Подвиг на Курилах - Гритченко Александр Александрович. Страница 25

— Кто за прием в члены КПСС товарища Бабича? — спросил председательствующий. — Прошу голосовать.

И подвел итог голосованию:

— Единогласно.

Тогда, на собрании, его попросили рассказать о себе, и он и не сразу нашелся, с чего начать.

— Родился в тысяча девятьсот двадцать втором году на Дальнем Востоке. Работал на шахте. Потом в сорок первом году призвали в армию. Служил на Тихоокеанском флоте. Участвовал в боях с Японией. Был на целине. По болезни переехал в Молдавию. С тех пор работаю в нашей конторе медником-вулканизаторщиком. Вот, вроде, и все…

Далеко на Западе громыхала война с фашистской Германией. Молодые, крепкие парни, они рвались на фронт, но им разъясняли:

— Командование знает, кому где службу нести. Японские самураи спят и видят, чтобы мы дальневосточную границу ослабили. Хотят в спину нам ударить. Так что будьте всегда наготове. Придет и ваш черед.

…Аварийно-спасательный отряд нес свою нелегкую и очень нужную Родине службу.

Старшина 2 статьи Петр Бабич был главным боцманом отряда. Высокий, крупнолицый, с большими крупными руками, в которых так и играла шальная сила, сновал он целыми днями от здания, в котором дислоцировался штаб отряда, до базы, «пробивал» то новое оборудование, то краску, чтобы навести глянец на проворные спасательные боты, которым крепко досталось при очередном выходе в море.

Случалось, и сам выходил в море. Облачался в водолазный костюм, лез в воду заделывать пробоину.

И вот война с японскими империалистами. Аварийно-спасательный отряд в боевых действиях прямого участия не принимал, что немало огорчало Петра Бабича. Но служба есть служба, и надо выполнять что приказано. Эту истину старшина 2 статьи Бабич усвоил хорошо.

9 августа, как обычно, боцманская дудка сыграла подъем ровно в шесть ноль-ноль. Потом все пошло своим чередом.

Физзарядка, умывание, подъем флага.

В штабе Петр Владимирович узнал новость. Штаб флота распорядился выделить 40 человек из аварийно-спасательного отряда в морской батальон, который примет участие в десанте на остров Шумшу.

Шумшу!.. Кто в Петропавловске-на-Камчатке не слышал об этом острове — крайней северной точке Курильской гряды? На политзанятиях морякам говорили, что японцы когда-то незаконно захватили Шумшу и превратили его в свою крепость. Опоясали сопки сетью железобетонных укрытий, связанных между собой подземными ходами…

Итак, 40 человек. Список, где Бабича, конечно же, не было. Главный боцман в отряде незаменимая фигура.

По совести говоря, Петр любил свою специальность, чувствовал, что делает нужное, полезное дело. Правда, уставал: ни одной минуты свободного времени, все на бегу, в хлопотах. Зато интересно! Сегодня впервые он пожалел, что стал главным боцманом. И только из-за того, что очень хотелось пойти в десант. Даже старшина 2 статьи Ращупкин, которому уже перевалило за тридцать (возраст, по мнению Петра в то время, весьма преклонный), у которого семья, пятеро детей, и тот в списке.

И Петр Владимирович принял решение. Пришел к командиру отряда капитану 2 ранга Недоткину, вскинул к бескозырке руку.

— Товарищ командир, разрешите в десант? Вместо Ращупкина…

У командира было дел по горло. Отрешенным взглядом он скользнул по высокой фигуре моряка и жестко отрезал:

— Кто назначен, тот и пойдет.

Бабич понимал, что уговаривать бесполезно. Поэтому четко, по-уставному повернулся и — за порог штаба. А там сразу к начальнику строевой части, составлявшему предварительный список. Тот выслушал и сказал:

— Сам не могу включить. Пойдем к командиру.

Петр Владимирович замялся — ведь он уже был у него. Начальник строевой оказался догадливым человеком.

— Что, старшина, получил поворот от ворот?

— Было такое.

— Пошли. Сделаем еще одну попытку.

Даже теперь, много лет спустя, Бабич так и не понимает, что побудило тогда начальника строевой части оторваться от неотложных дел и пойти ходатайствовать за него. Уж таким он отзывчивым, наверное, был, сумел понять состояние старшины.

Недоткин опять поднял на главного боцмана усталые, покрасневшие от бессонницы глаза, задержал взгляд на лихо закрученных кверху усах, почему-то хмыкнул и весьма доброжелательно спросил:

— Ну, зачем снова пожаловал, старшина?

Бабич, как ему тогда показалось, начал обстоятельно излагать доводы:

— Первое, значит… Ращупкин из запаса, пожилой человек.

— Ему, между прочим, тридцать три года, — усмехнулся командир. — На пять лет моложе меня. Значит, я по твоим понятиям, боцман, вообще глубокий старец?

Петр растерялся и умолк.

— Ладно, старшина, продолжай. Только покороче, — поторопил командир.

— Детей у Ращупкина — пятеро. Я же человек холостой, вырос без матери, плакать по мне, в случае чего, некому…

Недоткин резко встал.

— Ну, ты мне тут похороны не устраивай! Холостой, женатый… Какую карусель развел! А насчет отправки — ладно, будь по-твоему. Можешь идти. — И уже в спину Бабичу крикнул:

— Назад-то живым возвращайся, холостяк!

Наверное, болью и гордостью отдалось в сердце капитана 2 ранга Недоткина известие о подвиге «пятерых бессмертных». Может быть, с грустью подумал он: «Не выполнил моего наказа холостяк Бабич. Не вернулся живым назад…» Ведь он не знал, что Петр Владимирович остался жив.

…Никогда раньше не знал бессонницы Бабич. А последнее время что-то плохо стал спать. То ли старые раны беспокоят, то ли возраст такой, когда воспоминания о давнем, пережитом, ворочаются в тебе, как застрявшие у самого сердца осколки.

Лежит, уставившись широко раскрытыми глазами в темноту, и плывут перед ним, как на экране, будто кадры давно виденного фильма, события восемнадцатого дня, августа 1945 года…

…Петр достиг подножия высоты вместе с Анатолием Ударцовым, Николаем Кондрашиным и Николаем Согуновым. Там же сосредоточились и другие десантники.

Метрах в тридцати-тридцати пяти от них в наспех выдолбленном окопчике лежал замполит батальона морской пехоты первого броска Аполлон Павлович Перм, с которым Петру не раз приходилось встречаться. Этот спокойный, немногословный человек своим мужеством и личной храбростью завоевал уважение бойцов. Вот и сейчас он поднялся, чуть пригнувшись, направился к группе воинов, среди которых был Петр Бабич. Японские пули поднимали фонтанчиками пыль вокруг него, высекали искры из гранитных валунов.

Матросы, затаив дыхание, следили за его перебежкой. Наконец, тяжело отдуваясь, Аполлон Павлович упал рядом с Бабичем. По покрасневшему лицу замполита струйками стекал пот, но глубоко сидевшие глаза искрились веселым блеском.

— Ну, как вы тут? А на обратных скатах высоты японцы накапливают танки… Будьте внимательны! Любой ценой надо сдержать натиск противника, не пропустить машины в тыл нашим подразделениям.

Перм внимательно оглядел суровые лица моряков, хорошо понимавших, какая ответственность за судьбу десанта ложится на них.

— Умрем, а врага не пропустим, — эти слова прозвучали, как клятва.

— Зачем же умирать? — строго произнес замполит. — Надо врага одолеть, а самим уцелеть!

Перебегая от валуна к валуну, Перм скрылся вдали. Он торопился на другой фланг батальона, где тоже осложнялась обстановка.

Рукопашная схватка с японцами была короткой, ожесточенной. Едва Бабич вдруг увидел перед собой низкорослого самурая с оскаленным ртом, он машинально вскинул автомат. Но тут же понял, что стрелять нельзя — попадешь в своих. Тогда ухватил автомат за ствол, чтобы ударить, как палицей, прикладом. И в тоже мгновение почувствовал острую боль: другой японец со всего размаха ткнул его в бедро широким, как нож, штыком. Японец намеревался ткнуть еще раз, уже в упавшего старшину, но тут жизнь Бабичу спас Толя Ударцов: опередил врага, застрелив его в упор.

Рана в бедре оказалась несерьезной. Петр сам потуже забинтовал ее и пошел догонять матросов. У одного из валунов его окликнул замполит, который что-то быстро писал на листках из ученической тетради, положив на колено полевую сумку.