Жребий (Жребий Салема) - Кинг Стивен. Страница 33

Официантка поставила на столик новый кувшин с пивом, и перед Беном внезапно возникла картина, от которой стало неуютно: вот, мелькая то здесь, то там среди бурых водорослей и планктона привольно и незаметно (по его мнению) плавает рыбка. А отодвинься подальше и взгляни — фокус вот в чем: плавает она в аквариуме с золотыми рыбками.

Мэтт расплатился с официанткой и сказал:

— Там, наверху, случилась омерзительная вещь. И вдобавок застряла в сознании города. Конечно же, байки о мерзостях и убийствах всегда с рабским наслаждением передаются из поколения в поколение… а ученики при всем при том стонут и жалуются, оказавшись перед изучением трудов Джорджа Вашингтона Карвера или Джонаса Солка. Но, думаю, дело не только в этом. Может быть, дело в географической аномалии — Да, — сказал Бен, заводясь против собственной воли. Учитель только что высказал идею, которая таилась под поверхностью сознания Бена с того самого дня, как он вернулся в город… возможно, и до того. — Он стоит на холме, глядя на поселок сверху вниз как… ну, как мрачный идол, что ли. — Бен издал смешок, чтобы замечание прозвучало банально: ему казалось, что, неосмотрительно высказав такое глубинное ощущение, он, должно быть, открывает этому незнакомцу окошко в свою душу. Внезапное и пристальное рассмотрение Мэттом его персоны тоже не улучшало самочувствия.

— Вот он, талант, — сказал учитель.

— Простите?

— Вы очень точно выразились. Почти пятьдесят лет дом Марстена взирает на нас сверху — на наши мелкие грешки, провинности, обманы. Как идол.

— Может быть, он видел и хорошее, — предположил Бен.

— В маленьких городках, где все ведут сидячий образ жизни, хорошего мало. Главным образом, равнодушие, приправляемое время от времени нечаянным, бессмысленным или, хуже того, сознательным злом. По-моему, Томас Вульф написал об этом примерно фунтов семь сочинений.

— Я думал, цинизм — не ваша стихия.

— Это ваши слова, а не мои. — Мэтт улыбнулся и отхлебнул пива. Музыканты, великолепные в своих красных рубахах, блестящих жилетках и шейных платках, уходили от стойки. Солист взял гитару и начал перебирать струны. — Все равно, на мой вопрос вы так и не ответили. Ваша новая книга — о доме Марстена?

— В некотором смысле, полагаю, да.

— Я выспрашиваю. Извините.

— Ничего, — ответил Бен, думая про Сьюзан и чувствуя себя неуютно. — Интересно, куда запропастился Проныра? Он ушел черт знает как давно.

— Можно мне, полагаясь на наше краткое знакомство, попросить о довольно большом одолжении? Если вы откажетесь, это будет более чем понятно. — Конечно, просите.

— У меня есть литературный кружок, — объяснил Мэтт. — Дети умные, в основном одиннадцатый и двенадцатый класс. И я хотел бы показать им человека, который зарабатывает на жизнь словами. Кого-то, кто… как бы выразиться?.. взял слово и облек его в плоть.

— Буду более чем счастлив, — ответил Бен, чувствуя себя нелепо польщенным. — Длинные у вас уроки?

— Пятьдесят минут.

— Ну, мне кажется, за такое время я не сумею слишком наскучить им.

— Да? А мне, по-моему, это отлично удается, — заметил Мэтт. — Хотя я уверен, что им вовсе не будет скучно. Тогда на будущей неделе?

— Конечно. Назовите день и время. — Вторник? Четвертый урок? Это с одиннадцати до без десяти двенадцать. Освистать вас не освищут, но, подозреваю, урчания в животах наслушаетесь вдоволь.

— Принесу ваты заткнуть уши.

Мэтт рассмеялся.

— Весьма польщен. Если вас устроит, встретимся в учительской.

— Отлично. Вы…

— Мистер Бэрк? — это была Джеки, женщина с могучими бицепсами. — Проныра отрубился в мужском туалете. Как повашему…

— А? Господи, конечно. Бен, вы… — Само собой.

Они поднялись и пересекли комнату. Музыканты снова заиграли — что-то о ребятах из Маскоджи, которые до сих пор уважают декана колледжа.

В туалете воняло прокисшей мочой и хлоркой. Проныра подпирал стену между двумя писсуарами, а приблизительно в двух дюймах от его правого уха мочился какой-то парень в армейской форме.

Рот Проныры был раскрыт, и Бен подумал: каким же ужасно старым выглядит Крейг — старым и опустошенным холодными безликими силами, начисто лишенными всякого налета нежности. К нему вернулась реальность собственного распада, приближающегося с каждым днем — не впервые, но с потрясающей неожиданностью. Жалость, подступившая к горлу чистыми черными водами, относилась в равной степени и к Проныре, и к самому Бену.

— Так, — сказал Мэтт. — Сможете подсунуть под него руку, когда этот джентльмен закончит справлять нужду — Да, — ответил Бен. Он поглядел на лениво отряхивающегося мужчину в военной форме. — Поднажми, приятель, можешь?

— Чего это? У него не горит.

Тем не менее он застегнул штаны и отступил от писсуара, чтобы они могли подойти.

Бен подсунул руку Проныре под спину, зацепил ладонью подмышкой и поднял. Ягодицы Бена на миг прикоснулись к кафельной стене, и он почувствовал, как та вибрирует от музыки. Полностью отключившийся Проныра поднялся тяжело и безвольно, как мешок. Просунув голову под другую руку Крейга, Мэтт обхватил его за талию, и они вынесли Проныру за дверь.

— Вон Проныра топает, — сказал кто-то. Раздался смех.

— Делл должен гнать его в три шеи, — проговорил Мэтт задыхающимся голосом. — Знает же, чем это всегда кончается.

Они прошли за двери, в фойе, а потом дальше, на деревянную лесенку, ведущую вниз к стоянке.

— Легче… — кряхтел Бен. — Не уроните.

Они спустились с крыльца. Вялые ноги Проныры стукались о ступеньки, как деревянные колоды.

— Ситроен… в последнем ряду.

Они перенесли Крейга туда. Прохлада воздуха теперь ощущалась острее —завтра листва станет багряной. У Проныры хрюкнуло глубоко в горле, а голова на стебле шеи слабо дернулась — Сумеете уложить его в постель, когда вернетесь к Еве? — спросил Мэтт.

— Да, наверное.

— Хорошо. Глядите-ка, над деревьями отлично виден конек крыши дома Марстена.

Бен посмотрел. Мэтт был прав —над темным горизонтом сосен выдавался острый угол, заслоняющий обыденными очертаниями людской постройки звезды на краю видимого мира. Бен открыл пассажирскую дверцу и сказал:

— Сюда. Давайте-ка его мне.

Приняв на себя всю тяжесть Проныры, он аккуратно протиснул его на пассажирское сиденье и закрыл дверцу. Голова Проныры привалилась к окну, отчего стала казаться нелепо плоской.

— Во вторник, в одиннадцать?

— Я буду.

— Спасибо. И за помощь Проныре —тоже спасибо.

Мэтт протянул руку. Бен пожал ее. Бен сел в машину, завел ситроен и взял курс обратно в город. Стоило неоновой вывеске придорожного кафе исчезнуть за деревьями, как дорога стала пустынной и черной. Бен подумал: в этот час по дорогам бродят привидения. Позади, всхрапнув, застонал Проныра, и Бен вздрогнул. Ситроен едва заметно вильнул.

“Что это взбрело мне в голову?”

Вопрос остался без ответа.

Бен открыл боковое окошко так, чтобы холодный ветер выплескивался по дороге домой прямо на Проныру, и к тому времени, как они заехали на двор Евы Миллер, Проныра отчасти пришел в себя, но словно бы плавал в густом тумане.

То и дело спотыкаясь, Бен отвел его по ступеням черного крыльца на кухню, тускло освещенную флюоресцентной лампочкой плиты. Проныра застонал, потом низким горловым голосом пробормотал:

— Она дивная девка, Джек, а замужние бабы — они знают… знают…

Из холла выделилась тень — Ева. Из-за старого стеганого халата она казалась огромной, закрученные на бигуди волосы покрывал тонкий сетчатый шарфик. Ночной крем делал ее лицо бледным и призрачным.

— Эд, — сказала она. — Ох, Эд. Ты опять за свое, да?

При звуке ее голоса Проныра чуть приоткрыл глаза и слабо улыбнулся.

— Опять, опять, опять, — квакнул он. — Уж кому знать, как не тебе.

— Сможете отвести его наверх, в комнату? — спросила Ева Бена.

— Да уж не надорвусь.

Он покрепче обхватил Проныру и исхитрился протащить его наверх по лестнице и по коридору до комнаты, уложив там на постель. В тот же миг признаки сознания исчезли, и Крейг провалился в глубокий сон.