Плененные сердца - Кинг Валери. Страница 44
Боль и разочарование в глазах виконта наконец дошли до сознания маркиза. Он отпустил Фелмершэма. Виконт рухнул в кресло и, потянувшись за бокалом портвейна, сделал большой глоток.
Брэндрейт услышал слишком много. Атмосфера библиотеки казалась ему невыносимо душной. Ощущение физической тошноты охватило его. Он почувствовал ужасную правду в невысказанных словах и пустом взгляде виконта.
Как только Брэндрейт оказался за дверью, прохлада холла немного освежила его. Глубоко вздохнув, он постарался ни о чем не думать, но это было невозможно. Ему следовало вызвать виконта и пригласить Шелфорда в секунданты. Но почему Фелмершэм смотрел на него с выражением искренней жалости и сочувствия? За последние годы сюда доходили слухи о Сьюзен, но он не придавал им никакого значения, считая их обычными сплетнями. Вот уж чем буквально переполнены лондонские гостиные.
Сейчас ему впервые пришло в голову, что, быть может, он совсем не знает женщину, которую намеревается сделать своей женой. Больше того, он никогда ее не знал.
Брэндрейт вернулся в бальную залу, изящно украшенную бледно-розовыми шелковыми лентами. Элегантные дамы в кружевах и перьях скользили по паркету об руку с джентльменами во фраках, чьи накрахмаленные манишки размякли от чрезмерных усилий, с которыми они проделывали фигуры танца. Прислонившись к стене, Брэндрейт искал глазами предмет своей страсти. Когда он наконец увидел ее, Сьюзен смеялась, прикрываясь веером и устремив поверх него лукавый взгляд на Шелфорда.
Слова Фелмершэма вновь пришли ему на память, и он отступил в глубину залы. Не было никаких сомнений: Сьюзен самым откровенным образом флиртовала с викарием. Она подняла руку, и Брэндрейт вздрогнул, как от удара молнии. Тонкие пальцы в шелковой перчатке нежно гладили щеку Шелфорда. Невероятно!
Схватив виконтессу за руку, Шелфорд бросил на нее осуждающий взгляд.
– Нет, – бормотал про себя Брэндрейт, – не может быть!
Шелфорд, надо отдать ему должное, только молча поклонился и, повернувшись на каблуках, отошел. Уважение к нему со стороны маркиза еще больше возросло. Поведение викария было безупречным. Виновата была одна только Сьюзен.
Маркиз ощутил во рту непередаваемую горечь. Его охватило желание ударить кого-нибудь, все равно кого. Голос Фелмершэма, прозвучавший у него над ухом, привлек его внимание.
– Я сейчас увезу ее, – произнес виконт негромко. – Мисс Свенбурн однажды уже спасла вас от этого кошмара. Я поспешил воспользоваться советом, который она дала Сьюзен тогда, много лет тому назад. Я помню, как она сказала ей: «Вам лучше выйти за Фелмершэма и покончить на этом». Господи, как я с тех пор в этом раскаиваюсь! Я надеюсь, вы ее со временем простите, Брэндрейт. Чего же еще можно было ожидать от богатой наследницы, рано лишившейся матери. Ее с малолетства забаловала любящая нянька, любой и каждый норовил выполнить желание сиротки, хоть и богатой. Теперь я мучаюсь с тем, что выросло.
Он отошел, и маркиз не сделал попытки задержать его. Только когда Фелмершэм оказался на расстоянии нескольких шагов от него, Брэндрейт догадался отвесить многострадальному супругу признательный поклон. Но виконт уже не заметил этого жеста.
30.
Шелфорд высвободил отворот фрака из цепляющихся за него пальцев леди Фелмершэм с чувством глубокого отвращения. По какой-то необъяснимой причине виконтесса избрала его предметом своего внимания. Ему это не доставило ни малейшего удовольствия, напротив, заставило испытать ужасную неловкость. До него доходили неясные слухи, что лорд Брэндрейт собирается жениться на ней после ее развода с мужем. Хотя викарий частенько не одобрял поведения маркиза в отдельных случаях, в целом он считал Брэндрейта безупречным в исполнении обязанностей, налагаемых на него высоким званием пэра Англии. Неужели он способен на такой чудовищный поступок, как похищение чужой жены?
Но что было хуже всего – так это то, что эта вульгарная особа уже бросилась кокетничать с другим. «Заметил ли это маркиз?» – подумал Шелфорд.
Чтобы избавиться от назойливого внимания ее милости, Шелфорд ускользнул из бальной залы на террасу. Там он отошел в тень и, облокотившись на холодный камень балюстрады, глубоко вдыхал свежий ночной воздух.
По правде говоря, викарий был озабочен не только поведением леди Фелмершэм. Здороваясь со своей нареченной, он заметил, что глаза ее покраснели от недавних, слез. Даже когда она приветливо улыбнулась, слезы снова выступали ей на глаза. Она пыталась убедить его, что причиной ее душевной тревоги была радость по поводу их недавней помолвки. Шелфорд был не так глуп, чтобы этому поверить. Он попытался настоять на объяснении подлинной причины ее расстройства, но, закрывшись веером и платком, Эвелина сказала, что, если только он даст ей время, она постепенно привыкнет к мысли об изменении своего положения и сделает все возможное, чтобы быть ему хорошей женой. Прерывающийся голос и весь ее вид внушили ему серьезные сомнения в правильности его поступка.
Он содрогнулся при мысли об ошибке. Ведь он сделал ей предложение на виду у всех в переполненной зале гостиницы «Георг». Только что одержанная победа в гонках возбудила его. Он чувствовал бесконечное могущество. Под влиянием этого чувства и сознания, что он одолел Брэндрейта, Шелфорд и сделал Эвелине предложение. Разгоряченный победой, он думал в этот момент, что может все. Заметив взгляд, брошенный Эвелиной в тот момент на маркиза, полный еще никогда не виданного им желания и тоски, Шелфорд ощутил легкий укол совести. Ему вдруг пришло на ум: «Да она любит его!» Но он тут же заставил себя отбросить эту мысль как абсолютно нелепую. Дух соперничества побудил его протянуть Эвелине руку и просить ее стать его женой.
Даже теперь он был не уверен, насколько она поняла его тогда. И кто это как раз в ту самую минуту засмеялся… низким ироничным смехом? Его вдруг охватило какое-то странное чувство нереальности всего происходящего. Неужели правда, что он помолвлен с Эвелиной? А она, как он был склонен подозревать, влюблена в Брэндрейта? О чем он думал, когда он делал ей предложение? В этом-то все и дело: когда он делал ей предложение, он вовсе ни о чем не думал!
– Грегори, – раздался в этот момент приглушенный женский голос.
– Кто это? – Он вглядывался в заросли кустарника, но никого там не видел. Сад был освещен фонарями, но в их тусклых лучах он не различал, кто бы это мог быть. В центре сада возвышалась мраморная статуя Артемиды-охотницы, держащей лук, с колчаном стрел за спиной и собакой у ног.
Из– за статуи появилась женская фигура. Белизна открытых рук и плеч, светлое платье почти сливались с чуть пожелтевшим камнем статуи.
– Это я, Аннабелла.
– Аннабелла? – спросил он с раздражением. Уж не начнет ли она сейчас по обычаю кокетничать с ним? О, ему вполне достаточно неприличной навязчивости леди Фелмершэм. Он был слишком встревожен и взволнован, чтобы выносить ее детские попытки с ним заигрывать. – Что вы делаете в саду в такой прохладный вечер? Вы можете заработать воспаление легких. Где ваша шаль?
– Шелфорд, прошу вас, не сердитесь. Я здесь дожидалась вас. Мне необходимо поговорить с вами. Я обещаю, я буду хорошо себя вести, только спуститесь в сад, прошу вас.
Первым побуждением Шелфорда было посоветовать ей вести себя серьезнее. Право, она уже давно не девочка-шалунья. Но что-то такое в ее голосе и в том, как она пообещала хорошо вести себя, понравилось ему. Ему всегда казалось, что, при всей ее избалованности, Аннабелла обладала задатками большой умницы, которая, выйдя замуж за подходящего человека, станет образцовой женой и матерью. У нее было достаточно силы духа, чтобы возглавить дом и семью хоть из десяти детей. Будь у него возможность поступить в полк, ему бы не найти лучшей спутницы жизни. Точно так же, как Эвелина, по его убеждению, могла бы стать достойной женой служителя церкви.
Быть может, без всякой причины, быть может, по всем этим причинам, а быть может, просто потому, что ему не хотелось снова видеть слезы Эвелины, Шелфорд недолго колебался. Не думая о том, что мокрая трава испортит его шелковые бальные башмаки, он спустился по ступеням террасы и подошел к статуе.