Девушка индиго - Бойд Наташа. Страница 9

У маменьки расширились глаза от ужаса.

Мистер Пинкни изящно откинулся на спинку стула, поглядывая на меня с веселым одобрением – был доволен моим ответом.

– Отлично сказано, – пробормотал папенька, заслужив тем самым насупленный взгляд от супруги.

У меня отчаянно пылали щеки, но я продолжила:

– Если же под условностями вы понимаете обычай передавать дела сыну, а не дочери, тогда вы, возможно, правы: такие условности я не считаю нужным блюсти. Кроме того, условности есть условности. По определению это не закон, а всего лишь общепринятый порядок вещей, которому люди склонны следовать бездумно, а стало быть, при определенных обстоятельствах условности дают человеку свободу действовать наиболее результативным образом. К примеру, сейчас, когда моего брата здесь нет. А я здесь.

За столом воцарилась тишина.

Я, затаив дыхание, потянулась к бокалу с вином.

– Вот именно, вы здесь, – проговорил мистер Пинкни глубоким мелодичным голосом. – Вы здесь.

Маменька словно язык проглотила.

Я опустила глаза и принялась разглядывать шов на своей парчовой обеденной перчатке, отметив для себя, что он нуждается в штопке.

– У Элизы уже есть свои планы по поводу наших земель на берегах Уаппу, – бросился спасать ситуацию мой отец, но не преуспел, а наоборот, сделал только хуже. – Правда, Элиза?

– О боже… – простонала маменька и обратилась к миссис Пинкни: – Приношу свои извинения – к сожалению, мой супруг поощряет Элизу в ее дерзких не по годам устремлениях.

– А что за планы? – презрел мистер Пинкни попытку маменьки закрыть тему.

– Несколько дней назад она спросила, можно ли посадить там больше вечнозеленых дубов для производства корабельной древесины. Девочка смотрит в будущее.

– Но ведь почвы в Уаппу все равно не позволят нам расширить производство риса, – осторожно заметила я. – Тем более что мы уже наладили экспорт риса с плантаций Гарден-Хилл и Уаккамо. Мне бы очень хотелось, чтобы папенька прислал с Антигуа разные семена – любопытно будет поэкспериментировать с посевами.

– Непременно пришлю, – кивнул отец. – Если война с испанцами все-таки начнется, это может плохо сказаться на нашем экспорте риса. Так что нам необходима альтернатива.

– А какие культуры у вас на уме, мисс Лукас? – поинтересовался мистер Пинкни.

– Я знаю, что здесь хорошо растут хлопок и люцерна. – Сказав это, я принялась вспоминать, что мне довелось видеть у нас в Вест-Индии. – Мне бы хотелось посадить имбирь и, наверное, индигоферу. Поначалу все будет довольно сумбурно, я думаю, пока мы не изучим местный климат. Говорят, прошлой зимой тут были заморозки, которых на Антигуа никогда не случалось, так что придется быть очень осторожной.

– По-моему, здесь уже многие пробовали культивировать индигоносные растения, но без особого успеха, – поддержал заведенный мной разговор мистер Пинкни. – Я сам высаживал эти кусты на своих землях в Бельмонте по наущению мистера Дево. Но, увы, они не прижились. Зато у нас есть апельсиновые деревья, мы можем поделиться с вами семенами.

– Благодарю вас. Мне бы очень хотелось побольше узнать о том, какие еще культуры у вас дают хороший урожай, – улыбнулась я. – Однако, даже если нам удастся вырастить индигоферу, нужно иметь в виду, что процесс получения красителя индиго из этого растения замысловатый и, прямо скажем, таинственный.

– А разве у индигоферы не синие цветочки? – полюбопытствовала миссис Пинкни.

Я надеялась, что хорошие манеры не позволят маменьке упрекнуть супругу хозяина дома в том, что своим вопросом она поощряет меня продолжать эту неуместную беседу. Мне нельзя было упустить возможность разузнать побольше про индигоферу, о которой я знала малую малость от своего друга Бена.

– Вот в этом-то и заключается тайна! – воскликнула я. – Настоящее чудо! Дело в том, что лепестки цветов у индигоферы не имеют ничего общего с синим цветом, более того – сырье для изготовления красителя собирают до начала цветения. И собирать его нужно со всей поспешностью, а обрабатывать в строгом соответствии с некими правилами, иначе ничего не получится.

– Что верно, то верно, – хмыкнул отец. – Индигофера – какой-то древний сорняк. Негры, судя по всему, привезли знания об изготовлении красителя с собой из Африки. Это очень необычное ремесло. Но так или иначе, нам никогда не удавалось вырастить эти кусты в достаточном количестве даже на нашей островной плантации.

Я подумала про Бена и его бабушку.

– Секрет изготовления индиго передается у них из поколения в поколение, возможно с незапамятных времен. Чужим его не доверяют.

Миссис Пинкни вскинула брови:

– И правда, какая таинственность!

– О да, – покивала я.

– Любопытно, как же кто-то впервые догадался, что нужно сделать, чтобы извлечь синий пигмент? – покачала головой миссис Пинкни. – Уму непостижимо.

– Вот именно! – подхватила я, счастливая от того, что нашелся человек, мыслящий в унисон со мной.

– Может быть, кому-то чисто случайно пришла в голову удачная мысль? – предположила она.

– Думаю, процесс получения красителя слишком уж сложен для этого, – сказала я, вспоминая, как негры на Антигуа часами размешивали листья в воде и не сводили глаз с чанов, дожидаясь нужного момента для… Для чего же? Этого я вспомнить не могла. Зато в памяти остался запах забродивших и гниющих листьев, от которого желудок готов был вывернуться наизнанку. Никому не придет в голову возиться с этим вонючим месивом «чисто случайно»…

– Что ж, – проговорил мистер Пинкни, задумчиво глядя на меня, – получение красителя – дело, может, и таинственное, но определенно прибыльное. Помнится, я где-то читал, что Лондон платит французам двести с лишним тысяч фунтов в год за индиго из их колоний.

У меня дыхание перехватило, когда я услышала эту баснословную цену.

– За какое количество индиго? – подскочила я на месте. – Скажите мне!

Мистер Пинкни воззрился на меня.

Миссис Пинкни вскинула брови.

Маменька заскрипела зубами. Мне казалось, я слышу этот воображаемый скрип взаправду после каждого своего вопроса. Она умирала от желания извиниться за мое поведение, недостойное юной леди, но вместе с тем не хотела акцентировать на моей невоспитанности внимание.

Отец делал вид, что не замечает нравственных терзаний жены.

– О, прошу прощения, – извинилась я сама со всей поспешностью. – Маменька всегда попрекает меня за упрямство и несдержанность. Это было праздное любопытство.

– Ну разумеется, мисс Лукас. Никто иного и не подумал, – покивал мистер Пинкни. – Однако теперь, раз уж вы задали такой вопрос, мне и самому будет любопытно получить на него ответ. – И с этими словами он подмигнул мне.

Той ночью в одном из малочисленных кирпичных особняков Чарльз-Тауна я лежала в восхитительно удобной постели и никак не могла привести свои мысли в порядок. Как будто все события последних дней вели меня к одной цели. Повторяющиеся сны, чернокожие рабыни в Уаккамо, одетые в юбки цвета индиго, и то направление, которое неожиданно принял вечерний разговор за ужином, – все сложилось.

В моей душе уже разгорелось пламя нового проекта, и я знала: теперь оно не угаснет, что бы ни случилось. Я не дам ему угаснуть.

На Антигуа я часто прогуливалась вдоль полей индигоферы, наблюдая за неграми, которые проверяли стебли и листья, поджидая нужное время для сбора урожая. Честно признаться, поначалу я приходила туда, чтобы повидаться с Беном, но потом все мои помыслы заняло индиго.

«Это древний секрет», – снова говорил перед моим мысленным взором Бен, и широкая белозубая улыбка сияла на черном лице.

Если то, что мистер Пинкни сказал про индиго, – правда, тогда производство этого красителя сможет нас спасти. Оно сможет спасти меня. У папеньки с маменькой уже не будет возможности всучить меня в жены какому-нибудь старику, мечтающему о наследнике. Они не осмелятся передать управление плантациями Джорджу, если я, именно я преуспею в делах и освобожу наши владения от долгов. В худшем случае это позволит мне самой выбрать жениха, если все-таки придется выйти замуж.