Пятнадцать псов - Андре Алексис. Страница 11

В каком-то смысле нападавшие на Мэжнуна псы сослужили ему добрую службу. Он не боялся атакующих его собак, и его уверенность в себе росла с каждой победой. Но все-таки ему не нравилось причинять боль другим, поэтому они с Нирой избегали мест, где животных разрешали спускать с поводков. Можно было предположить, что другие члены стаи тоже старались бы держаться оттуда подальше, не желая привлекать внимание ни людей, ни других собак. И тем не менее Бенджи и Мэжнун встретились рядом с одним из небольших мостков через ручей, бежавший неподалеку от места выгула собак.

Мэжнун оказался там случайно: его отвлекли разговоры Ниры о правительстве в каком-то далеком месте. Была зима – прошло больше года после спасения Мэжнуна, – и мир, припорошенный снегом, пах не так резко. Так что пес (и Нира) очутились рядом с тропой, сами того не заметив. Бенджи же появился там, ведомый отчаянием. Он на своих коротких лапах, как мог, спасался от нежелательного внимания агрессивного далматина.

Бенджи первым увидел Мэжнуна и закричал на их общем языке:

– Черный пес! Черный пес, помоги мне!

Мэжнун поднял глаза и увидел, что Бенджи кубарем несется по склону холма.

Не задумываясь, инстинктивно, Мэжнун бросился на помощь биглю. Пудель встал между биглем и далматином, свирепо лая и рыча, как бешеный. Далматин подумывал, не бросить ли вызов пуделю, но теперь он столкнулся с чем-то за гранью его понимания: двумя псами, которые не были похожи на псов, двумя явно чужеродными версиями собаки. И далматин предпочел грациозно убежать обратно на холм, откуда явился.

– Джим, – воскликнула Нира, – что ты делаешь?

Мэжнун ее проигнорировал. Он дал Бенджи отдышаться и сказал:

– Ты тот маленький пес с длинными ушами из нашей стаи.

– Да, – ответил Бенджи, – это я. Говорю тебе, черный пес, меня теперь седлают чаще, чем суку в течке.

Потом, меняя тему, бигль спросил:

– Ты нашел нового хозяина? Она не выглядит жестокой. Она тебя бьет?

– Нет, – ответил Мэжнун. – Она человек, с которым я живу, и она меня не бьет.

– Значит, удача улыбнулась тебе после того, как ты ушел от нас. Хотел бы я, чтобы ты и пес, который странно говорил, взяли меня с собой.

– Меня загрызли и бросили умирать, – сказал Мэжнун. – Я не выбирал изгнанничество.

– Так я и думал, – кивнул Бенджи. – Остальные псы поверили, что ты и странный пес покинули нас, но я не купился. С чего бы черный пес покинул своих товарищей, размышлял я.

– Где остальные? – спросил Мэжнун.

– Мне понадобится слишком много слов, и к тому же я проголодался.

Бенджи взглянул на Ниру. Без предупреждения, он радостно залаял и кувыркнулся на снегу.

– Что ты делаешь? – не понял Мэжнун.

– Люди такое любят, – ответил Бенджи. – Ты что, так не делаешь? Это отличный способ получить еду.

– Где остальные? – повторил вопрос Мэжнун.

И вновь Бенджи радостно залаял и перевернулся.

– Прекрати это, – начал пудель. – Она не понимает твоего…

Однако Нира, похоже, все поняла. Она не без увлечения наблюдала за ними. Впервые она услышала то, что считала настоящим языком Мэжнуна: пощелкивания, низкое рычание, грубый лай, вздохи и зевание. Смысла происходящего она не понимала. Единственное, что показалось ей знакомым, – это игривый лай Бенджи и его перекатывание по снегу. Прервав Мэжнуна, она сказала:

– Твой друг голоден, не так ли? Почему бы нам не взять его с собой домой на время? У меня нет ничего с собой, но дома полно еды.

Мэжнун был раздражен, но Бенджи он сказал только:

– Она говорит, что там, где мы живем, есть еда.

– Ты понимаешь человеческий язык? – спросил бигль. – Я хочу, чтобы ты меня ему научил. Если ты научишь, я расскажу о нашей стае все, что ты хочешь знать.

– Ты расскажешь мне все, что я захочу, или я укушу тебя за морду, – прорычал пудель.

Но Мэжнун был плохим лжецом на обоих языках, и его угроза не испугала Бенджи. Ведь тот, напротив, был превосходным лжецом, он видел тело Мэжнуна после того, как Аттикус, Макс и братья закончили с ним, и, раз увидев его «мертвым», он уже его не боялся. Он полагал, что если Аттикус с приспешниками одержали над пуделем верх в драке, то и он почти наверняка смог бы его перехитрить. С чего бы ему уважать пса явно ниже Аттикуса по статусу? Беспечный Бенджи отправился домой с Мэжнуном и Нирой.

Едва Нира поставила миску с рисом и печенкой, как бигль набросился на еду, словно боясь, что Мэжнун ее отнимет. Он уже несколько дней не ел ничего приличного. Ему не удалось ничего выпросить у людей на Блур-стрит. Поэтому он вернулся в Хай-парк, рыская в поисках занесенных снегом объедков и даже охотился на крыс и мышей, сновавших возле кафешки поблизости.

Зима была не лучшим временем года для собаки без хозяина. Бесприютный, большую часть времени Бенджи проводил, слоняясь от дома к дому в поисках кого-нибудь, кто бы его пригрел, проделывая трюки, которые – по загадочным, непостижимым причинам – нравились людям. Он переворачивался, притворялся мертвым, садился, вставал на задние лапы (что было для него непросто), выпрашивал еду и иногда даже выл, подражая человеческим песням. И ведь приходится верить, что эти двуногие обладают интеллектом! Люди, однако, были опытными строителями укрытий и добытчиками еды, а именно это и было нужно Бенджи. Очевидно, он быстрее получил бы желаемое, если бы выучил человеческий язык.

– Знаешь, – заметил Бенджи, наевшись и напившись, – я всегда думал, что ты самый умный пес. Я уверен, что именно поэтому вожак стаи хотел тебя убить.

– Серый пес со свисающей мордой? – спросил пудель.

Они сидели в гостиной одни. Нира, чувствуя, будто вторгается в личную жизнь Мэжнуна, оставила их наедине. На полу в гостиной лежал яркий разноцветный ковер – с малиновыми, нежно-желтыми и золотыми пятнами. В комнате стояли кресло и диван, был фальш-камин и окна, выходящие на улицу, из которых Мэжнун мог выглядывать, если забирался на диван.

Бенджи проигнорировал его вопрос.

– Я не удивлен, – продолжал бигль, – что ты выучился разговаривать с людьми. Я признал бы твою власть, если бы ты научил меня хотя бы немногому.

Мэжнун наблюдал из окна за движением на улице: машины, пешеходы, собаки и кошки, один вид которых заставлял его рычать. Он знал, что неприязнь к этим бедным, слабым существам была лишена смысла, но ничего не мог с собой поделать и часто обнаруживал – к своему ужасу, – как трудно подавить желание залаять при виде кошачьих. На словах Бенджи «если бы ты научил меня» кошка прошла достаточно близко к дому, чтобы спровоцировать рычание Мэжнуна. Думая, что это обращено к нему, Бенджи заявил:

– Я невинный пес. Я не сделал тебе ничего плохого.

Мэжнун слез с дивана, чтобы не слишком отвлекаться на вид из окна, и сказал:

– Я научу тебя человеческим словам, если ты расскажешь мне, где остальные.

– Остальные, – ответил Бенджи, – мертвы. Я думал, что я последний из нашей стаи.

Хотя Бенджи не было нужды скрывать то, что случилось со стаей, он опасался сболтнуть лишнего. Ведь он был ответственен за гибель псов и не знал, как на это отреагирует Мэжнун, когда узнает. Так что в своем рассказе Бенджи опустил любые детали, которые могли бросить на него тень, а кое-что преувеличил, чтобы самому выглядеть лучше, чем было на деле. Однако ни эти преувеличения, ни умолчания не исказили суть правления Аттикуса. Бенджи, в общем-то, рассказал правду.

На момент убийства Афины он не спал. Бигль видел, как Фрик убежал с ее телом, и видел, как Фрак разбудил Беллу и увел ее прочь. Не требовалось большого ума, чтобы угадать ее судьбу. Ум потребовался на другое – смерти сук поставили Бенджи перед вопросом: уйти ему или остаться? Если Фрик и Фрак готовы были убивать так безрассудно, почему бы им не избавиться и от него? Он доставил бы им хлопот немногим больше, чем Афина. С другой стороны, мысль о том, чтобы покинуть стаю, страшила. Какой станет его жизнь без больших псов, которые в случае чего могли бы его защитить? Единственным выходом было бы найти хозяина, но люди опасны, а Бенджи не хотел рисковать.