Просыпайся, любимый (СИ) - Политова Екатерина. Страница 14

— Я даю тебе два дня, — рычит магистр, спускаясь со ступени, тревожно разглядывая “подарок”. Пшеничный локон очень похож на цвет волос Герды. Слишком похож… Вердер подходит ко мне почти вплотную и тихо говорит: — Два дня, фон Стредос. Потом я превращу жизнь Фабиана Бернота в ад.

— Я всё сделаю.

Вижу, как Фабиана уводят, он еле стоит на ногах. А потом бросаю взгляд в конец зала, Мер уходит прочь.

Слышу за спиной, как Вердер говорит охране проверить Герду. Но бросаюсь вслед за прихвостнем Рафаэля, который уже скрылся. На ходу меня ловит Урсула, пытается что-то сказать, успокоить, но я вырываюсь.

Даже не помню, как пробежала весь холл. Сбрасываю на ходу шпильки и босиком выбегаю на улицу. На адреналине не чувствую, что мерзну. Только ищу спину в черном костюме. И как только нахожу - кидаюсь за ним. Держусь вдалеке, он не садится в машину, не уезжает, только идет куда-то. Поворачивает за угол и заходит в ресторан.

Я не раздумывая идут туда же. На входе меня пытаются остановить.

— Меня ждут, — рычу я и распрямляю спину. И только сейчас чувствую, что меня трясет от холода и злости.

Влетаю в зал и вижу его. Рафаэль сидит в дальнем углу, закинув ноги на стол и покачиваясь на стуле пьет красное вино, небрежно придерживая бокал за ножку. На столе стоит почти пустая бутылка. Он в черном костюме и бордовой рубашке, короткие молочно белые волосы опять зализаны назад.

Едва заметив меня, он расплывается в широкой белозубой улыбке.

А у меня внутри всё вспыхивает от неконтролируемой ярости.

Глава 5

— Да чтоб ты сдох! — вскрикиваю я на весь фешенебельный дорогущий ресторан. Меня колотит в истерике. Из глаз уже неконтролируемо текут слезы, когда я дрожащая, словно мелкая бешеная собака, иду к нему.

А Рафаэль скалится, покручивая бокал между пальцев. Опять в перчатках. И я в бешенстве думаю как бы запихать эти перчатки ему в глотку, чтобы он задохнулся.Сегодня мать была бы мной очень недовольна...

На меня налетают какие-то бугаи. И меня это злит ещё больше. Этого урода ещё и кто-то защищает! Кто в здравом уме на это пойдет?! А я уже себя просто не контролирую, слетаю с катушек в истерике. Мои руки проходят сквозь их черные пиджаки потому что хлопок разлагается и упираюся в плоть, которая тоже начинает разлагаться. Я хочу сделать больно кому-то ещё. Не только себе. Я хочу добраться до того крайнего, кто во всем этом виноват.

Чужие руки меня отпускают, я слышу, как кто-то взвыл от боли, когда плоть стала чернеть.

— С-сука! — прорычал один из мужчин отшатываясь. И я понимала, что уже горю от силы, что хочу переубивать тут всё и всех. До меня даже не сразу доходит, что на меня опять смотрят. Как в том зале тут тоже есть люди и они наверняка в ужасе.

Я решительно шагаю вперед даже не думая о последствиях, и вдруг Рафаэль резко поднимается и я лишь вижу, как что-то мелькает у лица. И только тогда останавливаюсь, потому что ножны его катаны упираются мне между ключиц.

— Сядь, — прорычал он, его глаза опять пылают адским огнем. — Иначе я обнажу клинок и мало тебе не покажется. Я тут всё твоей кровью забрызгаю.

— Ненавижу… — выдохнула я бессильно.

— Да мне насрать. Я сказал - сядь, иначе буду резать тебя на кусочки медленно и с чувством, — он чуть дергает рукой, и ножны касаются моего подбородка. Меня всё ещё трясет, но щекам текут крупные слезы и я не могу перестать.

Унизительно рыдать на глазах этого чудовища. Он указывает катаной на стул напротив. Потом разворачивается и прислоняет клинок к своему стулу.

Я на деревянных ногах падаю на указанное мне место. Рафаэль опускается напротив. Меня морозит, эмоциональный взрыв отдается в головную боль, но я не отвожу глаз, глядя на него. Он лишь низко смеется, качая головой.

Потом взгляд падает на недопитую бутылку вина. Я хватаюсь за неё, подношу к губам и…

— Не советую, — говорит Рафаэль, но я показываю ему средний палец и опрокидываю бутылку. Терпкое, тяжелое красное вино обжигает горло. Наверняка, теперь я выгляжу ещё и мерзко, глотая алкоголь из горла, чувствую как вино течет у меня по подбородку и шее, затекая под платье. Моя рука дрожит и бросаю пустую бутылку на стол, она падает боком и скатывается на пол, падает с характерным стуком. Алкоголь мгновенно дает в голову.

Я ужасно себя веду. Кошмарно. Где-то за границами сознания, разум орет, чтобы я взяла себя в руки.

И я опять повторяю ему:

— Чтоб. Ты. Сдох. В муках.

Рафаэль смеется широко улыбнувшись.

— Вонючая акула, — рычу я, опираясь руками в стол.

А он вдруг выплескивает вино из бокала на пол и смотрит на меня.

— Ты и правда смертница, — похохатывает он и откидывается на стуле.

— Да пошел ты… — слова застревают в горле, потому что по телу проходит такой сильный спазм боли, что в глазах темнеет. Я обхватываю себя руками и складываюсь пополам, ни в силах выдавить ни звука.

— Моё вино было отравлено, Фаола фон Стредос, — громко объявляет Рафаэль. — Я требую сомелье! Немедленно!

Я падаю со стула на пол, мне кажется, меня режут изнутри. Пытаюсь подняться, но меня выворачивает всем тем вином, которое я выпила залпом. Боль такая, что пошевелиться не могу.

— Прелесть, — комментирует Рафаэль. Я слышу его голос где-то рядом. — Очень некрасиво травить девушек, вы не находите? — обращается он к кому-то невидимому, потому что я не могу подняться. И не сдерживаю стон от очередного спазма.

— Где у вас погреб? — спрашивает Рафаэль, и я слышу по голосу - он улыбается.

— У-у нас винная комната… но… — бормочет кто-то. Но у меня чернота перед глазами, я ослепла и ничего не вижу. Как же я замерзла. Какой же ледяной пол, я чувствую этот холод сквозь шелк платья.

— Отлично, значит, веди нас туда, — довольно отзывается Рафаэль и никто не решается ему возразить.

Мою голову приподнимают, и я чувствую, что мне вытирают губы какой-то тканью, а потом очень легко поднимают с пола, будто я ничего не вешу. По едва уловимому запаху озона, я чувствую, что это Рафаэль.

— Хозяин… — предостерегает его кто-то, наверняка, Мер.

— О, блюющие отравленные женщины не самое страшное, что я видел в жизни, — Рафаэль сотрясался от смеха. — Это даже приятно - смотреть как фон Стредос корчится.

Я сгибаюсь от боли, дрожу от холода, но у него даже сквозь перчатки такие горячие руки. Бессознательно прижимаюсь к нему, потому что мне безумно холодно. Я просто пытаюсь согреться.

Я хочу только, чтобы эта боль прекратилась. И я знаю, что он может её прекратить.

— Помоги мне… — шепчу я во тьму. Слышу как спокойно и сильно в его груди бьется сердце, которое я пробудила. Я пробудила!

— Потерпи, смертница, кровью будешь блевать в… как это, ах да, в винной комнате, — он издевается, сильнее сжимает пальцы у меня на плечах и под коленями. Он меня куда-то несет. — Наверняка, намешали гемотоксины с чем-то ещё.

А я вдруг и правда чувствую соленый привкус во рту. И ною от раздирающей боли бессознательно уткнувшись в него, вцепившись пальцами в лацкан пиджака.

— Прекрати мять мне сорочку, фон Стредос, а то я тебе руку сломаю, — холодно говорит Рафаэль.

Глава 5.2

Меня довольно жестко скидывают на пол. Словно мешок. И я сворачиваюсь калачиком, потому что становится ещё холоднее. Меня будто принесли в холодильник. У меня стучат зубы. Мои глаза широко открыты, но я ничего не вижу. Сплошная темнота.

— Итак, кто это сделал? Ты? Или ты? — спрашивает Рафаэль где-то рядом.

А потом меня грубо, небрежно, будто его раздражает, что меня колотит, оборачивают во что-то теплое. Кажется, это пиджак. Мне всё равно, это хоть что-то.

Мне надо, чтобы он меня убил. Или хоть кто-то. Я чувствую, что яд слишком медленно действует, я не хочу страдать тут, лежа у ног Рафаэля, пока он развлекается, глядя, как я корчусь на полу. Но просить его я не буду. Он сам прекрасно это знает, но не делает будто специально. Будто… хочет ещё надо мной поиздеваться. А я не чувствую ни рук, ни ног.