Плененные сердца - Кинг Валери. Страница 39

– Представьте, и я думал о тех проблемах, которые вы тщетно пытаетесь решить, дорогая леди Эль. Я абсолютно уверен, что все ваши заботы – и даже финансовые затруднения – исчезнут как дым, если пояс достанется Аннабелле, а не Эвелине.

– Но почему? Эвелина должна отвоевать Брэндрейта.

Он повелительным жестом поднял руку:

– Вы должны мне доверять. Все-таки я царь богов. Пояс надевает Аннабелла, и всем проблемам конец! Постарайтесь это устроить.

– Хорошо. Я сделаю все, как вы приказываете. – Леди Эль растерянно мигнула. Закусив уголок платка, она немного подумала, а потом сказала: – Насколько мне известно, у Эвелины его еще нет. Я сегодня пока ни разу не видела Психею.

– Час назад она была возле гостиницы. Мне кажется, никто ее не заметил. Я разбил флакон с противоядием, а другой, с любовным эликсиром, у меня. Психея об этом даже и не подозревает. – Он вдруг довольно хохотнул.

Из складок пурпурного плаща, обвивавшего его высокую широкоплечую фигуру, он извлек изящный хрустальный сосуд.

– Пояс – ваша единственная надежда, – повторил он, улыбаясь. – А теперь мне пора.

– Да. Я все поняла, – сказала леди Эль. – Но прежде чем вы удалитесь, ответьте на мой вопрос. Даже я вижу, что вы очень добры. Отчего и Психея, и Эрот, и сама Афродита дрожат при одном упоминании вашего имени?

Он гулко рассмеялся:

– Потому что они мои дети и внуки. Хотя мы на Олимпе и бессмертны, зрелость иногда приходит трудно и характеры с возрастом портятся. Страх необходим, чтобы держать мое царство в порядке. – Перебросив через плечо полу плаща, он добавил с усмешкой: – Только никому не говорите, что я был здесь, и хорошенько запомните: если Аннабелла наденет пояс, все будет прекрасно. Прощайте. – С этими словами он исчез под знакомые уже звуки труб.

Едва опомнившись после его внезапного исчезновения, леди Эль услышала, что к ней обращается миссис Браун:

– Вы здоровы, миледи?

Леди Эль долго смотрела на нее молча. Все ее мысли были заняты тем, как отыскать Психею.

– О да, я вполне здорова. Скажите мне только, где сейчас Эвелина.

– У себя в спальне, я полагаю. В доме такая суета. Слуги убирают гостиную плющом и розами, доставленными по поручению мисс Аннабеллы.

– Тогда я оставлю все на вас.

Выходя, старушка по-прежнему недоумевала, каким образом пояс Афродиты на Аннабелле может помочь ей вернуть долг в две тысячи фунтов! Кто их разберет, этих олимпийцев!

26.

Эвелина стояла под липами, раскачивая в руке шляпу за белые шелковые ленты. Она в изумлении смотрела на Флитвик-Лодж, который поспешно приводили в порядок нанятые Аннабеллой работники. Они обрубали затенявшие окна плети плюща, красили белой краской оконные переплеты, пропалывали клумбы и подстригали розы. Прошлогодние листья были уже выметены отовсюду, трава скошена, и двое мужчин разравнивали гравий подъездной аллеи.

Хозяйственные таланты Аннабеллы проявлялись на каждом шагу. Взявшись за нелегкую задачу приготовить дом к балу, она целиком предалась этому занятию. Хотя, по ее собственным словам, ей мало что осталось делать после того, как было нанято достаточное количество прислуги и работников и командование этой армией приняла миссис Браун. Экономка, производившая впечатление не особенно умелой особы, вполне справлялась со своими обязанностями. Она так ловко распорядилась по меньшей мере двумя десятками слуг, что дом был почти готов к приему гостей.

Эвелина покинула свою спальню, где топот внизу и наверху, не говоря уже о возне переругивавшихся рабочих, обдиравших с окон плющ, вызвал у нее сильную головную боль. Похоже было, что миссис Браун вознамерилась воспользоваться как с неба свалившейся прислугой, чтобы проветрить все постели и стереть каждую пылинку.

Эвелина опустилась на траву и прислонилась к дереву. Взгляд ее скользил по голубому небу, зелени листвы и следил за неторопливыми движениями садовника, с искусством настоящего мастера подстригавшего розовые кусты возле дома. Она старалась передать своим мыслям спокойствие расстилавшегося перед ней очаровательного пейзажа, но ей это плохо удавалось: слишком многое произошло за сегодняшний день.

Возвращение из гостиницы «Георг» было нелегким. В экипаже, где она сидела напротив леди Эль и Аннабеллы, царило напряженное молчание. Она была слишком озабочена своим необдуманным поступком. Черт ее дернул согласиться на предложение Шелфорда, она даже не замечала, что Аннабелла и ее тетка всю дорогу проплакали.

Ей самой бы нужно было заплакать, но странным образом глаза ее оставались сухими и слезы не сдавливали ее горло. Она как будто отрешилась от всего и полностью утратила способность ощущать что-либо, в том числе и переживания своих спутниц.

Теперь, заглянув в свое сердце, она испытывала смущение и растерянность. С одной стороны, что-то говорило ей, что было бы не так уж плохо стать женой мистера Шелфорда. Собственно, поэтому, и особенно принимая во внимание внезапную страсть Брэндрейта к леди Фелершэм, она не объяснила викарию свою ошибку сразу же. Ведь она приняла его предложение руки и сердца в полной уверенности, что он предлагал ей вывести ее на свежий воздух.

При воспоминании о том, что последовало за этим, Эвелина съежилась от мучительной неловкости. По выражению лиц тетки и Аннабеллы было видно, что обе они ужасно расстроены известием о ее помолвке. Разочарование леди Эль можно было понять, поскольку она желала видеть Эвелину женой Брэндрейта. Но отчаяние Аннабеллы изумило ее. Только спустя какое-то время ей пришло на память выражение лица девушки, когда она смотрела на викария еще перед гонкой. Неужели Аннабелла на самом деле влюбилась в Шелфорда? Какая ужасная путаница!

Прощаясь, мистер Шелфорд сказал леди Эль, что заедет к ней на следующий день, чтобы обсудить брачный контракт. Бедная леди Эль только безмолвно смотрела на него, выпучив глаза и покачивая головой. Она, казалось, лишилась дара речи. Когда викарий осведомился, не имеет ли она возражений против их союза, леди Эль расплакалась.

Затем Шелфорд обратился к Аннабелле с просьбой пожелать ему счастья, и та в свою очередь разразилась потоком слез. Поэтому Эвелине пришлось одной прощаться с викарием и заверить его, что дамы не замедлят поздравить его, как только привыкнут к мысли о разлуке с ней. Она произносила эти слова, любезно улыбаясь, в надежде смягчить неловкость момента, но Шелфорд усилил ее еще больше, когда, схватив Эвелину за руку, произнес:

– Я считаю большой честью для себя ваше согласие на наш брак. Вы не пожалеете об этом, Эвелина. Не сомневайтесь, моя жизнь будет принадлежать вам без остатка.

При этом слезы двух дам полились полноводной рекой.

Эвелина была в таком смущении, что не могла уже ничего сказать ему в ответ. Рыдания Аннабеллы начинали привлекать к ним излишнее внимание, поэтому Эвелина поспешила проститься с викарием, повторив свое обещание танцевать с ним вечером первый танец.

Но почему у нее в сердце такая пустота? Быть может, потому, что надежда, расправив крылья, улетела из него? Эвелина не понимала ничего. Она сознавала одно: все изменилось, когда Брэндрейт произнес: «Сьюзен, клянусь, я сделаю все ради тебя. Нет ничего такого, чего бы я не сделал». А как быть с Аннабеллой? Эвелина пыталась подумать о том, какое это имеет отношение к ее помолвке, но рассудок отказывался ей повиноваться. Она только глядела то на небо, то на садовника, и в голове и в сердце у нее окончательно воцарилась пустота.

Увидев под деревом зеленое шелковое платье Эвелины, Брэндрейт подъехал к ней. Остановив лошадей, он окликнул ее. Она находилась в глубокой задумчивости, так как не только не слышала приближения его двуколки, но и не отозвалась на его голос. Она не услышала его, когда он позвал ее второй раз, и очнулась от своих мыслей только на третий, когда он чуть ли не прокричал ее имя.

– О, как вы меня напугали! – воскликнула она, устремив на него взгляд испуганной лани. Эвелина встала и подошла к нему.