Граф Булгаков. Том 3: Блеск Отражения (СИ) - "Архимаг". Страница 27

Даже нейродевочки бросали на меня и Чернову внимательные взгляды. Большей частью — одобрительные.

В колючих глазах графа Блэквуда так и читалось: молодой нахальный повеса охмурил богатую вдову и теперь пользуется её влиянием, чтобы устроить личные дела.

— Голосование уже проведено, — скрипучим голосом произнес граф Блэквуд, — Я не могу засчитать голос опоздавший. Дополнение к Имперскому закону триста тридцать четыре от пятнадцатого февраля две тысячи пятнадцатого года говорит об этом однозначно.

Чернова как будто на мгновение растерялась. Но тут же решительно произнесла, обращаясь ко всем:

— Согласно постановлению комитета этики от две тысячи десятого года, воздержавшиеся от голосования могут изменить свое мнение до окончания заседания.

Молчание послужило ей ответом. Никто не собирался меня свое решение.

— Ну же, господа, не губите молодую поросль, — взмолилась графиня, — Этот юноша вырастет сильным и могучим офицером, настоящей грозой для Аномалий. Как можем мы чинить ему препятствия из-за мутных необоснованных капризов? Он же защищает жизнь и спокойствие нас всех!

— Я бы попросил вас, графиня! — лицо Блэквуда снова покраснело, — Не переходите…

Но ему не дали договорить.

— Я бы хотел изменить свое решение и проголосовать за виконта Булгакова, — раздался голос.

— И я, — поддержал его второй.

Двое из четырех воздержавшихся изменили свое мнение.

Я усмехнулся. Ну что ж… виконт Булгаков проявляет чудеса изворотливости и ему удается расположить большую часть комиссии к себе. Бурные аплодисменты прекрасной графине, которая явилась так вовремя!

Прощай виконтство! Привет графство!

— Вы совершаете большую ошибку, — быстро произнес граф Блэквуд. Его взгляд жёг огнем двух членов комиссии.

— Мы приняли решение, граф, — последовал сухой ответ, — Извольте отдать мальчику то, что по праву принадлежит ему.

Морщины на лице Блэквуда стали ещё глубже. А его лицо приняло выражение, которое не сулило мне ничего хорошего. Такое выражение бывает у человека, решившего идти до конца.

— Ну что ж… — граф Блэквуд вздохнул и развел руками, — Вы не оставили мне иного выбора. Боюсь, я о нем ещё пожалею, но что поделать…

Он встал со своего места, внимательно оглядел комитет и отчётливо произнес:

— Пользуясь своим правом генерального секретаря, я накладываю вето на решение комитета!

И тут зал просто взорвался. Многие повскакивали со своих мест, на графа Блэквуда посыпались гневные обвинения.

Кажется, он сделал что-то такое, чем всех дворян очень… расстроил. Причем очень сильно.

Глава 16. Граф Булгаков

— Это возмутительно! — Воронцова тоже привстала со своего места, — Вето не накладывалось уже более тридцати лет! Граф Блэквуд, вы не имеете права! Это неуважение к воле комитета! Неуважение ко всем нам! Наши мнения для вас ничего не значат?

— Прошу прощения, баронесса. Понимаю ваше возмущение, но нестандартные ситуации требуют нестандартных решений, — отчетливо произнес граф, — Я не могу допустить, чтобы дворянская этика и чистота сословия оказалась под угрозой. Пусть даже ценой части моей репутации.

— Это безумие! — гневно произнесла Чернова. Она тоже встала со своего места, — У вас какие-то личные интересы? Или личная неприязнь к графу Булгакову?

— Я не могу позволить, чтобы личные отношения одного из членов комитета с виконтом Булгаковых повлияли на образ дворянского сословия, — ответил генеральный секретарь.

— На что вы намекаете, сударь? — отшатнулась Чернова. Ее лицо покраснело от гнева.

Блэквуд даже не смотрел в ее сторону. Всем своим видом он давал понять, что разговор окончен.

— Кхем… старина… — неуверенно произнес Волков. Даже он слегка отстранился от Блэквуда, — Не кажется ли вам, что вы слегка перегибаете палку? У нас в законодательстве сложилась по ряду причин порочная практика — старые законы очень неохотно отменяют. Это длится ещё с двадцатого века. Официально работают некоторые царские указы ещё с Петровских времен… Не мне вам напоминать, что использование подобных законов считается дурным тоном…

Граф Блэквуд не ответил. По его лицу было видно, что он уже все решил.

На лице Черновой читалась растерянность. Ей нечего было возразить такому мастодонту от юриспруденции, как Блэквуду. Она неплохо ориентировалась в законах, но это был не её уровень.

И тогда встал я.

— Согласно постановлению комитета этики от тысяча девятьсот семьдесят четвертого года генеральный секретарь имеет право наложить вето только в случае защиты дворянского достоинства, — отчетливо произнес я, мой голос разлетелся по всему конференц-залу.

На мне скрестились удивленные взгляды. У многих комитетчиков в глазах так и читалось: а ты-то куда полез, мальчик? Блэквуда опытные юристы не способны зажать в угол. Тот в законах ориентируется, как рыба на глубоководье. Он сожрет тебя как щука малька.

— Это постановление было отменено в две тысячи первом году указом номер тысяча тридцать пять, — лениво произнес Блэквуд. Он снова перестал смотреть в мою сторону, как будто уже закрыл все вопросы.

— Указ касался только законов до семьдесят первого года двадцатого века, — с улыбкой произнес я.

Генеральный секретарь отшатнулся, как от удара.

— Ну ладно, коли виконт хочет так глубоко зайти в эти воды, — негромко произнес он, — В этом указе были предусмотрены исключения, продлевающие его действие на постановления, принятые до пяти лет после семьдесят первого года!

— Не принимается, — я отмахнулся, как от досадливой мухи, — Согласно постановлению от…

Парой цитат из старых законов я разбил предыдущие аргументы графа Блэквуда в прах. Глаза других членов комитета уже напоминали плошки — они полностью потеряли нить нашего разговора и не понимали, что происходит.

— О чем они говорят? — в шоке произнесла Воронцова.

Яркий золотой покров вспыхнул вокруг тела графа Блэквуда. У него на лице одновременно дергались веки и щека. На висках вздулись вены.

Он резко встал и опустил руки на стол, ударив ладонями по столешнице. В стороны разошлись волны силы, подхватив бумаги и разные мелкие предметы. Члены комитета с испуганными криками

— Неплохо, неплохо, — с маниакальной улыбкой произнес он, — Я вижу, вы хорошо подготовились к этому заседанию, молодой человек… Но что вы скажете на…

Мы продолжали нашу пикировку, бомбардируя друг друга законами и постановлениями. Законы, постановления, параграфы, указы, исключения, подпункты — всё шло в ход. Безжалостная юридическая резня набирала обороты и останавливаться даже не думала.

Мы так увлеклись, что полностью перестали себя контролировать. Стол треснул и развалился на части. Яркие молнии и искры разлетались по всему помещению, грозя перерасти в пожар.

— Прекратите! — в ужасе закричала баронесса Воронцова, её глаза широко распахнулись, — Вы же сейчас всё разгромите!

Но её голос потонул в грохоте мебели и треске молний. Граф Блэквуд потерял над собой контроль!

Наши силы схлестнулись, словно в самой настоящей реальной битве! И поражение признавать никто не торопился!

Но, разумеется, это не могло длиться вечно. Развязка должна была наступить. И скорее, чем многим могло бы показаться.

— Указ Именной Его Императорского Величества Петра Алексеевича от 14 февраля тысяча семисотого года, обвяленный из Оружейной палаты Сибирскому приказу, — резко произнес я на одном дыхании, — О распространении употребления гербовой бумаги по делам духовного ведомства. Согласно указу подлинными считаются лишь те документы, изданные на специальной гербовой бумаге, должным образом проштампованной на типографии! Все иные постановления признаются недействительными!

— А… — граф Блэквуд моргнул, отрыв рот и… так ничего не сказал. Я загнал его в тупик.

— Указ, конечно, крайне старый, — задумчиво произнес я, — Но он так и не был отменен. А, значит, официально действуют и поныне. Может быть, если бы в семнадцатом году большевики пришли бы к власти, они бы отменили все старые законы и ввели бы свою конституцию… но этого не произошло.