К Зверю (СИ) - Провоторов Алексей. Страница 5

Он не был стальным, и я мало что мог с ним поделать, не владея Голосом.

Поэтому я прыгнул вперёд, на ходу разрубая пополам ближайшего телохранителя Баута, и схватил того за руку, как только он бросился к двери, под защиту дочери. Он вывернулся, вцепившись в меня, и мы покатились по камням.

Шарахнулся Викл, спасаясь от голема.

Баут содрал с меня плащ, я оттолкнул его и выпрямился во весь рост, в помятом и закопчённом светлом доспехе, прижав острие клинка к его горлу.

Все замерли. Я тяжело дышал, и стрела, пробившая когда-то моё сердце, покачивалась в такт моему дыханию. Перо я сломал, а острие так и застряло где-то внутри, не выйдя из спины. Иногда я чувствовал, как оно царапало доспех.

Я успел сказать тогда немногое, прежде чем магия Беймиша лишила меня голоса, и это было правильные слова. Жаль только, первое действовало лишь сутки.

Та битва окончилась на рассвете прошлого дня, когда кто-то из стрелков Беймиша пробил мне сердце почти на вылет. Моё заклинание делало любую опасную рану несмертельной. Разве что в давних книгах Хинги можно было найти нечто подобное.

Меня бросили, посчитав убитым. Я же отсрочил свою гибель на сутки. Хотя жить со стрелой в сердце было больно.

Будь у меня Голос, от проблемы не осталось бы и следа — за жизнь я получил множество смертельных ран, и они оставили лишь лёгкие шрамы.

Теперь же мне оставалось жить лишь до утра, если не удастся увидеться со Зверем. И отобрать свой Горн.

— Анна-Белл, — сказал ворон тихо. — Как видишь, меня не так легко убить. Как твоего отца, например, — я усилил нажим, и Баут побледнел ещё больше, до призрачности. — Сложи этот хлам обратно.

В тишине прошла половина минуты. Потом она произнесла какое-то слово, и махина с грохотом рассыпалась по мостовой.

— Я одолел это. Теперь ты пойдёшь со мной, — рявкнул ворон. Он тоже чувствовал мою злость и усталость.

— Ты пойдёшь к башне Зверя?

— Да, и вызову его.

— У тебя даже Голоса нет.

— Ты мне поможешь. Ты колдунья, — я поднял свой грязный плащ и накинул снова.

— Почему ты не взял Хингу?

— Потому что меч, которым убита Гейр, у тебя. Он нужен мне.

— Зачем? — Анна-Белл удивилась, видимо, подозревая, что он не имеет отношения к ритуалу возвращения Голоса. — Как бы ты ни старался, и что бы не использовал, ты не вернёшь Голос больше чем на полминуты, пока Горн у Беймиша.

— Ты идёшь? — Ворон взъерошил перья. Начинало едва заметно светать, пахло холодным дождём.

— Да, — она спустилась с крыльца.

— Дочь!.. — только и сказал Баут.

— Ты служишь Беймишу? И мог бы служить любому, занявшему башню, — ответила ему Анна-Белл. — А он постарается занять её, с нами или без нас. Раз уж он жив, то я пойду с ним.

Баут промолчал. Ворон тоже. Только Викл нетерпеливо подал голос. Дождь снова приближался, луна утонула в тучах у горизонта, и тёмный, глухой час перед рассветом окутал нас полностью. Я чувствовал прилив сил и уверенность в том, что путь будет недолгим.

Она приказала вынести меч, и я принял окровавленный, чуть изогнутый клинок с великой осторожностью.

Я опасался дождя. Гроза, заходившая с востока, не была простой. Это была очищающая гроза после битвы, вызванная кем-то из имеющих силу, и потому такая медленная. А магически вызванный дождь мог и смыть магически закреплённую кровь. Нам надо было спешить.

Я вскочил в седло, подсадив и прижав к себе Анну-Белл, и мы оставили Двор Баута, бывший Двор Гейр.

В отличие от Хинги, я не дал Бауту никакого обещания не возвращаться за ним.

Ночь истекала, но было темно — стена дождя неотвратимо шла за нами вслед.

Мы пересекли бурную реку, не встретив никого, потом попали в засаду — но нападающие были так медлительны, что даже не успели коснуться Викла, а я, убивая, не успел их разглядеть.

Дорога пошла в гору. Начались скалы, на которых стояла Башня Зверя, но я не видел её за пеленой предутреннего тумана. Подъём стал совсем крутым. Виклу было всё равно, а вот я едва удерживал Анну-Белл. Ворон летел рядом.

Мы поднимались в одиночестве, и наступила минута, когда я услыхал далеко наверху пение Горна.

И моё раненное сердце похолодело, потому что я понял, что за мелодию он играет.

Беймиш сумел разобраться, как работает Горн. Это была песнь по мне. По моим вещам, если точнее. Звуки приказывали им рассыпаться в прах, и я ничего не мог с этим поделать.

Выругался ворон, и я так и не понял — от себя или уловил мои чувства.

Хрустнул металл, и подкова со стального копыта отскочила и канула вниз. Викл захромал, сбавляя ход. Захрапел недовольно.

— Потерпи, — сказал ворон, — ещё минута, и мы у Башни.

Со звоном отпала вторая подкова, запрыгала по камням, а за ней и третья. Конь застонал, карабкаясь по склону, и я хотел закричать, подбодрить его, но только растревожил ворона, снова присевшего на плечо. Прокл бил крыльями, пытаясь удержаться. А Горн всё трубил наверху, за тонкой туманной пеленой, где обгорелая вершина Башни Зверя поднималась к мрачным небесам.

Анна-Белл молчала, вцепившись в меня.

Мы перевалили через край, и Викл, обессиленный, рухнул на колени. Я спихнул Анну-Белл на камни и встал во весь рост.

Молнии упрямо били в скалу. Ветер трепал изодранный плащ, когти продирались сквозь перчатки. Я снял их и отбросил их в сторону. Вытащил меч из ножен, глядя, как он тускнеет и теряет острый блеск кромок прямо на глазах, под пение Горна, слышимое даже сквозь непрерывный гром. Птицы на башне кричали, и мой ворон вторил им.

Я положил Сталь на камни, и меч треснул от этого прикосновения, истлевая, разваливаясь на куски. Всё так. Мой Голос имеет большую силу. Я заключил часть его — часть себя — в Горн, чтобы командовать всем, что подвластно мне — армией, магией, силами — с его помощью. Для меня разница была такой же, как между неуверенным жестом и чётким письмом.

Ты предал меня, Беймиш. Тогда, ещё не дожидаясь нашей победы, после гибели Гейр, ты предал меня и забрал Горн себе, лишив меня голоса.

Мне сейчас нужно сказать всего лишь несколько слов. И у меня есть такая возможность.

— Говори, — сказал ворон, объясняя Анне-Белл короткий ритуал, — одновременно со мной.

Я достал язык Дрейна и положил его себе в рот. Сталь резанула до крови, но так было ещё лучше.

Мы произнесли это: я, языком кузнеца, ворон, повторивший слово из моих мыслей, и колдунья, имеющая силу.

И Горн замолчал.

Я взял свой второй меч, липкий от крови Гейр, и отведя руку назад, ударил Анну-Белл в сердце, проткнув колдунью насквозь. Лишь одно имя я назвал и лишь одно слово добавил к нему, на языке, от которого горечь разлилась по всему рту, и дрожь прошла по моим древним костям.

«Восстань, Гейр».

Там, в последней битве, опрокинувшей наконец людей, там, где мы раздавили с таким трудом проклятых рыцарей Солтуорта под их зелёными флагами, там пала Гейр, моя любимая, там предал меня Беймиш, завладев Горном — и подчинив себе все наши силы, одержавшие уже победу.

Кровь Гейр потекла по клинку в сердце Анны-Белл, движимая древней магией. Пока у меня был голос, я мог многое. Пока у меня была власть творить заклинания, я был непобедим. Ни Беймиш, ни Хинга не могли равняться со мной по части заклятий, и тем более никто из жалких людских колдунов.

Анна-Белл закрыла глаза, и колени её подогнулись. Открыла она их уже сине-стальными, со слепящей искрой. Гейр занимала её тело, как сосуд; рвалось на плечах тесное платье, как змеи, заструились локоны, ниспадая на землю; менялись черты. Я осторожно вынул клинок из раны, и от Анны-Белл не осталось и следа.

Одна магия свершилась.

— Звееееееерь! — закричал я, чувствуя поднимающуюся силу. Так хорошо было чувствовать возможность говорить.

— Звееееерь!

Лишь одно слово добавил я к этому. Слово на языке, от которого сдвинулись камни в основании Башни.

«Приди».

Зверь, всегда живший внутри меня, проснулся, поднял свою длинную морду, зарычал. Скала задрожала под ногами. Древняя сила — не моя, и даже не моих предков. Земля ушла вниз, и дымное небо приблизилось, когда сквозь боль плоти и костей я почувствовал, как он заменяет меня изнутри. Мой единственный шанс на победу, единственный верный солдат, кроме Гейр. Моя другая сторона, от которой я начал своё восхождение и которая уберегла меня от окончательного падения.