Свадьба на Рождество - Кинг Валери. Страница 9

Только теперь она подняла на него глаза и слегка улыбнулась.

— Ну конечно, Рейнворт.

Ему никак не удавалось убедить ее называть его по имени.

— Это мой долг, — добавила Гонория, — и в следующий раз я постараюсь лучше исполнить его.

— Вы лучшая из женщин! — воскликнул он, пылко целуя ее пальцы.

Отняв у него руку, она отступила на шаг.

— А теперь пойдемте к тетушке. Она очень заинтересовалась этим эскизом, хотя сама предпочитает завитки. А мне кажется, как я уже говорила, что прямые линии вернее отражают великолепие вашего дома. Только, пожалуйста, скажите мне, что вы на самом деле думаете об эскизе, потому что я… потому что, мне кажется, вы не успели рассмотреть его как следует.

Рассуждать о том, чем отличаются резные ножки от прямых, показалось ему настолько скучным, что он только заметил:

— В этом вы всегда будете в моих глазах лучшим судьей, дорогая. Я уже говорил вам: вы скоро станете хозяйкой моего дома и в этом качестве вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку. К тому же у вас превосходный вкус.

Казалось, Гонория была наконец удовлетворена. Когда оба они уже вышли в холл, она сказала:

— Рейнворт, я хотела вас кое о чем спросить. Когда мы с тетушкой приехали сегодня, я услышала какой-то странный визг. Что бы это могло быть?

Предложив ей руку, Хьюго улыбнулся.

— Боюсь, что это могли быть мои сестры. Констанция, наверное, рассказывала что-нибудь смешное.

— Вот как, — мягко произнесла Гонория, таким тоном она обычно начинала свои критические замечания в адрес его сестер. — Я никогда бы не подумала, что две молодые девушки могут поднять такой шум. Тетушка говорит, что она никогда не слышала, чтобы девушкам позволяли с визгом носиться по дому. Когда Сиддонс открыл нам дверь — мне, право же, неловко рассказывать об этом: выходит, как будто я сплетничаю, — но, Рейнворт, они умчались наверх по лестнице! Тетушке чуть не стало дурно! Я сама в жизни не была так шокирована.

Хьюго вздохнул.

— Я с ними поговорю.

— Благодарю вас. Мне не подобает делать замечания вашим сестрам, но они подают такой дурной пример маленькой Беатрисе. Когда мы поженимся, я надеюсь, они поймут, что я просто не могу позволить кому бы то ни было бегать по дому без всякого уважения к вашему положению. Это в высшей степени неприлично, особенно в случае Констанции и Джудит, которым пора было бы понимать такие вещи.

Хью почувствовал сильное раздражение, хотя еще совсем недавно, услышав вопли сестер, сам твердо вознамерился поговорить с ними об их манерах. Он тоже считал эти манеры неподобающими. Но когда Гонория заявила, что не потерпит такого поведения в Хэверседже, он подумал, что это уже немного слишком.

«Но ведь она права, — тут же упрекнул он себя. — Она вполне имеет право требовать, чтобы я поговорил с сестрами. В конце концов, когда мы поженимся, она будет хозяйкой дома, и ее желания станут законом. Кроме того, разве я не должен всегда и во всем считаться в первую очередь с ее желаниями?»

Ему стоило величайших усилий подавить вздох.

Когда они вошли в гостиную, Гонория сразу же заняла позицию рядом с теткой. Хью низко склонился над протянутой рукой леди Хаклоу. Гонория вручила ей свой эскиз и сказала, что Хью находит его очень милым и что оба они предпочитают прямые ножки резным. Холодно улыбнувшись Хью, леди Хаклоу слегка наклонила голову, признавая свое поражение.

Хью почувствовал, что раздражение вновь поднимается в нем. Если и дальше так пойдет, он скоро начнет рычать на прислугу, чтобы сорвать на ком-то дурное расположение духа. Он решил, что лучший способ преодолеть такое настроение — завершить объезд своих владений сразу же после того, как карета леди Хаклоу отъедет в направлении ее усадьбы Давдэйл-Мэнор.

Он уселся напротив своей невесты. Поскольку дамы тут же увлеклись оживленной дискуссией о преимуществах покупки двух столов вместо одного, так как за второй Гонории обещали существенную скидку, Хью мог беспрепятственно погрузиться в свои мысли.

И мысли эти немедленно обратились к Гонории.

Нельзя было отрицать, что она очень элегантна. Высокая, стройная, грациозная, в каждом движении сказывается порода. Прекрасная кожа являла собой изумительное сочетание спелого абрикоса со сливками. По цвету и разрезу глаз — совершенная голубка. Это была бы, пожалуй, самая привлекательная черта, если бы в глазах ее не таилось какое-то особенное, расчетливое и оценивающее выражение. Высокие скулы, широкий лоб, изящно очерченный подбородок при более живых чертах сделали бы ее лицо совершенно обворожительным. Но этот безупречный овал сердечком портили холодность и твердость взгляда. И еще то, что она редко улыбалась…

Хьюго вдруг подумал, что никогда не слышал ее смех. Почему она всегда так серьезна? Впрочем, именно за эту серьезность да сильно развитое чувство долга он, в сущности, и выбрал ее себе в жены…

В Хэверседже ему предстояло много лет тяжелого труда, и Хьюго не мог позволить себе жениться на какой-нибудь легкомысленной особе, которая стала бы злиться и дуться на него все долгие зимы за то, что он лишил ее столичных удовольствий. Когда он изложил Гонории свои требования к будущей жене, она была очень довольна и сказала ему, что выезжала в свет только по обязанности. «Какая ирония судьбы, — добавила она, — что я буду избавлена от этой обязанности необходимостью исполнять другую, гораздо более приятную, здесь, в Хэверседже».

Облокотившись на ручку кресла и подперев большим пальцем подбородок, Хьюго продолжал наблюдать за ней. В ее внешности был только один недостаток: нос у нее был великоват, чтобы считаться идеально красивым. Впрочем, этот недостаток с лихвой восполняли роскошные темно-каштановые волосы, уложенные в аккуратный шиньон на затылке. Хьюго представил себе, как распускает ее волосы — он был твердо намерен так поступить в их первую брачную ночь! — и держит в руках тяжелые пряди…

Но позволит ли она ему такую вольность?

Мысль странная, но, с ее сдержанностью, было вполне возможно, что Гонория не одобрит такого с собой обращения. Его взгляд скользнул с ее лица на розовые шелковые туфельки. Чувство, очень похожее на разочарование, овладело им, но он тут же напомнил себе, что до свадьбы невозможно с уверенностью сказать, как она отнесется к его прикосновениям, его объятиям и ласкам.

Впрочем, если судить по этому поцелую, который под влиянием какого-то порыва он только что запечатлел на ее устах, едва ли будущее сулило ему много радостных мгновений… Ему пришлось снова напомнить себе, что в этом браке он не ищет любви. Во всяком случае, не в первую очередь. Его долг перед своим родом — иметь наследников, а его долг по отношению к семейным владениям — привести в дом образцовую хозяйку. Иначе все его труды пойдут прахом и наследники не смогут вкусить их плодов.

— А вы какого мнения, Рейнворт? — донесся до него мелодичный голос леди Хаклоу.

Хьюго повернулся к ней и улыбнулся немного растерянно.

— Прошу прощения, но я не очень внимательно слушал. Мнение о чем? О ножках стола?

— Нет-нет, о Белом Принце, разумеется! Лорд Хаклоу с каждым днем все больше преисполняется намерений усмирить этого негодяя. И, по-моему, чем раньше, тем лучше. Иначе никто не может чувствовать себя в безопасности. Я никогда не забуду, как он напал на меня! Сердце у меня так колотилось, что мне казалось, я вот-вот оглохну или упаду в обморок. К счастью, этого не случилось, потому что я все время держала под носом флакончик с туалетным уксусом.

Хьюго выпрямился в кресле, сняв руку с подлокотника.

Леди Хаклоу была миниатюрного сложения, но ей удавалось возмещать отсутствие величественной осанки категоричностью суждений по любому вопросу, о каком бы ни зашла речь. Ее манеры были превосходны, она безупречно владела собой и внешне во всех отношениях являлась настоящей леди. Она обладала прекрасными связями и огромным состоянием, поскольку замуж в свое время вышла по расчету. Уже двадцать лет она была женой сэра Руперта, детей у них не было, что, впрочем, ее мало огорчало. Присутствие детей всегда вызывало у нее гримасу недовольства. Уже несколько лет леди Хаклоу была опекуншей Гонории, заменив ей мать, когда родители девушки умерли.