Война (СИ) - Минин Андрей. Страница 35

Недавно все кварталы в городе разделили на квадраты. Теперь передвигаться из одного квартала в другой могли лишь офицеры и представители Церкви, да и то нужен специальный пропуск. Солдаты носили медицинские маски на лицах. Тот самый запах гнили, который испускал Глеб, вернулся. В весьма неожиданных местах города могли вспыхнуть любые вспышки заболеваний. От кори до чумы. На вопрос в чем дело, все только пожимают плечами, кивая в сторону Европы. Мол, все идет от них. Церковь что-то ищет и следит за кудесниками. Впрочем, обычных людей она тоже проверяет. Доносы солдат на сослуживцев стали обычным делом. Обстановка вокруг нервная. Никто ничего не понимает. Все подозревают друг друга не пойми в чем. Нервные срывы. Жалобы солдат на кошмары что приходят к ним каждую ночь.

Я, конечно, догадывался о сути происходящих в мире событий, но держал рот на замке. Надеюсь, боярская дума в скором времени объяснит людям что происходит.

Из-за этих и других причин наш фронт был не готов идти в атаку. За то время что я здесь нахожусь, мы предприняли три попытки пересечь реку Кубань. Ни одна из них не окончилась победой. Мы были вынуждены отступить на свои позиции. Радовало лишь, что у турков тоже не все ладно. И у них вспыхивали болезни, а солдаты не могли спать из-за снов, в которых их заживо пожирали мириады букашек. Черви, клопы, комары, бабочки. Фу. Мерзкие сны иногда приходили и ко мне, но я отгонял их всплеском силы из средоточия.

Когда я проходил мимо поста из ребят четвертой роты, заметил, как один из солдат закашлялся, приложив ко рту платок, испачканный кровью. Я передумал идти мимо и подошел к ним. Послушник что шел следом тоже приблизился, встав рядом со мной.

— Что с тобой? — Спросил я рядового. Его товарищи, что стояли рядом, нахмурились.

Тот к кому я обращался, замялся, но ответил.

— Не знаю, старший лейтенант. С утра кашляю. И вот, — показал он платок запачканный красным.

— Подойди, — отдал я приказ, и он перепрыгнул мешки с песком, за которыми прятался их пост на пересечении улиц и покорно подошел ко мне. Я приложил свои руки к его груди и пустил по ним ниточку своей энергии из средоточия, разделяя поток и направляя в него только жизнь. Обычные формы тут не помогут. Уже замечено, что болезни, которые к нам приходят плохо поддаются лечению стандартными средствами. Нужна именно специализация на жизни, сильный кудесник или огромный опыт.

Сила стекла изумрудным потоком по моей руке и проникла в грудь рядового. Голова, сердце, почки. Все было хорошо, пока я не дошел до легких. Вот тут и начались проблемы. В них присутствовала чернота, и я знал, как с этим быть.

— Потерпи. Сейчас будет больно. А вы, — обратился я к другим солдатам, — держите его. И дайте ему прикусить палку, а то еще язык откусит.

Послушник что стоял рядом вместо помощи начал читать молитву, осеняя рядового крестом. Тот побледнел.

— Начинаю, — предупредил я всех.

Снова положив обе руки на грудь человека передо мной, я подал в него свою силу одним мощным потоком, не распыляя ее по всему организму, а направляя точно в легкие.

— А-а-а-а! — Закричал он, не в силах терпеть боль от выжигания черной мерзости. Моя изумрудная сила жизни просто испаряла те вонючие миазмы, что проникли в него. Он затрясся, попытался высвободиться из хватки, но его сослуживцы держали крепко. Понадобилось пять минут, чтобы выжечь все, что я нашел. Рядовой обвис на руках товарищей и потерял сознание.

Убедившись, что черноты в нем не осталось, я убрал руки от его груди, оставив на форме рядового два отпечатка своих ладоней. Форма была прожжена насквозь.

— С ним все в порядке, — сказал я солдатам, отряхивая руки, словно к ним могла прилипнуть та внутренняя грязь. — Через пару часов проснется. Пусть отдохнет.

— Спасибо, — сказали они мне, укладывая сослуживца на мешки с песком.

В разговор вступил злой, нервный послушник.

— Вы должны были доложить об этой ситуации офицерам. В армии введен красный режим. О любых случаях болезни или странного поведения сослуживцев вы ОБЯЗАНЫ докладывать офицеру. Почему вы этого не сделали, паршивцы?!

Слушать, как он песочит солдат четвертой роты, я не стал и пошел дальше по улице. Проверять посты. В нашем квадрате всего два кудесника. Я и командир Налбат. От послушников пользы мало. У них только первая ступень, да и не выглядят они опытными людьми. Держатся в стороне от нас. Мы даже их имен не знаем. Короче, всех солдат нашей роты, четвертой и шестой рот лечим мы. Правда, от Налбата тут тоже мало толку, с его склонностью к воздуху и гравитации. Вся нагрузка на мне.

Я обошел весь квадрат. Опросил солдат. Побывал в соседних домах, в гостях у других рот. И в конце пути, навестил отдельный пост медпомощи, где содержались не раненые, а вот такие, странные больные с непонятными симптомами. Их не удалось вылечить за один сеанс и их поместили в карантин. Подвал, где их содержали — охранялся. Солдаты что стояли тут в карауле носили на лице не обычные медицинские маски, а противогазы. Это как по мне было чересчур, но начальство отдало такой приказ, а мы выполнили.

— Старший лейтенант, — отдал мне честь сержант, начальник над караулом.

Я кивнул.

Проверив у меня документы, так положено, хоть меня и знали в лицо, мне дали пройти внутрь. Спустившись по ступенькам вниз, я сразу поморщился. В подвале дома, что стоял на отшибе нашего квадрата, стоял неприятный носу запах разложения, спертого воздуха и нечистот. Запах отчаянья. Солдаты что попали сюда — редко когда возвращались в строй. Они или скрыли от нас свою болезнь или вовремя не заметили симптомов, и помочь им было уже не в наших силах. Поправлюсь. Не в моих силах. Карантин. За пределы квадрата хода нет. Больных нельзя было направить в серьезные госпитали. Ни в Севастополь, никуда... Специалисты, которые у нас были, сидели при штабе армии, в центре города и они физически не могли вылечить всех.

Между десятками старых ржавых металлических кроватей ходили добровольцы. Они носили белые халаты и противогазы. На их плечи я возложил задачу колоть больным обезболивающее, в случае если они уже не могут терпеть боль и своими криками нагоняют на остальных страх. И они же, добровольцы из солдат, выносят кал, мочу и трупы.

Ко мне подошел старший сержант Медведев Богдан. Он знаком мне еще с первых дней на войне. Вместе ехали на поезде. Хороший парень. Дисциплинированный и дотошный. Служит в нашей роте у лейтенанта Свиридова.

— Плохо дело, — сказал он, когда подошел ко мне. Через противогаз, надетый на нем, было плохо слышно, но я уже привык к этим неудобствам. — За ночь еще четверо отошли в мир иной. Мы их закопали там же где и остальных. Как вы и велели.

Сказать мне было нечего. Я делал все что мог. Консультировался с другими кудесниками, теми из них кто был способен хоть как-то лечить запущенные случаи этой заразы, и ответ был один — нет ответа. Помочь может только личный опыт и собственная сила. Мне сказали, чтобы я продолжал пытаться и не опускал руки. Даже если и не помогу, наберусь опыта и когда-нибудь спасу чью-то жизнь. И хоть это и прозвучало цинично, я внял советам более сильных кудесников, чем я.

Кивнув Медведеву, я пошел от одной койки к другой. Прикладывал руку к телам солдат, в чьих глазах еще теплилась надежда, и пускал по ним изумрудную силу. Изучал изменения в их внутренностях и шел дальше, внося правки в медицинский журнал, который пришлось завести в связи со всеми этими событиями. В нем я описывал свои ощущения при лечении. Случаи удачных и неудачных операций.

У очередной койки я остановился. Этот пациент был особым. Дрянь что убивала младшего лейтенанта из шестой роты, имела знакомый мне привкус силы. Той самой силы, которой обладает моя семья и я.

Погрузившись через свою силу в тело офицера, я нашел паразита там же где и вчера. Уже порядком ощипанный он свил себе гнездо в мозгу. Привычно отщипнув от него кусочек, чем вызвал едва слышный визг полупрозрачного существа в виде жука, я забрал этот комок призрачной слизи себе, поместив в собственное пространство духа. За сутки кусочек чужого призрачного тела распадался и станет частью меня, усиливая мою мутацию. По крайней мере, я так думал, так как только таким способом удавалось расшевелить клубок нитей, что летал вокруг моего средоточия. Но смысл был не в том, чтобы стать сильней. Я хотел вылечить офицера и путем проб и ошибок — этот способ показался мне лучшим. Если я просто отрываю кусок тела этого существа и не забираю его себе, оставляя висеть в пространстве, где его никто не видит кроме меня, он снова возвращается в паразита, сращиваясь с основным телом жука. Убрать существо-паразит разом, тоже не выход. Я подобрал оптимальный объем его плоти, который могу переработать за сутки. Рисковать собой и брать больше чем могу переварить я не хотел.