Плененные сердца - Кинг Валери. Страница 14

– Вы просто ужасны. Вы же знаете, что сделали. Очень дурно было с вашей стороны целовать меня вчера. Очень!

– Но вам же понравилось, – отвечал он с невинным видом, прижимая одну руку к груди, а другой продолжая играть ее шалью.

Эвелина снова вспыхнула. Не глядя на него, она пробормотала:

– Я как раз об этом унизительном обстоятельстве и хотела сказать. Я, право, не знаю, как объяснить мою странную реакцию на ваши… ваши поцелуи. Я немного выпила за ужином. – Она подняла на него глаза. – Я думала об этой глупости всю ночь. Но если вы только заикнетесь о моих красных распухших глазах, я немедленно вас покину.

– Я вам не могу этого позволить, даже ради спасения моей собственной жизни. Я с нетерпением жажду услышать, что вы пришли мне сказать.

Эвелина разом растеряла все слова. Она была готова разрыдаться, как это случилось вчера, когда она захлопнула дверь перед промокшим маркизом. Она не могла объяснить, почему, когда он стоял так близко, она была готова к обмороку. Глядя на него, она почувствовала непреодолимое желание снова упасть в его объятия. До нее доносился аромат дорогого мыла, смешавшийся с запахом лошадей, притягательный для любого, испытавшего превратности жизни на бивуаках, к которой с детства приучил ее отец. Маркиз был одет, как он всегда одевался в деревне: в синем фраке, простом светлом жилете и панталонах из оленьей кожи, заправленных в высокие сапоги. Если такое возможно, он казался ей сейчас еще красивее, чем когда-либо.

Эвелине было невыносимо трудно заговорить, но, напомнив себе в третий раз, что ей не обрести покоя, пока не уладится это недоразумение, она наконец произнесла:

– Как я уже сказала, милорд, я не могу объяснить мое поведение вчера, если только, конечно, принять во внимание, что у меня не в обычае целоваться с кем попало…

Он перебил ее, дернув бахрому шали.

– Вы хотите сказать, что вас никто не целовал? – прищурился он. – Позвольте вам не поверить. Ваши поцелуи были слишком… умелыми.

– Да, не целовал, – повторила она в ужасе, что он мог так о ней подумать. – И вам это известно. У меня не было поклонников, как у Ан-набеллы.

Он не удержался от улыбки.

– Ей не понравится, что вы раскрываете ее секреты.

– Не думаю, что это для кого-нибудь секрет, особенно после ее поведения под омелой на Рождество. По меньшей мере пять свидетелей, не считая меня, видели, как она откровенно целовала вас и с какой готовностью вы ей отвечали.

– Ужасно, правда? – усмехаясь, признал он. – По правде говоря, я вряд ли вспомнил бы об этом, если бы не вы.

– Как вы можете так говорить? – Она выдернула из его руки свою шаль. – Уверяю вас, Аннабелла очень хорошо это помнит. Хотя я и не пользуюсь ее особой доверенностью, я бы не удивилась, если бы узнала, что она вспоминает об этом каждый час. Вам наверняка известно, что она вами увлечена. Или вы настолько слепы, что этого не замечаете? Она в вас влюблена!

– Это обычное детское увлечение, в один прекрасный день ее сердце заговорит по-настоящему.

– Вряд ли, если вы не перестанете ее поощрять. Но по вашему упрямому виду я понимаю, что вас не убедить. А вообще, с чего это мы заговорили об Аннабелле?…

– Ну как же, вы сообщили мне, что вас никогда не целовали, и сравнили себя с Аннабел-лой.

– Ах да. – Эвелина в полной растерянности тряхнула головой. – Не знаю, что такое на нас нашло, Брэндрейт, на вас и на меня. Я очень огорчена, смущена и очень раскаиваюсь. Простите меня, прошу вас, за то, что я невольно ввела вас в заблуждение… что я… то есть… Ах, боже мой, я сама не знаю, о чем я вас прошу. Только я не хочу, чтобы вы думали, будто я позволю вам обойтись со мной таким образом когда-нибудь еще, потому что я вовсе этого не желаю.

– И вы в этом уверены, Эвелина? – Он стоял слишком близко для ее душевного спокойствия и при этом приподнял руку, явно собираясь коснуться ее волос у виска.

Эвелина с трудом подавила желание погладить его по щеке. Устояв перед искушением, она поспешно отступила на шаг.

– Прошу вас, не надо, – прошептала она. – Я не стану притворяться. Вы слишком умны и все равно бы все поняли. Я думаю, вам известно, что я ничего так сильно не желаю, как снова оказаться в ваших объятиях, но я этого не допущу, потому что на самом деле я вас не люблю. Я знаю, что не люблю и никогда бы не могла полюбить. Но, бог весть почему, я испытываю это странное желание. Я должна извиниться за вчерашнее, я была не права, поощряя вас. Я очень, очень дурно поступила.

Он, казалось, был совершенно поражен. Его серые глаза пытливо всматривались в нее, как будто стараясь докопаться до истины.

– Я никогда еще не слышал от женщины таких искренних признаний. Но вам нет нужды извиняться. Я сам соблазнил вас своим поцелуем и потом признавался в любви, которой я не ощущаю. Я должен просить у вас прощения, Эвелина. Я в такой же степени не способен объяснить свое поведение, как и вы. Похоже, что нами овладело какое-то безумие… Ну не странная ли мы пара? Хотя в своем безумии мы не одиноки. Чего стоит леди Эль с ее олимпийцами! Во всяком случае, что касается моего непристойного появления у ваших дверей и моих идиотских речей, я смиренно прошу у вас прощения. Я не знаю, что на меня нашло.

– И на меня, когда я вылила на вас кувшин воды. – Она чуть было не рассмеялась. – Вы не представляете, как смешно вы выглядели вчера.

Она все– таки не выдержала и захохотала. В его глазах блеснула ответная искорка, и он расхохотался вместе с нею.

– Ей-богу, я вовсе не ожидал промокнуть до костей, когда столь изящно объяснялся вам в любви, – сказал он шутливо.

– Вы были просто вне себя! Уж не полнолуние ли так на вас повлияло? Я слышала, что это действует на самых разумных людей.

Каждый раз, когда она встречалась с ним взглядом, ее разбирал смех. Он тоже улыбался, таким нелепым представлялось все случившееся.

Когда они оба замолчали, Эвелине стало неловко. Она была счастлива, что события прошедшего вечера разрешились так мирно, и ей показалось, что наступил самый подходящий момент убедить его отказаться от покупки бюста.

Она предложила ему вернуться вместе в дом, и он охотно согласился. Улыбнувшись ему, хотя и с некоторой внутренней тревогой, она приступила к делу:

– Я подумала, Брэндрейт, что мы могли бы положить конец нашим спорам насчет Зевса. Ах, если бы вы согласились приобрести любую другую из находок моего отца! Я уверена, если бы вы к ним получше присмотрелись, вы бы убедились, что некоторые из них в равной степени… то есть… я хотела сказать…

По выражению его лица она поняла, что сделала ошибку. Все его дружелюбие как ветром сдуло.

– Вам не нужно мне отвечать, – грустно сказала она. – Я читаю ответ в ваших глазах. Мне следовало бы помнить про ваше несносное упрямство.

– Что касается упрямства, мисс Свенбурн, то это еще вопрос, кому из нас оно более свойственно. Вы даже не признаете наличия у меня вкуса и способности оценить прекрасное произведение искусства.

– Вы не правы. Я знаю вас уже много лет и не могла не познакомиться с вашими склонностями и интересами. Зато вы совершенно не способны оценить мои чувства в данной ситуации. Однако мы снова зашли в тупик, и, не желая навлечь на себя ваш гнев, я прошу вас забыть об этом предмете.

Они уже почти дошли до задней двери, когда Брэндрейт вдруг осторожно взял ее под руку.

– Ради тех теплых слов, которыми мы обменялись всего лишь несколько минут назад, я исполню вашу просьбу. Я забуду об этом предмете, как будто мы о нем никогда и не упоминали.

Эвелина устремила на него удивленный взгляд:

– А я думала, вы будете сердиться на меня по меньшей мере целую неделю. – Она улыбнулась, снова ощутив необыкновенную притягательную силу его глаз. – Такая снисходительность дает мне надежду, что наше знакомство когда-нибудь может стать вполне приятным.

– Плутовка! – шепнул он.

Маркиз хотел еще что-то добавить, но в эту минуту появилась Аннабелла, и слова так и остались несказанными.