Западня (СИ) - Лыновская Людмила. Страница 3

Обезумевшая от горя Алина пыталась бороться за дочь. Она обращалась в полицию, писала в прокуратуру, в суд, но все было бесполезно. В начале ее выслушивали и обещали помочь. Но, как только узнавали, чья она жена, никто не хотел с ней даже разговаривать.

«Вы понимаете, что Вашей дочери опасно находиться рядом с Вами», — говорил ей прокурор, показывая выписку врача из ее медицинской карты, в которой значилось, что она подвержена маниакально-депрессивному психозу и не раз покушалась на самоубийство.

Властная и щедрая на вознаграждения рука Артема Срогонова шла следом за ней, и люди, еще вчера сочувствующие, менялись на глазах. Алина сходила с ума от своего бессилия. Два раза, действительно, пыталась покончить с собой. Но в итоге ее спасали и отправляли в психушку, потому что у нее начиналась истерика. В конце концов, накачав психотропными препаратами, возвращали в этот богатый особняк, который стал для Алины тюрьмой.

Свою дочь Машеньку Алина могла навещать только тогда, когда выказывала мужу хорошее расположение, когда он был особенно доволен ею.

Алина научилась все сносить ради этих встреч с дочерью. Но не мечтать о побеге не могла, иначе бы не смогла жить.

Сквозь шум воды, льющейся из душа, женщина услышала, как хлопнула дверь. Она выключила воду. Обмоталась большим полотенцем и вышла к мужу.

Артем стоял посреди комнаты в полосатом махровом халате с широким кожаным ремнем в руках. По его лицу было видно, что он еле сдерживал, закипающий гнев.

— Артем, прошу тебя, я плохо себя чувствую, — безнадежно сказала Алина, в то же время, понимая, что мужа уже не остановить. Она хотела обойти его и взять пижаму из шкафа, но он резко схватил ее поперек туловища, сел на кровать, положил жену себе на колени лицом вниз и стал хлестать ремнем по бедрам и ягодицам, как провинившегося подростка, приговаривая после каждого удара:

— Ты не хочешь спать с мужем? Да? А с кем ты хочешь спать? К кому ты таскаешься, признавайся? Кто твой любовник?

— У меня никого нет! — кричала Алина, — прекрати, мне больно!

— Будешь мужа слушать? Будешь мужа любить?

Артем все более распалялся. Его глаза наливались кровью, на лбу выступили капли пота. Алина замолчала и терпеливо сносила пытку, лишь иногда вскрикивая, если ей становилось невыносимо больно.

Такая экзекуция была ритуалом, так сказать, прелюдия перед сексом.

На самом деле, Артем вряд ли думал, что Алина изменяет ему. По его приказу водитель Виктор следил за ней. Он возил Алину и ежедневно докладывал о ее перемещении вне дома хозяину. Своей машины у нее не было. Артем не покупал автомобиль жене, объясняя тем, что она очень эмоциональная натура и легко может попасть в аварию.

Несмотря на то, что Артем Строгонов был еще вполне пригоден для сексуальной жизни, пресыщенность, наступившая в результате беспорядочной половой жизни, которую он вел до брака с Алиной, взяла свое. Для возбуждения ему необходим был стресс, который подпитывало чувство жгучей ревности и страха потерять Алину. С самого начала он знал, что эта вольная птичка попала к нему в клетку случайно. Она никогда не любила его. Это доставляло ему боль и увеличивало неуверенность в мужской силе.

Несмотря на внешний грозный вид, он страдал от мысли о своей сексуальной слабости, неспособности доставить удовольствие жене. Из-за этого ревность его возрастала многократно, а с ней и жестокость по отношению к ней.

Артем был жесток, но осмотрителен. Бил супругу только ниже пояса. Синяков на лице и верхней части туловища, которые могли быть видны, если Алина наденет открытое платье, не оставлял.

Истязания заканчивались пятиминутным сексом. Алина, закусив губы до крови, терпела насилие, чувствуя глубочайшее унижение, и испытывая ненависть к мужу.

Артем, удовлетворив желание, целовал ее в затылок, и уходил в свою комнату, бросив в дверях: «Спокойной ночи, солнышко! Прости, но ты сама виновата! Никогда не приласкаешь! Вот я и ревную».

На следующий день он был в хорошем настроении и задаривал жену подарками. А в ближайшие выходные разрешал встречу с дочерью.

Приступы необузданной злобы сменялись периодами раскаяния, которые могли длиться неделями. Артем умолял о прощении, целовал жене ноги, искал ее благосклонного взгляда. Он становился заботливым, любящим и щедрым мужем. Драгоценности, дорогие наряды, шубы дарились жене без счета. В начале их совместной жизни Алина еще надеялась, что муж сможет измениться. Но внезапно его снова переклинивало, и все повторялось сначала.

Несмотря на муку — подолгу не видеть дочь, Алина со временем стала понимать, что для Машеньки лучше не находиться в одном доме с родителями. Нежное сердце ребенка, наверняка бы почувствовало страдания матери, и это могло быть шоком для ее неокрепшей психики.

Вне дома супруги Строгоновы производили впечатление гармоничной семейной пары. Только небольшой круг людей, без помощи которых Артем не мог обойтись, знал о нестабильном психическом состоянии Алины. Это были те, кому приходилось лечить Алину, охранять, разыскивать в случае ее побега и возвращать мужу. Но все держалось в строжайшей тайне. Зная гневливый и мстительный характер Строгонова, ни у кого не возникало желания нарушить ее. Иначе можно было поплатиться не только карьерой, но и жизнью.

На следующий день, после очередной ночи истязаний Алина заболела. К завтраку не вышла. Артем заглянул к жене перед работой, справиться о ее самочувствии. Он зашел уже полностью одетый, и, склонившись над ней, пощупал лоб.

— Алиночка, душа моя, ты как себя чувствуешь? Может, продуло тебя вчера в ресторане. Мы сидели близко к кондиционеру. Я же говорил тебе, чтобы ты пересела. Опять ты не послушалась, и вот результат.

Ощупав лоб рукой, потом приложившись сухими колючими губами, Артем озабоченно произнес:

— Температуры, по-моему, нет. Что у тебя болит, дорогая? Живот не крутит, не тошнит?

Алина не реагировала. Женщина лежала на спине, сложив руки на животе, как покойница. Лицо ее было бледнее, чем обычно, глаза закрыты. Она не слышала Артема, не чувствовала его прикосновений, не ощущала свое тело. Это была защитная реакция организма. Женщина перестала воспринимать реальный мир. Ее сознание спало, а душа улетела в счастливое прошлое, наглухо затворив за собой дверь.

«Опять отключилась, придется доктору звонить. Пусть проколет, вернет ее грешный разум на место», — раздраженно подумал Артем.

Он вышел из комнаты Алины и закрыл дверь на ключ снаружи. Потом спустился на первый этаж, прошел в столовую, подозвал работницу Наталью:

— Хозяйка приболела, — сказал он строго, выразительно посмотрев на девушку, — отнесешь ей обед в комнату. Вот ключ. Поняла?

Он снова сделал акцент на последнем слове.

— Поняла, — быстро ответила Наташа, для пущей надежности махнув головой и сложив руки в замок перед грудью, что должно было заверить хозяина: «Я все понимаю и молчу, как могила».

Наташа знала о «приступах нездоровья» Алины. Случайных людей Артем в дом не брал. Все кандидаты проходили тщательную проверку и давали клятвенное обещание — все, что случается в доме — их не касается, и говорить об этом они не имеют права. Строгонов хорошо платил за работу и за молчание, поэтому никто не хотел быть уволенным.

Артем еще раз грозно взглянул на прислугу и вышел во двор.

Стоя на крыльце, он подозвал охранника Женю. Тот подбежал к хозяину и встал навытяжку, пожирая Строгонова глазами:

— Слушаю, Артем Сергеевич, — отрапортовал он.

— Алина Романовна приболела. Смотри, чтобы ее никто не беспокоил. Приедет врач, проводишь к ней в комнату, как обычно. Потом выведешь. Ни с кого глаз не спускай! — Артем вращал круглыми зрачками, от чего у Жени по спине бежали мурашки.

Он помнил, как один раз провинился. В одну из ночей «приболевшая» хозяйка удрала через заднюю калитку, где почему-то всегда ломается камера, в лес. Он с трудом отыскал ее.

За это Строгонов чуть не прогнал его с места. Кричал так, что Женя боялся — хозяин его ударит. Парень буквально валялся в ногах у Артема, прося прощения. Он не хотел потерять хорошо оплачиваемую работу. У него на руках была парализованная мать. Уход за ней и лекарства стоили больших денег. Маму свою Женя очень любил, поэтому был благодарен Строгонову, что он простил его в тот раз. Теперь Женя дал себе клятву оправдать доверие хозяина. Он готов был сделать для него все, что угодно, лишь бы угодить ему и остаться на работе.