага. Глаза налились кровью.

Ой, папочка, думала она, если бы я могла, я поменялась бы с тобой местами. В тебе сидит что-то, оно причиняет боль, но никогда не вырывается из клетки. Во мне что-то большое, совсем не причиняет мне боли, но, ой, иногда так страшно…

— Я достала деньги, — сказала она. — Я обошла не все телефоны, пакет стал тяжелым, боялась — прорвется. — Она озабоченно взглянула на него. — Что нам делать, папочка? Тебе нужно прилечь.

Энди медленно пригоршнями стал перекладывать мелочь из пакета в карманы своего вельветового пиджака. Он спрашивал себя: кончится ли когда-нибудь сегодняшняя ночь. Ему хотелось поймать другое такси, отправиться в город и попасть в первый попавшийся отель или мотель… Но он боялся. Такси могут выследить. У него сильное ощущение, что зеленая машина где-то поблизости.

Он попытался вспомнить все, что знал об аэропорте Олбани. Прежде всего это был аэропорт округа Олбани; по существу он находился не в самом Олбани, а в городке Колони. Район секты трясунов — разве дедушка не говорил ему когда-то, что это район трясунов? Может, они уже повымерли? А как насчет шоссе? Автострад? Ответ приходил медленно. Была тут одна дорога… какая-то Уэй. Нортуэй или Саутуэй, подумал он. Открыл глаза, взглянул на Чарли:

— Сможешь идти, детка? Пару миль?

— Конечно. — Она поспала в такси и чувствовала себя сравнительно бодрой. — А ты?

В этом вопрос. Он не знал.

— Попробую, — сказал он. — Мне кажется, мы должны выйти на главную дорогу и поймать машину, малышка.

— Проголосовать? — спросила она. Он кивнул:

— Выследить уехавшего на попутной машине довольно трудно, Чарли. Если повезет, кто-нибудь подхватит нас, а к утру уже домчит до Буффало. Если нет, мы будем стоять на обочине и голосовать, пока не появится зеленая машина.

— Если так надо, — сказала нерешительно Чарли.

— Давай, — сказал он, — помоги мне.

Он поднялся на ноги — сильнейший удар боли. Покачнулся, закрыл глаза, снова открыл. Люди выглядели нереальными. Цвета казались чересчур яркими. Мимо прошла женщина на высоких каблуках, и каждый их стук по плитам пола походил на звук захлопывающегося стального сейфа.

— Папочка, ты правда сможешь? — Ее голосок звучал слабо, испуганно.

Чарли. Но Чарли выглядела нормально.

— Думаю, смогу, — сказал он. — Пошли.

Они вышли в другую дверь; служащий аэропорта, заметивший их, когда они вылезали из такси, на сей раз был занят разгрузкой чемоданов из грузовика. Он не видел, как они вышути.

— В какую сторону, папочка? — спросила Чарли. Он посмотрел в обе стороны и увидел Нортуэй, огибающую здание вокзала ниже и справа. Но как попасть туда — вот вопрос. Повсюду тянулись дороги — сверху, снизу, знаки ПРАВЫЙ ПОВОРОТ ЗАПРЕЩЕН, ОСТАНОВКА ПО СИГНАЛУ, ДЕРЖИТЕСЬ ЛЕВЕЕ, ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ. Огни светофоров, словно встревоженные призраки, мигали в предутренней темноте.

— Думаю, сюда, — сказал он. Они прошли вдоль вокзала по вспомогательной дорожке со знаками ТОЛЬКО ПОГРУЗКА И РАЗГРУЗКА. Тротуар кончился в конце вокзала. Мимо них равнодушно промчался большой серебристый «мерседес», отраженный блеск ртутных светильников на его поверхности заставил Энди вздрогнуть.

Чарли вопросительно посмотрела на него. Энди кивнул:

— Идем дальше, в сторону. Тебе не холодно?

— Нет, папочка.

— Слава богу, ночь теплая. Твоя мама… Он не мог говорить.

И они ушли в темноту — крупный широкоплечий мужчина и маленькая девочка в красных брючках и зеленой блузке, державшая его за руку, словно поводырь.

Зеленая машина появилась минут пятнадцать спустя и остановилась рядом с желтой кромкой тротуара. Из нее вышли двое — те самые, что преследовали Энди и Чарли до такси в Манхэттене. Водитель остался за рулем. Подошел охранник аэропорта.

— Здесь стоять нельзя, сэр, — сказал он. — Если вы проедете ту…

— Мне можно, — ответил водитель. Он показал охраннику удостоверение. Тот взглянул на него, посмотрел на водителя, затем на фотокарточку в удостоверении.

— А, — сказал он. — Извините, сэр. Нам что-то нужно знать в связи с этим?

— Ничего, что касалось бы охраны аэропорта, — сказал водитель, — но вы можете помочь. Видели сегодня кого-нибудь из этих двоих? — Он протянул охраннику фотографию Энди, а затем расплывчатую фотографию Чарли. На фото волосы заплетены в косички. Тогда была жива ее мать. — Теперь девочка на год старше, — объяснил водитель. — Волосы у нее короче. Примерно до плеч.

Охранник вглядывался, вертя фотографии в руках.

— Знаете, кажется, я видел эту девочку, — сказал он. — Она светловолосая? По фото трудно сказать…

— Верно, светловолосая.

— Мужчина — ее отец?

— Не спрашивайте, и я не буду вам врать. Аэропортовский охранник испытывал прилив неприязни к этому нахальному молодцу за рулем непримечательной зеленой машины.

Ему случалось иметь дело с ФБР, ЦРУ и учреждением, которое называли Конторой. Агенты походили друг на друга: откровенно наглые, с начальственными манерами. Они смотрели на человека в синей форме как на игрушечного полицейского. Однако, когда пять лет назад тут угнали самолет, именно «игрушечные» полицейские захватили типа, увешанного гранатами, и он находился под охраной «настоящих» полицейских, когда покончил с собой, вскрыв ногтями сонную артерию. Вот так-то, ребята.

— Послушайте… сэр. Я спросил, не отец ли он ей, ища портретного сходства. Эти снимки не дают повода думать так.

— Они, кажется, немного похожи. Различаются цветом волос. Это я вижу и без тебя, кретин, подумал аэропортовский охранник.

— Я видел их, — сказал он водителю зеленой машины. — Он — крупный мужчина, больше, чем на снимке, вроде больной или что-то подобное.

— Правда? — удовлетворенно сказал водитель.

— Вообще у нас сегодня ночка. Какой-то болван ухитрился поджечь собственные ботинки. Водитель так и подскочил за рулем:

— Что ты сказал?

Аэропортовский охранник кивнул, довольный, что выражение скуки на лице водителя как рукой сняло. Он не был бы так доволен, скажи ему водитель, что он сию минуту сам напросился на допрос в манхэттенском отделении Конторы. А Эдди Делгардо, вероятно, вышиб бы из него все потроха, потому что вместо посещения баров для одиноких (а также массажных заведений и порнографических магазинчиков на Таймс-сквер) во время яблочных дней своего отпуска ему предстояло провести эти дни одурманенным лекарствами, в состоянии полной отключки, рассказывая снова и снова, что случилось до и сразу после того, как загорелись его ботинки.

Другие двое из зеленого автомобиля разговаривали со служащими аэропорта. Один из них нашел служащего, видевшего, как Энди и Чарли вылезали из такси и входили в здание вокзала.

— Они. Я еще подумал, стыдно пьяному мужику таскать с собой маленькую девочку так поздно.

— Может, они сели в самолет? — предположил один из двух мужчин.

— Может, и сели, — согласился служащий. — И что думает мать ребенка? Знает ли она, что происходит?

— Сомневаюсь, — сказал мужчина в темно-синем шерстяном костюме. Он говорил убежденно. — Вы не видели, как они ушли?

— Нет, сэр. Насколько я понимаю, они еще где-то тут… если, конечно, не был объявлен их рейс.