Когда Черт в твоем Омуте — Дешевка (СИ) - "Grafonorojdennuy". Страница 28

Томми заржал. Вот как есть. Упал головой на бардачок и заржал, содрогаясь всем телом. Видимо, нервы. Или истерический припадок, тут уж хер его… Аллег тоже сдавленно засмеялся, зажмурившись и откинув голову назад. Хохотали они долго — минут пять точно. Только посмотрят друг на друга — и давай опять ржать. Дважды им посигналили сзади, но им было плевать — только ещё больше хихикали.

— Блять… Цветы… — задушено прогыгыкал Томми. — Искусственные… Дохнут… Бля-я-я… Пхе-хе-хе…

— Эт-то не-неправда, — смеясь, просипел Аллег. — Я-я е-е-ей г-говорил-л… Они просто п-п-потемнели от п-п-пы-ы-ы-ли…

— Старая шутка? — поуспокоившись, спросил парень.

— Очень, — переводя дух, покивал Аллег с широченной улыбкой. — Ещё с молодости. — Он облизнул губы. И снова хохотнул. — Цветы дохнут… Ох, Элли, дурашка…

Томми вытер собравшуюся в уголках глаз влагу. Смех лился из него легко и свободно. На душе стало светло. Парень вновь смотрел на Аллега без страха, без напряжения и… с нежностью. Ушли страх и стыд. Ушло презренье. Аллег не злится, Аллег спокоен, Аллег — не дурак и все понимает…

У Аллега все хорошо.

— Так чем все кончилось-то? — спросил Томми, улыбаясь, как дурачок.

— Мы постояли, поплакали, — произнес его мужчина, вырвав короткий смешок. — Наговорились и, в конце концов, расстались. Я отвез ее домой. Ну то есть как домой… Она попросила остановиться неподалеку. — Аллег бросил на него лукавый взгляд. — Некий Айзек, видите ли, очень ревнивый и может не так все понять.

— Ах, ревнивый… — протянул Томми, хитро сощурившись.

— Она так сказала, — пожал плечами Аллег, продолжая улыбаться. — Надеюсь, ревнивый он в дело. Неловко будет бить морду любовнику бывшей жены.

Томми вновь расхохотался. Аллег подождал, пока он успокоится.

— И это, — довольно произнес он после. — Самое главное забыл показать.

Мужчина рывком поднял правую ладонь. Пошире расставил пальцы. Томми увидел, что все они «чистые» — больше никакого золотого ободка. Улыбнулся. И звонко «дал пять». Аллег рассмеялся. Успел сжать его руку, когда их ладони соприкоснулись, и крепко переплел с ним пальцы. У Томми внутри разлилось что-то очень теплое и тягучее.

Так проехали всю пробку и оставшийся путь до района Кущ. Томми трепетал. Мягкая теплая рука в его руке. Слегка вспотевшая, скользкая, но такая дорогая. Притянуть бы ее к губам, исцеловать всю, шептать, как дорог ее хозяин, как нужен ему…

— Так ты теперь в вольном плавании? — на эмоциях спросил он.

— Ну… — протянул Аллег, и его улыбка чуть угасла. — Не совсем.

Кроме тебя. Все светлое и теплое, что было внутри, в один миг охладело и потемнело. Томми ценой титанических усилий сохранил на лице радостную улыбку. Даже выжал из себя что-то вроде непонимающего озорства.

— «Не совсем»? О чем это вы, мистер Тэрренс? — щурясь, спросил он.

— Да так, — помолчав, пробормотал мужчина. — Нашел себе кое-кого.

— Вот оно что, — после короткой паузы протянул Томми, запрещая себе чувствовать, запрещая думать… — И как зовут счастливицу?

— Счастливца, — после приличной паузы ответил Аллег, заметно напрягшись, — зовут Феликс. Ему двадцать семь.

— Оу, — выдал Томми, приподняв бровь. Покивал. — Я-я-ясно.

— Он… хороший парень, — быстро проговорил мужчина. — Очень. И… я знаю, что разница у нас большая, но…

— Да лан, — мотнул головой Томми и добавил: — Моему Марку вообще под сороковник было, когда мы начали встречаться. А мне тогда только семнадцать стукнуло.

И с легкой, но мягкой улыбкой посмотрел на Аллега. Тот вытаращился на него. С минуту молчал, приоткрыв рот… а после откинулся на спинку кресла, облегченно выдохнув, — хорошо хоть уже успели встать около обочины — и запустил пальцы в полуседые волосы.

Улыбнулся. Широко. Счастливо.

— Томми, ты… — Аллег рассмеялся, звонко и радостно. — Черт, какой же я дурак! Ну или ты чудо, уж не знаю. Я так…

— Боялся? — ехидно подсказал Томми. — Опять?

— Да, опять, — не смущаясь, согласился Аллег. — Что не примешь, что… Ох. Ну, тряпка, я же тебе говорю! Томми, — мужчина посмотрел на него с нежностью… дружеской, отеческой, такой что… — спасибо тебе за все, дорогой мой.

— За то, что тройным слоем матюков покрыл? — поднял брови Томми. — Да обращайся! Хоть каждый день так буду делать.

— Ты невозможный, — рассмеялся Аллег. И взъерошил ему волосы. — Как же я рад, что в тот день в столовой все столики были заняты.

— Хочешь, чтобы я тоже разревелся? — нарочито возмущенно взвизгнул Томми. — Хочешь развести на чувства? Нет уж! Не выйдет! Я пошел!

Он резко открыл дверцу и высунулся наружу, в сырой холод и тьму, но Аллег, смеясь, притянул его обратно. Стиснул за плечи. Прижал к себе. От него пахло чем-то горьковатым, нежным и слегка спертым. Он был мягким, теплым, таким близким в этот миг… Счастливец, Феликс, хороший парень. Томми обнял его в ответ. Сжал крепко. Так крепко, словно отправлял в другую страну, словно прощался навсегда… Под грудиной жгло.

В конце концов, Аллег отпустил его. Томми отстранился с легким вздохом. Слабым, сдавленным, тонким… как у подбитого зверька.

— До встречи, парень, — с улыбкой хлопнул его по плечу Аллег. — В воскресенье встретимся?

— Да, конечно, — отзеркалив его улыбку, кивнул Томми. — Обязательно.

— Отлично, — сказал мужчина, и его ярко-голубые глаза засияли ярче.

Дверца захлопнулась, Аллег помахал со своего сидения, и машина отъехала прочь. Томми не смотрел ей вслед — он смотрел вперед. Видел магазин канцтоваров, видел неоновую вывеску, видел фонарь неподалеку, видел влажный асфальт, видел тьму… Не видел ничего. Во рту было сухо.

Он развернулся и пошел домой. Каждый шаг отдавался в животе дрожью. Под грудиной все ещё жгло. Спину ломило. Колени ослабли. Томми вдыхал острый воздух осенней ночи. Вдыхал. Вдыхал через боль в горле.

Яркая бордовая дверь в ночи казалась совсем черной. В темном коридоре его никто не встретил — Чуги уже спал, свернувшись клубочком на диване. Томми не стал его будить. Аллег, помнится, считал, что это неправильно. Он любит смотреть на то, как Чуги спит… Он любит Чуги… Любит. Черт его дери.

Томми поел супа и выпил чай. Обмылся в душе. Завалился на кровать.

Долго смотрел в потолок. Он знал, что должен… что-то делать. Что-то чувствовать. Злость, ненависть, ярость, отчаяние, боль, горе… Он должен бушевать, бить кулаком стены, рвать на себе волосы, кричать и рыдать, сжимая подушку до белых костяшек пальцев… Должен. Но нет. В нем не было эмоций. В нем не было сил. В нем не было… ничего.

Только пустота. Безмерная ледяная пустота.

========== 9 глава. Хороший парень ==========

— Томми, — тихо позвала Хелл. — У тебя… все хорошо?

Томми, до того вяло оглядывающий стены столовой, опустил глаза в тарелку. Как тебе сказать, подруга… Не так плохо, как могло бы быть.

Последний месяц он ходил, как… Да просто ходил. Просто ходил, просто смотрел, просто слушал. Просто жил. Без огонька, без особого интереса. Механически как-то. Первую неделю он думал, что это прелюдия перед грандиозной истерикой. Ну или недо-депрессией какой-нибудь. Но нет. Время шло, а ничего не менялось. Он просто жил. Будто того разговора не было, будто тех слов он не слышал, будто… Ничего не произошло.

«Да ничего и не произошло, если быть до конца честным», — уныло думал он.

Томми уже давно догадывался, что у Аллега кто-то есть. Черт, он Роду так и сказал — и не прогадал. Аллег просто окончательно расставил все точки над «ё». Плохо ли это? Да, конечно. Неожиданно?.. Нет. Нисколько. Он этого ждал. Где-то глубоко внутри, не осознавая даже, но ждал. Все это время ждал. А потому особенно не расстроился… Так, по крайней мере, Томми казалось. Это была самая правдоподобная причина, почему он отреагировал именно так.

Изменилось от этого хоть что-нибудь? Да нет. Он все также встречался с Аллегом, им все также было легко и хорошо друг с другом. Даже больше, чем хорошо — они стали ближе. Томми стал Аллегу ближе. Мужчина куда больше откровенничал, рассказывал куда более личные истории: о своем непростом детстве, о тяжелых поисках матери… О том, что у него есть сестра. «Она старше меня на пять лет, — тихо говорил Аллег. — Розалин. Милая женщина. Добрая. Мы очень сблизились, когда искали маму…» Это было явно не все, что он хотел ему рассказать. Томми чувствовал — по голосу, по интонации, своим чутьем — что и с этой женщиной связана какая-то болезненная история. Но не лез. Потому что не хотел. И не мог. Не было больше сил…