Война (СИ) - Минин Андрей. Страница 20

— Привет тебе от семьи.

Черт. Не может такого быть. Он что, от Смирновых? От мачехи? Она видимо окончательно сошла с ума? Во время войны запрещены все междоусобицы. Император не будет разбираться и с легкость в назидание остальным прервет род. Взрослых, детей, слуг, всех казнят. Что же там дома творится то а? Бес с ними. Как же неприятно на душе. Глеб... Глеб Калязин. Нет. Не помню я его. Откуда у него такая ненависть ко мне тоже непонятно. В этом деле одни тайны. Все это не давало мне покоя.

Ничего, я выдержу. Как проклятый, я продолжал тренироваться. Декабрь подходил к концу. У меня здесь, в этом подземном бункере, непонятно кем и для чего построенном окон не было и какой сегодня день, я определял по лампочке на потолке. Гаснет, значит, пришла ночь. Загорается — утро. Так я дни и считал. Если я ничего не перепутал, то до нового года осталось три дня. Я здесь уже полтора месяца как под стражей. Страшно... Говорить со мной отказываются, никого не пускают. Мне кажется, я уже начал сходить с ума. Случилось бы хоть что-нибудь! Я уже выл на серые стены, не зная чем себя занять. Едва сдерживал себя, чтобы не вырвать решетку и не попытаться сбежать. Злость приходилось снимать проверенным способом. Ужесточать тренировки, придумывая все новые и новые способы истязать свой разум и тело.

Фронт не молчал. Я постоянно слышал взрывы. Как дрожит земля и вибрирует бетон. Я должен был быть там, со своей ротой, а не здесь. Такие мысли до добра не доводили и я снова злился на поганых монахов и снова истязал себя в тренировках. Злость — плохой советчик.

По моему календарю, сегодня второе января. Я лег спать пораньше. Усталость навалилась неожиданно, и я просто отключился, едва прилег на жесткий топчан.

Вздрогнув, я проснулся. Сердечко билось, быстро-быстро, чуть не выпрыгивая из груди и с подрывом, словно оно готово остановиться в любую секунду. Я был весь в липком поту. Давление подскочило и я сел в кровати, не понимая, что происходит и почему кружится голова. Спрыгнув с неё на пол, я присел на корточки и приложил лоб к холодной бетонной стене. Это не помогло. Жар не спадал. Голова кружилась все сильней. Перед глазами все расплывалось. Все тело ломило.

Первая мысль — меня отравили.

Способности кудесника стали отказывать. Как бы я не пытался, я не мог наложить на себе ни одной известной мне исцеляющей формы. Они распадались еще на стадии формирования, отдаваясь звоном в голове и тупой болью в висках.

Сквозь звон в ушах, я услышал, как сверху кто-то спустился. Он остановился напротив моей камеры, выгнал заспанного караульного из помещения и, подтащив стул ближе, сел на него, наблюдая за мной через решетку. Разглядеть я его не смог, в глазах по-прежнему все расплывалось и двоилось. Я просто чувствовал его внимание и как он цепко меня рассматривает.

Чтобы прекратить эту ужасающую головную боль и слабость в теле, я попытался войти в состояние медитации. Обычные способы не подходили, и я вспомнил свои первые шаги как кудесника, забубнив себе под нос мантру.

— Начиная свой путь, я постигаю дух, чтобы достичь просветления. Начиная свой путь, я постигаю дух...

Я повторял эти слова раз за разом, пока не впал в транс и не отрешился от тела, нырнув внутрь себя и не погрузившись разумом в дух. Только тут, я понял что происходит. Мое средоточие распадалось, чтобы собраться вновь, но куда крепче и больше. Духовная оболочка дрожала и изменялась. Поверх нее нарастал еще один слой. Я не знал, что так бывает. Этого в книгах, которые я читал, не было.

Боль что меня терзала прошла и я уже приготовился потратить несколько часов, наблюдая за процессом превращения кудесника второй ступени развития в третью, как меня силой выдернуло из тела и понесло в неизвестном направлении. Я запаниковал, но какие бы усилия я не предпринимал, вернуться обратно я не смог.

Да что со мной происходит?

Я перемещался в пространстве, словно воздушный шарик. Меня мотало из одних мест в другие, оставляя безмолвным, невидимым никому наблюдателем. Вот подо мной пронеслись заснеженные вершины гор, у подножия которых бродили козы. Меня дергает неизвестная сила, и я лечу дальше. Вулкан. Он медленно извергается и в его жерле кипит лава. Жара я не чувствую. Еще один рывок. Город с высоты птичьего полета. Санкт— Петербург. Его я узнал. Были еще прыжки. Я мог оказаться где угодно. На безлюдной поляне, в городе, в чьей-то квартире, наблюдая за жизнью обычной семьи. В Российской Империи, Европе, Китае. Расстояния были не важны. Я перемещался со скоростью вспышки света и никак не мог этого прекратить.

К своему облегчению через некоторое время я почувствовал связь со своим телом. Похоже, процесс изменений в духе подходил к концу и меня начало тянуть обратно. Не успел я порадоваться этому, как меня снова дернуло в другую сторону. Сильный рывок. На этот раз все было по-другому. Я чувствовал, что лечу к чему-то близкому мне. Знакомому и едва уловимому.

Не узнать Францию я не мог. Эйфелева башня мелькнула на периферии зрения и пропала. Меня понесло в предместья Парижа. Я пролетел через десятки домов, с удивлением узнавая гербы, что были вывешены на воротах усадьб. Чернозубовы, Коряковы, Смирновы, Болотные, Коршуновы, Комаровские и другие известные боярские и княжеские фамилии России.

Что здесь происходит? Смирновы? Не понимаю...

Меня пронесло дальше, пока я не остановился на поляне позади этого элитного поселка. Тут располагалась ферма. Мычали коровы. Пространство со всех сторон было прикрыто сараями, окрашенными в красный цвет с белыми наличниками на дверях, окнах и откосах. Члены известных фамилий, чьи гербы я видел, собрались здесь. И Смирновы тоже. Узнаю родственников. Странно только что их так мало, наш род не назовешь малочисленным. Где остальные?

Продолжая размышлять, я пришел к выводу, что сюда меня притянуло из-за родственников. Общая кровь. Правда, что эта за сила, мотающая меня по всему миру и которую я не могу обуздать, я не понимал.

А вот и Глеб Калязин. Стоит рядом с мачехой и моими братом и сестрой. Отец топчется позади них и с нежностью держит за руку Людмилу. Ненавижу их.

Все они собрались вокруг глубокой ямы в земле, что была заполнена червями. Не знаю, как им это удалось, но она просто кишела ими. Хорошо что я не чувствовал запахов в этом состоянии, так как меня от одного вида извивающихся, ползающих друг по другу червей клонило исторгнуть все из желудка. Невероятно мерзкое зрелище.

Люди молчали, внимательно следив глазами за манипуляциями человека, что стоял ближе всех к яме. Он в этом момент наклонился над ней и широко открыл рот. Я попытался подлететь ближе, и у меня это получилось, только вот я быстро об этом пожалел, так как из первых рядов удостоился чести наблюдать за тем, как изо рта человека выползает червяк. Длинный, белый, весь в слизи, он тянулся и тянулся из его рта, пока не выполз полностью и со шлепком не упал в яму к другим червям, раздавив часть из них и пустив им кровь. По яме прошла дрожь. Черви стали двигаться активнее. Окружившие яму бояре, действуя по команде, начали подносить к ней и бросать в нее тухлятину, гнилые овощи, мертвые туши коров, овец и даже людей. До того они были сложены в сарае. Работали все. Взрослые, старики. Дети несли в руках корзинки с подгнившими яблоками и сбрасывали их в яму. На их лицах было видно недовольство, но родители их приструнили. Взрослые носились от ямы к сараям и обратно, не обращая внимания на то, что перепачкали кровью животных и людей всю одежду. Их словно подменили. Передо мной были не кичившиеся своей силой благородные русские бояре и князья, а фанатики, как изображают их в прессе и по телевидению. Чего они добиваются? От всего этого действа смердит мерзостью и неприятностями.

Живая яма наполнялась мертвой плотью и органикой. Черви въедались в нее, прогрызали себе путь и требовали еще и еще.

Я осознал. Червей нельзя было накормить. Они были ненасытны. Ими двигал не голод, а алчность. Что-то изменилось. Это уже были не наши, земляные черви, на которых мы ловим рыбу. Нет. От них веяло пустотой, гнилью, отчаяньем и скорбью. Не знаю, как я это понял, шестым чувством или своими способностями, просто понял. Запаха я не чувствовал, в состоянии в котором я сейчас находился я воспринимал окружающее пространство иным образом, улавливая сложно объяснимые вибрации.