Вторжение - Соколов Василий Дмитриевич. Страница 64

Нарком предвидел в своих "Соображениях" и другое направление главного удара. Он отмечал, что не исключена возможность того, что немцы с целью захвата Украины сосредоточат свои главные силы на юге, в районе Седлец, Люблин, для нанесения главного удара на Киев. В этом случае вспомогательный удар будет наноситься из Восточной Пруссии…

Кто–то без стука вошел в кабинет. Семен Константинович, не поднимая головы, продолжал читать:

"Основным наиболее политически выгодным для Германии, а следовательно, наиболее вероятным является первый вариант ее действий, то есть с развертыванием главных сил немецкой армии к северу от устья реки Сан…"

— Чем так увлечен? На фантастику потянуло накануне событий? — услышал нарком голос и вскинул глаза: к столу подошел начальник генштаба Жуков.

Нарком поморщился. То, что его "Соображения" именно в этот момент были названы фантастикой, не понравилось ему.

— Поражаюсь, как это я… мы… в свое время дали стратегическую разработку будущего театра войны, многое предвидели и…

— Запоздалая мудрость, — перебив, усмехнулся Жуков. — Теперь уже не будущий театр, а настоящий.

Тимошенко привстал:

— Почему настоящий? Откуда ты взял?

— Думаю, осталось недолго ждать…

— Не пророчь! — сердито выговорил Тимошенко.

— Пророчь не пророчь, а начнутся военные действия и нам придется отдуваться горбом, — не унимался Жуков. Он отошел в угол, сел, облокотясь на колено и подперев ладонью голову.

А Тимошенко снова взялся читать "Соображения", довольный тем, что когда–то сотворил их и поныне они выражали его личные взгляды. Документ ясно отвечал на вопрос, как поступить, если начнется война. Учитывая возможное развертывание сил фашистской Германии и ее союзников в случае агрессии против СССР, предлагались два варианта стратегического развертывания наших сил на западе. Первый вариант предусматривал развертывание главных сил Красной Армии к югу от Бреста, чтобы отразить наступление врага, а затем мощным ударом в направлении Люблин и Краков и далее на Бреслау отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне. Второй вариант предусматривал развертывание главных сил советских войск к северу от Бреста с задачей отразить наступление врага, а затем нанести поражение главным силам агрессора на восточно–прусском направлении. Окончательное принятие решения на развертывание ставилось в зависимость от той обстановки, которая сложится к началу войны.

"Н-да, обстановка сложилась, — подумал нарком, — а войска оказались не отмобилизованными… Фантазия…"

Он взглянул на Жукова, тот сидел, по–прежнему не подымая головы.

— Поскольку Советский Союз не может быть нападаю* щей стороной, вслух размышлял нарком скорее ради успокоения самого себя, — то войну нам придется начинать с отражения удара противника. Я мыслю себе это таким образом… В первые же часы после начала войны развернутся воздушные сражения, наша авиация одновременно нанесет удары по аэродромам, районам сосредоточения войск и стратегическим объектам в тылу. Тем временем начнутся приграничные сражения наземных войск. В этот период главная задача армий прикрытия будет заключаться в том, чтобы отбить нападение агрессора, не дать ему перейти границу и тем самым обеспечить условия для завершения отмобилизования как первого стратегического эшелона, так и внутренних округов… — Тимошенко невольно встал и начал размахивать рукой. — Стрелковые войска армий прикрытия должны будут сдержать наступление противника, а механизированные части и резервы округов нанесут контрудары по основным группировкам врага, разобьют их и тем самым создадут условия для перехода в решительное наступление. И тогда… Нарком оглянулся на огромное, почти вровень со стеною окно, задрапированное решеткой.

Рассвет уже пробуждался, по–медвежьи лениво и нехотя; солнце еще лежало где–то за горизонтом, а на крышах и в стеклах окон плавился свет, и тьма, борясь со светом, глыбами теней неуступчиво куталась между домами, в проемах узких улиц, под ветвями старых лип и вязов.

Нарком скосил взгляд на Жукова, молчание которого начинало выводить его из терпения.

Жуков и сам не был твердо убежден, начнется ли война, хотя раньше не раз заявлял, что немцы готовятся, идут на обман. Теперь он думал о том, что еще в апреле поступали неопровержимые сведения, что немцы перебрасывают несколько пехотных дивизий из Франции, стягивают к нашим западным рубежам и танковые войска и авиацию. О настораживающем передвижении германских войск докладывали правительству и нарком и начальник генштаба. Сталин упорствовал, не реагировал на эти доклады. Потом, наконец, не выдержал, велел Молотову запросить Риббентропа, что означает переброска войск, сосредоточение их в Польше, вблизи советских границ. Ответ поступил незамедлительно дипломатической почтой. Через своего министра иностранных дел Гитлер просил передать Сталину, чтобы он не беспокоился. Эти войска не имеют цели нападения на Советский Союз, отведены сюда за тем, чтобы находиться в зоне недосягаемости английских воздушных бомбардировок. И, конечно, германским войскам удобнее располагаться в Польше — для маскировки, для отвода глаз англичанам. Риббентроп давал понять и то, что Германия намерена в нужный час перешагнуть через пролив, навалиться на Англию… А что касается Украины, на границе которой тоже много немецких войск, то пусть русских это не смущает: это отвлекающий удар по Балканам, по Греции, наконец, по английским владениям.

Сталин поверил, внушил себе и другим, что именно так и должно быть…

— Мы оба виноваты, — неожиданно встав, проговорил Жуков. — Оба оказались под гипнозом… — и кивнул на портрет Сталина.

Тимошенко слегка побледнел от резкости этих слов. Второпях заметил:

— Не советую вольничать.

Оба посуровели и замолчали.

Тимошенко снова заглянул в окно: ему не терпелось скорее пережить эту неспокойную ночь, и когда лучи света брызнули в глаза осколками, он вдруг заулыбался и проговорил раскатистым басом:

— Ни черта не случилось! Покой и мир. Досужие слухи… Никакой войны… — Тотчас подумал о донесениях, которые шли из приграничных округов, сказал с недовольством в голосе: — Возможно, напрасно мы давали предупреждающую телеграмму… Паникеры там, на местах. Трезвонили во все колокола: "Война у порога!" Где она, эта война? Где? Лечить надо наших военных, особенно крупных рангов, от мании преследования. В корне пресекать! И ты… — нарком взглянул на Жукова, — тоже вбил себе в голову, что война близится. Не злись. Вспомни, как прогнозы сеял: зачем немецкую комиссию впустили на территорию Прибалтики? Что ей там делать? Немцы могилы первой мировой войны отыскивали, а тебе мерещилось, что они рекогносцировку проводят… Урок для них. Пусть попомнят, глядя на эти могилы… — Тимошенко зевнул, и сон навалился на него сразу. Тяжелый предутренний сон.

Семен Константинович уже собирался было заявить, что пора бы нам разъехаться на покой, как зазвонил телефон, и среди батареи аппаратов нарком отыскал и снял нужную трубку, вначале услышал хрип, треск, похожий на громовые разряды, потом слушал, хмурясь, ни слова не говоря в ответ и бледнея.

— Война… — наконец выдохнул он и весь как–то съежился. С минуту он стоял, онемев и совсем потерявшись.

— Звоните Сталину, вы нарком… — подчеркнул Жуков, видя подавленность Тимошенко.

Но Семен Константинович едва сдвинулся с места и присел, — нет, повалился на кресло, вдавив растопыренные пальцы в голову.

Комкая в груди тревожное смятение, Жуков снял белую трубку телефона, связывающего с дачей Сталина, и, назвавшись, попросил:

— Позовите товарища Сталина.

— Спит. Приказал не будить, — ответил генерал, личный телохранитель Сталина.

— Немедленно разбудите! — уже со строгостью, не терпящей возражений, проговорил Жуков.

— Не имею права.

— Я требую… Началась война!..