Мое любимое чудовище - Хойт Элизабет. Страница 9

Лили тихонько вскрикнула при его приближении, но так и не отвернулась: похоже, у нее напрочь отсутствует стыдливость и она попросту не нашла в себе сил отвернуться. Ее взгляд упал на заросли темных влажных волос в промежности мужчины, когда он направился к ней и вода заструилась по его мускулистым бедрам. Увидела она и плоть, грубую, мужественную и…

– Мама!

Лили подскочила от неожиданности и резко развернулась, прижав руку к своему несчастному изношенному сердцу, которое едва не остановилось.

– Индио! – выдохнула она еле слышно, поскольку ее негодник сын выбрал именно этот момент, чтобы появиться из кустов.

Он стоял на той самой тропинке, по которой Лили пришла к пруду, с застрявшим в кудрявых темных волосах сухим листком. Нарцисска, еще грязнее обычного, припрыжку бросилась к Лили, поднялась на задние лапки и перепачканными передними вцепилась в подол ее платья.

– Мама, можно Калибан придет к нам на ужин? – выпалил Индио, уставившись на мать своими большими и совершенно невинными разноцветными глазами.

– Кто придет? – не поняла Лили.

– Калибан, – обернулся мальчик и ткнул пальчиком в человека за ее спиной.

Лили обернулась через плечо и увидела – к своему облегчению и в то же время разочарованию, – что мужчина не спеша застегивает пуговицы на своих поношенных штанах. Заходящее солнце высвечивало очертания его покрытых влагой плеч, его большие пальцы неуклюже возились с пуговицами. Проблеск разума в его глазах, привидевшийся Лили, померк, хотя, возможно, его никогда в них и не было.

Сдвинув брови, Лили вновь перевела взгляд на сына.

– Калибан? Это Калибан?

Мальчик кивнул.

– Да, это я дал ему это имя.

Лили давно поняла: с тех самых пор, как Индио научился говорить, их беседы походили на замысловатую паутину суждений и умозаключений, недоступную пониманию любого человека младше семи лет. Иногда Лили приходилось в буквальном смысле слова продираться сквозь дебри.

– Дорогой, нас ждет Мод, так что…

– Пожалуйста. – Индио взял мать за руку и потянул к себе, явно желая что-то сказать. – Ему нечего есть, и он мой друг.

Лили беспомощно посмотрела на Калибана. Тот уже надел рубашку и теперь таращился на нее с полуоткрытым ртом, а потом вдруг опустил руку и почесал свое… э… мужское достоинство, как это делают слабоумные. Это было странно: всего минуту назад он вовсе таковым не выглядел, – но, возможно, она все выдумала, возможно, просто хотела найти оправдание собственным низменным порывам, наделив объект своих мыслей качествами, коими он вовсе не обладал, и, возможно, придавала слишком большое значение тому, что произошло.

Заглянув в полные мольбы глаза сына, Лили приняла решение и, выпрямившись, громко сказала:

– Конечно, дорогой. Давай пригласим твоего друга на ужин.

За ее спиной раздался сдавленный звук, словно мужчина поперхнулся, но, когда Лили обернулась, глуповатое лицо Калибана не выражало ровным счетом ничего. Он кашлянул, харкнул, сплюнул в пруд и – о боже! – отер рот рукой.

Лили широко улыбнулась.

– Калибан, вы хотите есть? – Лили изобразила, будто подносит ложку ко рту и жует, потом указала на тропинку. – Есть. Вместе. С нами. В театре. Это будет вкусно.

Ее утрированная мимика и жесты выглядели смехотворно и даже оскорбительно для того, у кого с головой все в порядке. Лили внимательно наблюдала, не выдаст ли он себя: не изменит ли выражение лица или как-то иначе даст понять, что никакой он не слабоумный, – но он лишь глупо таращился на нее.

Лили не впервые ошиблась в мужчине. Вздохнув и постаравшись убедить себя, что вовсе не разочарована, она развернулась, давая понять, что пора идти.

Индио же подошел к великану и как ни в чем не бывало взял его за руку.

– Идемте! Мод приготовила жареного цыпленка. А еще у нас будет подливка и клецки.

Калибан посмотрел на мальчика, потом на его мать, но Лили вскинула бровь, показывая, что все уже сказала и повторять не намерена, тем более ради слабоумного.

Ей показалось, или в его мутно-карих глазах действительно промелькнула какая-то искра, какой-то проблеск или даже вызов? Лили ничего не могла утверждать, поскольку не доверяла больше собственному восприятию.

Впрочем, это не имело никакого значения. Калибан медленно кивнул, и, развернувшись, Лили зашагала по тропинке. Сердце ее – глупое и непостоянное – билось почему-то вдвое быстрее обычного.

Ужин обещал быть весьма любопытным.

Это была очень плохая идея.

Аполлон шагал следом за мисс Стамп, наблюдая, как покачиваются из стороны в сторону при ходьбе ее юбки. Ее спина казалась совершенно неподвижной, а вот затылок выглядел нежным и беззащитным. Шею ее скрывали от взоров темные локоны, спускавшиеся из тугого пучка. Аполлон, глядя на этот затылок, испытывал животное желание впиться в него зубами, попробовать на вкус нежную плоть, лизнуть солоноватую кожу.

Радуясь, что прохладный вечерний воздух избавил его от конфуза, Аполлон сглотнул. У него не было причин принимать приглашение мисс Стамп. В руинах галереи, где раньше располагались музыканты и где Аполлон обустроил место для отдыха, пока работал в саду, у него был припрятан еще один холодный пирог со свининой. Его одолевала усталость, мышцы ныли, влажная после стирки рубашка прилипала к плечам, причиняя дискомфорт.

Все, ради чего он столько работал, может быть потеряно для него навсегда, если кому-то станет известно, кто он такой на самом деле. И тем не менее он все еще сжимал ручонку маленького мальчика и следовал за его несносной матерью. Возможно, свою роль сыграло одиночество, а может, виной всему было выражение ее глаз, когда он вышел из воды и обнаружил, что она за ним наблюдает. Уж слишком много времени прошло с тех пор, когда женщина смотрела на него так, словно была очарована увиденным, словно желала большего…

Аполлон провел четыре года в Бедламе, и почти все это время был прикован цепью к стене в зловонной камере. Лишь в июле прошлого года ему удалось бежать, и с тех пор он вынужден был скрываться, что совершенно не способствовало удовлетворению физических потребностей, не говоря уж о жестоких побоях, из-за которых он лишился дара речи. Надсмотрщик потянулся к его…

Нет, только не сейчас думать об этом.

Аполлон втянул воздух, отгоняя прочь окутавшую его черную пелену стыда и гнева, и мальчик поднял на него глаза, полные недоумения и… боли?

– Калибан?

Только теперь Аполлон понял, что слишком сильно сжал его руку, и тут же ослабил хватку. Что это с ним? Для мужчины, который вырвался из Бедлама, и позаботился – причем основательно – о том, чтобы тот тюремщик больше никому не причинил вреда, было странно чего-то бояться.

Он свободен! Свободен!! Свободен!!!

Аполлон поднял голову: солнце застилало небо своим огненным покрывалом, клонясь к горизонту над разоренным парком. За театром, среди макушек обгоревших деревьев, можно было различить блеск могучей Темзы. Раньше это был чудесный парк развлечений, и когда они с Мейкписом закончат его восстанавливать, станет лучше прежнего.

Аполлон едва успел придать своему лицу глуповатое выражение, коим пользовался в присутствии других садовников, ибо в этот самый момент дверь распахнулась, на пороге театра возникла миниатюрная седовласая женщина, и, подбоченившись, рявкнула:

– Кто это с вами?

– Мы пригласили на ужин гостя, – ответила мисс Стамп, оглянувшись на Аполлона, и тому показалось, что в ее глазах вспыхнули озорные искорки. – А если точнее – этот тот, кто напугал Индио. Его имя, кстати, Калибан.

– Калибан? – Мод прищурилась и, склонив голову набок, критически осмотрела гостя. – Ну-ну… Хотелось бы мне знать, будет ли он в безопасности в нашей компании.

Аполлон почувствовал, как его потянули за руку, и посмотрел на Индио.

– Она милая. Правда, – прошептал тот.

– Не сердись, Мод, – тихо попросила Лили.

– Это мой друг, – поспешил объяснить мальчик. – Он не пожалел для Нарцисски свой обед.