Война (СИ) - Минин Андрей. Страница 42

Поезд встречали. На перроне играл оркестр. Нарядные дети, выстроенные в линейку, пели знаменитую песню, написанную поэтом Лебедевым-Кумачом, ставшую впоследствии гимном защиты отечества во время второй мировой войны. Поразительный контраст с Францией.

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой.

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой!

Пусть ярость благородная,

Вскипает, как волна!

Идёт война народная,

Священная война!

Было видно, что дети стараются, хоть и изрядно устали. Поезда идут один за другим, а они их встречают и радостно машут руками, приветствуя людей в военной форме.

Я сошел на перрон и подошел познакомиться с ребятами. Их руководитель как раз отвлеклась на какого-то полковника летчика, что завел с ней разговор, а она живо его поддержала.

— Привет, дети, — улыбнулся я им, остановившись рядом.

— Здравия желаем, товарищ старший лейтенант, — первым громко поприветствовал меня мальчишка лет восьми, отдав честь и приложив руку к большой для него шапке ушанке, к которой были приколоты несколько красных, ярко сверкающих на солнце значков в виде звезд с надписями: На Польшу, Верим, За Отчизну, Победа.

Девочка что стояла с ним рядом тоже отдала мне честь, перед этим заправив выбившуюся прядь косы за ухо и поправив шапку на голове. Остальные дети улыбнулись мне и приветственно помахали рукой, болтая между собой.

Их руководитель заметила меня, но не стала прерывать разговор с полковником и только косила на нас одним взглядом.

— Вы откуда? — Спросил я.

— Детский дом — интернат номер семнадцать города Москва, юго-западный округ, Черемушки, — на зубок ответила мне девочка, пока мальчишка пытался вспомнить адрес.

— Вы тут с самого утра? — Поинтересовался я, заметив какими глазами, дети смотрят на проходящих мимо торговцев едой.

— С шести утра. Мы уже несколько дней встречаем наших героев. Вот какие значки мне подарили, — снял с головы шапку паренек, показывая мне свои сокровища поближе.

— Здорово, — похвалил я его.

— Смирнов! Шапка! — Выкрикнула их руководитель, заметив непорядок, и ойкнувший мальчик надел головной убор обратно.

Вот ведь совпадение. Однофамилец.

— А кушать вы, когда будете? — Продолжал я их расспрашивать, уже хлопая себя по карманам и ища банковскую карточку. Давно я ей не пользовался.

— Воспитательница сказала, что горячее подвезут в четырнадцать ноль-ноль, — снова ответила мне девочка умница, пока Смирнов, чесал репу. Я хмыкнул.

Посмотрев по сторонам, я нашел глазами прогуливающегося по перрону нижнего милицейского чина — городового. Хромающий дедушка, с клюкой в руке и свистком на шее зорко осматривал окрестности и следил за порядком. Таких как он, отставных военных охотно берут в милицию на должности городовых. Зарплата хоть и небольшая, но тут и почетная пенсия и доверие людей к тем, кто защищал родину грудью. Мне с первого взгляда понравился этот человек. Я подошел к нему, представился и попросил об услуге. Он меня внимательно выслушал и мы вместе с ним прошлись по рекомендованным им магазинам и столовым. Его здесь знали и мне сделали крупные скидки. Так я договорился, что детей будут кормить весь день и все последующие дни, подвозя и горячее, и чай со сладким. Счет мне пришлют потом. Об этом был уговор, но за первый день я заплатил сразу. Городовой за всем проследит. Ну а я, накупив красивых значков для парней и всяких заколок для девочек, вернулся к детям и раздал им новые украшения.

— Подарок, — сказал я им под их радостные визги.

— Спасибо, дядя старший лейтенант.

— Пожалуйста, — погладил я их по голове и, попрощавшись, ушел. Городовой остался рядом с ними и руководил бригадой официантов из столовой, что принесла с собой целый бидон киселя и пирожки с разными начинками на завтрак.

Поймав такси, я сперва хотел попросить подвезти меня к ближайшей гостинице рядом с боярской думой, но потом неожиданно передумал и назвал совсем другой адрес.

— Бережковская набережная, березовая аллея, дом восемь.

Водитель кивнул, завел мотор и помчался по улицам столицы. Жизнь здесь кипела. И впрямь — разительный контраст с Европой. Люди не выглядели испуганными. Они верили в Императора, в армию и в бояр. Много патрулей на улице, армейских автомобилей, и монахов, но через какое-то время они примелькались, и я перестал их замечать.

— Как обстановка в городе? Все нормально? — Спросил я водителя, решив скоротать время за разговором.

— Бог бережет, — перекрестился он, прикоснувшись рукой к иконке на приборной панели. — Случаются, конечно, происшествия, но милиция и армия справляется. Бьет этих нехристей почем зря.

— Это кого?

— Да этих сектантов, что головой ударились. В основном ими становятся неблагополучные люди. Пьющие и опустившиеся на самое дно. В соседнем доме была у нас татарка, переехала к нам уже лет десять как тому назад и вот что не день, все скандал. Весь подъезд перессорила. Начала торговать спиртом и споила многих хороших людей. А недавно, к ней милиция и кудесники нагрянули. Стрельба. Вспышки света. Магия...

— И?

— Убили ее. Продала душу.

Я промолчал. Насчет души я сомневаюсь, а вот то, что она могла пойти на какую-то сделку с продавшимися Энею людьми, для эмиссаров она слишком мелкая сошка, чтобы с ней разговаривать, вот так да. Верю.

— Или вот. Новый теракт этих проклятых из партии охранителей, что ратуют за свободу слова, смену власти, равенство, а на деле обычные бомбисты. Тьфу, на них. Взорвали завод по производству сыра в Мытищинских затонах. Не слышали?

— Не слышал, — покачал я в отрицании головой. — Я думал, всех кто связан с этой партией, уже поймали?

— Нет. Обычных людей поймали, допросили и отпустили, если за душой ничего, а вот тех, кто работает на иностранцев и устраивает в стране хаос, еще ищут.

— Иностранцев? Это точно?

— Да. В газете прочел, что их активно начала поддерживать Англия. Тайно переправляют им деньги и оружие. Не простили они нам своего проигрыша в войне. Ох, и черна у них душонка, у этих англичан.

— И, правда, черная...

Через сорок минут мы приехали. Я расплатился с таксистом и отпустил его. И зачем я здесь? С тяжестью на душе я пошел в сторону частного сектора для богатых людей. Там, располагалась усадьба Смирновых. Мне хотелось хоть глазком да посмотреть на неё. Иррациональное желание.

Пройдя по аллее из берез, я подошел к воротам усадьбы. Герб с них сорвали, но я ничего так и не увидел. Высокая кирпичная стена не позволяла заглянуть за ограду. Только верхушки огромных яблонь и груш по ту сторону забора покачивались и приветствовали меня как старого друга. В детстве я все их перелазил. Детдомовские и просто дети любили ходить под забором нашей усадьбы в сентябре, собирая груши и яблоки, что падали на эту сторону улицы, а я им помогал, покачивая деревья.

Я развернулся, чтобы уйти и увидел, как по аллее прогуливается молодая пара с коляской. Мужчину я узнал и он, кажется, узнал меня. Он несмело махнул мне рукой, и я подошел к ним.

Улыбка сама появилась на лице.

— Привет дядя Дима, тетя Таня, — приветливо улыбнулся я этим людям. Они тоже жили на этой улице. Обычные люди, но богатые. Семья дяди Димы, как он просил меня называть его, владела несколькими заводами в Подмосковье, а его жена тетя Таня была хорошей подругой моей мамы.

— Ты изменился, Семен, — крепко обнял меня сперва он, а потом и тетя Таня. — Старший лейтенант и кудесник третьей ступени? Сколько мы не виделись? Три года? Время то летит.

— У вас я смотрю тоже изменения? — Кивнул я на коляску. — Как зовут?

— Лия. Наша красавица, — начала поправлять пеленки своей дочке тетя Таня, кудахтая над своим счастьем и показывая рожицы девочке, что сосредоточено, сосала соску, не обращая внимания на глупую маму.

— Решил выкупить поместье?

— Что? — Удивился я. — Я думал, оно отошло Императору?

— Это так, но он сразу продал его, только вот с тех пор сменилось уже десяток владельцев, и цена резко ушла вниз. Никто не хочет связываться с проклятым поместьем Смирновых.