Подвиг на Курилах - Гритченко Александр Александрович. Страница 20

На острове два памятника — Николаю Вилкову, старшине 1 статьи и Петру Ильичеву, матросу. Постамент обелиска — клочок земли, где пали смертью храбрых герои-моряки.

Корабль, на котором служил П. И. Ильичев

Замполит берет микрофон. Громкоговорители разносят по кораблю его слова:

— Товарищи моряки, наш корабль приближается к высоте, которая свята для каждого советского человека. Здесь восемнадцатого августа тысяча девятьсот сорок пятого года наши воины совершили бессмертный подвиг. В жестоком бою, который продолжался несколько суток, советские десантники захватили японскую военно-морскую базу и принудили к капитуляции ее гарнизон…

Колокола громкого боя призывают моряков на большой сбор. Вдоль борта корабля протянулись ровные шеренги матросов, старшин и офицеров.

Командир и замполит вглядываются в приближающийся берег, пока корабль, сбавивший ход до самого малого, медленно проходит остров. Он все дальше и дальше за кормой. И вот уже высота 171 скрывается в легком тумане.

А перед кораблем — широкий океанский простор, по которому одна за другой бегут вереницы волн.

СЕРДЦЕ КОБЗАРЯ

Вдоль и поперек утюжат суда бирюзовые воды Бакинской бухты.

Неторопливо и солидно разворачиваются тяжелые транспорты; легко направляются к выходу в открытое море белоснежные, как чайки, пассажирские лайнеры. Осторожно швартуются к причалам низкосидящие танкеры; озабоченно снуют в разных направлениях работяги-буксиры, подняв к голубому, безоблачному небу ажурные стрелы, застыли на рейде, в ожидании своего часа, могучие крановые суда.

Корабли, как и люди, имеют свои имена, свои биографии. На крутых скулах судов можно прочесть: «Советский Туркменистан», «Кер-оглы», «Советский Азербайджан», «Иван Кобзарь»…

«Иван Кобзарь»! Литыми медными буквами выведены два слова вдоль борта большого кранового судна. Кем был этот, судя по фамилии, уроженец украинских степей, чьим именем на Каспии назван корабль? Может быть, прославленным бурильщиком, добывавшим под знойным солнцем Апшерона нефть, или знаменитым капитаном, знавшим Каспийское море, как свою собственную квартиру, или бойцом легендарной XI армии, пришедшим в Баку в ликующие апрельские дни незабываемого 1920-го?

Нет! Никогда не видел скромный паренек с Черниговщины Иван Кобзарь ни своенравного Каспия, ни прожаренную под беспощадным солнцем юга всю в трещинах, как в глубоких морщинах, апшеронскую землю, ни красивых площадей и проспектов Баку.

Слава Ивана Кобзаря родилась за много тысяч километров от берегов Каспия. Далеко, на Курилах, совершил он свой подвиг. Но если назвали его именем морские нефтяники Азербайджана одно из своих судов, в этом нет ничего удивительного. Такова уж природа нашего Советского государства, ее интернациональный характер.

Кем же ты был, Иван Кобзарь, что удостоился такой большой чести?

…Машина в последний раз взревела, наклонилась сначала вперед, затем набок и стала, осев задними колесами в дорожную выбоину.

— Эй, дружок! Вылезай, приехали. — Из кабины высунулась коротко остриженная голова шофера.

Разминая затекшие в пути ноги, Иван Кобзарь отыскал в потемках крытого кузова разъехавшиеся по углам во время дорожной тряски чемодан и вещевой мешок. Потом прыгнул на дорогу.

Под ногами хлюпало, сапоги наполовину ушли в грязь, ветер чуть было не сорвал бескозырку.

Обходя лужу, к Ивану приблизился шофер.

— Эх, дорожка-тропочка! Ну, давай чемодан, помогу. Не доехали чуток. Да здесь недалеко…

Шли молча. Слезящимися на ветру глазами Иван глядел под ноги на неразъезженную грязь большака, слушал то плачущий, то злобно ревущий голос ветра. Ему вдруг стало тоскливо и одиноко здесь, на этой неприветливой дороге, среди тайги.

Всего два дня назад за солнечными окнами учебного подразделения весело шумел поселок, где состоялся митинг. Потом был разговор с начальником штаба. Давая назначение, высокий седоватый подполковник говорил, что Иван будет служить на отдаленной батарее. Предупреждал о трудностях, выражая уверенность в том, что Кобзарь не уронит чести моряка.

Трогательным и грустным было прощание с друзьями-однополчанами.

Все это позади. Теперь же, поднимаясь вслед за шофером по крутым склонам сопки, Иван думал только о том, как его встретят на береговой артиллерийской батарее. Какими окажутся новые товарищи и командиры.

«Сказав слипой побачимо», — мелькнула в его мыслях любимая присказка, отчего сделалось совсем не по себе.

Резкий порыв ветра чуть не сбил с ног Ивана, который глянул вперед и замер от неожиданности.

Лес кончился, остался позади. А впереди был Тихий океан. Огромные серые волны взбивали у берега белоснежную пену, с грохотом разбивались в водную пыль о скалы. Далеко-далеко на горизонте — несколько плоских островков.

Картина впечатлительная, но, как показалось Ивану, ни теплоты в ней, ни уюта.

— Не повезло, — вздохнул он и глянул сбоку на шофера. Тот промолчал.

Когда приблизились к крайнему домику поселка, хлопнула дверь, на пороге появился моряк в кителе, в сдвинутой на затылок фуражке и, разбрызгивая грязь, зашагал к ним навстречу.

— Наконец-то! Ждем, ждем… Радиограмму еще днем получили… Корнев, — представился он Ивану.

— Кобзарь. Мне бы командира, доложить о прибытии.

— Я и есть командир, — усмехнулся моряк. — Лейтенант Корнев.

Несколько растерявшийся Иван тут же доложил, что, мол, прибыл для прохождения дальнейшей службы.

Конечно, доклад получился не совсем по форме. Ведь Корнев уже держал в руке щепку, намереваясь очистить ботинки от налипшей на них грязи. А у Кобзаря висел за спиной съехавший набок вещмешок. Обоим стало неловко.

— Устраивайся, а там поближе будем знакомиться, — предложил командир.

Пока Кобзарь укладывал вещи в тумбочку, завязался разговор с матросами: откуда, где учился, играет ли на гитаре. На столе появилось традиционное домино, послышались шутки, смех, кто-то взял в руки гитару. И вскоре Иван забыл, что за окном грязь, ветер, холод. Глядя на окружавших его моряков, он с облегчением думал: «А хлопцы вроде ничего…» Ему почему-то больше других понравился невысокий добродушный парень, которого все называли «Огарком».

Ветер усиливался, протяжно завывая. В сгустившейся за окном темноте качались кусты.

— Пойду проверю, не текут ли крыши, — проговорил лейтенант Корнев, натягивая на плечи звенящий как жесть брезентовый плащ.

Он ушел, а все остались молча прислушиваться к реву непогоды. Когда лейтенант вернулся, вслед за ним в комнату ворвались шум и свист ветра, пахнуло холодом и сыростью. Сбросив плащ, он направился в свою каморку, как называли ее на батарее, — каюту. Пора было укладываться спать.

…Иван Кобзарь заснул под несмолкаемый вой ветра, тревожный шелест океана и порывистый плеск дождя. Глубокий сон нарушил ночью «Огарок», стоявший вахтенным. Ворвался в казарму с надрывным криком:

— Крыша! Крышу сорвало!..

Все вскочили, спросонья не соображая, в чем дело.

— Какую крышу?

— На складе…

Едва он проговорил это, как моряки, — кто наскоро на-девая брюки и ботинки, а кто и босиком, в одних трусах, повыскакивали под хлещущие потоки дождя.

Холодные струи обрушились на Ивана. Скользя по грязи и больно спотыкаясь о камни босыми ногами, Иван бежал, не разбирая дороги. Раз — и налетел на лейтенанта.

Разглядев его, Корнев проговорил торопливо:

— Кобзарь, беги с Огарковым за скобами! Живо!

— Есть! — И Иван понесся вслед за «Огарком».

Сорванная ветром крыша склада чудом держалась одним углом на опорном столбе, другим свисала чуть не до земли. Поднять ее, поставить на место и закрепить под бушующими порывами ветра и дождя оказалось делом нелегким. Да лейтенант еще подгонял.

— Скорее, скорее, ребята, аппаратуру зальет!