Сломленные - Коул Мартина. Страница 65

— Как дела у Шерон? — спросила девушка.

Барбара со страхом посмотрела на нее:

— Не знаю. Шерон нет дома.

— Как же так? — удивилась девушка. — Я давно ее не вижу и решила, что она ездила к вам, а теперь вы вернулись вместе.

— Нет, все не так, — пролепетала Барбара. — Раньше мы созванивались каждый день, но потом она перестала отвечать на мои звонки, и я поехала узнать, что с ней случилось. Приехала, а она не открывает. И такой запах…

Барбару охватило недоброе предчувствие. Она нашарила в сумочке мобильный телефон. Конечно, у них с дочерью случались размолвки, но все же Шерон не могла вот так просто исчезнуть, потому что знала: мама будет волноваться.

Пока девушка доставала из холодильника бутылку молока, собираясь покормить ребенка, Барбара разговаривала с полицией. Положив трубку, она тихо произнесла:

— Полиция уже едет.

Сейчас, после звонка в полицию, ей стало страшно. Она боялась узнать, что там, в квартире дочери. Дурное предчувствие стремительно росло. Барбара пила чай из грязной кружки и наблюдала, как ребенок с жадностью пьет молоко.

Барбара внутренне готовилась к самому страшному. В глубине души она уже все знала. «Шерон мертва, и ее сын тоже».

Сьюзи Харрингтон сидела на кожаном диване. Когда инспектор Голдинг объявил ей, что она арестована, Сьюзи приподняла бровь:

— Как-как? Повторите, я не расслышала.

— У нас имеются основания подозревать вас в использовании детей для производства безнравственной печатной продукции. У вас есть право хранить молчание…

Она презрительно рассмеялась:

— Заткнитесь.

Встав, она прошла в спальню и накинула дорогое замшевое пальто. Затем язвительно прошипела:

— Я могу позвонить?

Она набрала номер и спустя минуту сказала:

— Я направляюсь в полицейский участок Грантли, меня обвиняют в производстве детской порнографии. — Затем она быстро положила трубку.

Больше за весь день она не сказала ни слова.

Поговорив с матерью по телефону, Кейт немного расслабилась. Худшее позади, теперь им остается только ждать. Она села за стол. Лицо ее вытянулось от усталости, руки дрожали, и в этот момент ее вызвали в кабинет Ретчета. Думая только о Патрике, Кейт решила, что главный инспектор, вероятно, хочет узнать последние новости о его состоянии.

Ретчет стоял у окна, напряженно выпрямившись. Он даже не обернулся к ней, и она стояла, как провинившаяся школьница в кабинете директора.

— Мне позвонили сверху и приказали отпустить Сьюзи Харрингтон. Это не подлежит обсуждению.

На секунду Кейт показалось, что от бессонницы у нее испортился слух.

— Простите?

Он тяжело вздохнул:

— Вы слышали меня, Берроуз. Ее следует освободить без всяких обвинений.

Кейт пришлось с силой вдавить кулаки в стол, чтобы преодолеть острое желание ударить Ретчета по лысой голове.

— На каком основании? — спросила она. — Харрингтон необходима для текущего расследования, и мы хотим знать, чем вызвано такое решение.

Ретчет повернулся и повысил голос:

— Я не обязан вам ничего объяснять! Я отдал приказ, и вы выполните его без дальнейшего обсуждения.

Его лицо было бледным, глаза бегали. Казалось, он боится встретиться с Кейт взглядом.

— Извините, сэр, но я должна знать, с какой стати мы должны отпустить центральную фигуру в деле о совращении, пропаже и убийстве детей. Я не смогу без нее предъявить обвинение другим фигурантам дела, и я хочу знать, какие силы мешают мне выполнять мою работу, за которую мне и так мало платят! — И Кейт добавила с отвращением: — Это дурно пахнет, мистер Ретчет, это очень дурно пахнет.

Казалось, он съежился под ее взглядом.

— Послушайте, Кейт, если вы дорожите своей карьерой, то подчинитесь. Вы обязаны подчиниться! Приказ пришел с самого верха, и я ничего не могу поделать. Вы понимаете, о чем я?

Она покачала головой:

— Боже, как низко вы пали. Вы всерьез думаете, будто я собираюсь вот так взять и проглотить такой приказ? И после всех злобных замечаний и грязных намеков, которые мне приходилось выносить от вас все эти годы, не вам говорить о моей карьере. Угрожаете мне, а потом думаете, что я возьму под козырек и скажу «Есть, сэр!»?

Ретчет перепугался. Он молил ее о понимании:

— Послушайте, Кейт, меня это возмущает так же, как и вас, но я должен подчиняться начальству. Данный приказ исходит из высочайшего источника, поверьте мне. Если бы я мог, то сам послал бы их к черту. Мне в спину дышат газетчики, не забывайте и об этом тоже. Случай чрезвычайный, нам нужны быстрые результаты, я вас прекрасно понимаю. Но я не могу не подчиниться прямому приказу, и вы тоже.

Кейт расхохоталась.

— Черт возьми, это мы еще посмотрим, — злобно сказала она. — Можете представить себе реакцию моей команды, когда я сообщу им такую милую вещь? «Хорошо поработали, ребята, но мы не можем предъявить обвинение Сьюзи, потому что, кажется, у нее есть высокопоставленные друзья. Но все равно спасибо за работу».

— Я этого не говорил, Кейт. Я не говорил, что у нее есть какие-то друзья…

Кейт снова рассмеялась, на сей раз достаточно громко. Ее смех привлек к ним взгляды коллег из-за стеклянных перегородок.

— А зачем говорить? И так все ясно, — сказала она резко. — Значит, так: я хочу знать, и немедленно, от кого исходит приказ.

Кейт развернулась и вышла из кабинета, с грохотом захлопнув за собой дверь. Она ощущала вкус собственного бешенства, оно обжигало ей рот и горело в груди, как едкая желчь. Ее руки так дрожали, что, подойдя к своему кабинету, она с трудом смогла открыть дверь.

Дженни в изумлении выслушала рассказ Кейт. А потом они обе беспомощно наблюдали, как Сьюзи неторопливо направляется к выходу с самодовольной улыбкой на чересчур накрашенном лице.

Она сделала им ручкой и ласково пропела:

— Пока, леди.

Кейт хотела бы, чтобы Наташа ощутила страх и боль, чтобы она поняла, каково приходилось ее детям, которых она предоставляла для удовлетворения чужой похоти.

Кейт хотела бы объяснить Таше всю чудовищность ее поступков, показать, как они выглядят в глазах других людей — тех, которые не живут в сумеречном мире наркотиков, пьянства, беспорядочного секса и не используют для своих целей окружающих, включая собственных детей.

Но Кейт знала, что это бесполезно. Наташа и ей подобные живут по совершенно другим принципам.

Когда девушка открыла пачку сигарет, Кейт внезапно выбросила руку вперед и вышибла пачку из ее пальцев с такой силой, что та отлетела и с громким стуком ударилась о стену. Наташа отпрянула, едва не упав со стула. Ее лицо исказилось от страха — она видела, что Кейт готовится нанести следующий удар.

Таша слышала о полицейских зверствах — жестокость полиции считалась фактом в среде ее обитания. Аресты и тюремные порядки служили обычной темой для обсуждения. Наташа всегда думала, что уж ее-то это не коснется, и внезапно осознала: теперь касается, причем напрямую. Она задрожала от страха.

— Не заводи меня, дрянь! Я легко воспламеняюсь, и каждый раз, когда ты открываешь свой лживый рот, ты подливаешь масла в огонь. Не пытайся одурачить меня, или я оторву твою башку и засуну ее тебе в задницу.

Теперь Наташа по-настоящему рыдала, но ни Кейт, ни Дженни ни капли ей не сочувствовали.

— Я требую адвоката, — хныкала она.

— Ты скоро узнаешь, как требовать, поняла? — жестко сказала Кейт.

Наташа заревела еще громче.

Борис слушал, что происходит в подвале его дома. Он знал, что Вилли Гэбни может запросто убить тех двоих, но ему было плевать. Его людям не придется пачкать руки, а парочка подонков получит свое. Они причинили ему слишком много неприятностей за последние месяцы, и он от них уже устал. Типы, подобные Ганнеру и Партриджу, — авторитеты только в своих кварталах, а рядом с такими крутыми парнями, как он сам, моментально становятся полными ничтожествами. Борис мог избавиться от них за несколько минут, но почему бы не передать их в руки Вилли?