Урга и Унгерн - Толмачёв Максим. Страница 46

– Присаживайтесь, пожалуйста. Через пару минут закончу! – Резухин так и не бросил на меня взгляд, он перелистывал бумаги, бегло знакомясь с их содержимым.

Я снял шинель и, заняв место напротив в другом кресле, сложил ее себе на колени.

– Вешалка в углу… Можете налить себе кофе и ликеру, если хотите.

Я заметил вешалку, встал и повесил шинель. Вернулся к столу, налил из чайничка кофе и добавил в него ликер. Кофе и ликер были замечательного качества. Напряженность моя несколько спала.

Резухин закончил читать бумаги, сложил их в папку, поднялся со своего места и направился к столу. Роста генерал был маленького, свои пышные рыжие усы он время от времени подкручивал, придавая им вид лихой и задиристый. Заперев папку в столе, он подошел ко мне и протянул для приветствия руку. Я ощутил крепкое рукопожатие, при этом генерал не спешил отпустить мою ладонь, заглядывая мне в глаза. Я задержал дыхание, боясь, что запах перегара, оставшийся после вчерашней попойки, может меня выдать.

– Вы Ивановский Кирилл Иванович, правильно? – Резухин наклонил голову набок, ожидая моего ответа.

– Все верно. Жамболон меня привел сюда, сказал, что вы хотите со мной побеседовать.

– Присаживайтесь, пейте, пожалуйста, кофе, а то остынет! Как вы находите ликер?

– И кофе, и ликер прекрасны, спасибо. Я уже давно позабыл вкус как первого, так и второго.

– Война… – констатировал генерал и сел на свое место. – Вы ведь теперь начальник штаба у Романа Федоровича, как вам служится?

– Я человек невоенный, непривычно пока.

– Привыкнете. Барон, как вы, наверное, уже заметили, часто отлучается из дивизии, в такие моменты я остаюсь его главным заместителем и становлюсь вашим непосредственным начальником. Уверен, мы с вами сработаемся. Сегодня утром поступили сводки от полковника Хоботова из Второго конного полка. К Урге из Калгана по юго-западным путям движется караван из четырехсот верблюдов. Его сопровождают китайские войска. Я не могу упустить такой случай и завтра же выдвигаюсь с двумя сотнями навстречу. Если все пройдет благополучно, то вернусь с богатой добычей дня через три. Не советую вам расслабляться и желаю, чтобы вы хорошенько поработали до моего прибытия в одной связке с Торновским. Список поручений, которые дал вам барон, мне известен, поэтому я лишь напомню о том, что в наше отсутствие в городе должна сохраняться дисциплина. Вам поручено было организовать досуг личного состава, доложите мне об исполнении.

– Я планировал провести музыкальный концерт силами тибетцев из отряда Тубанова. Кроме того, на горе Мафуска в боевом охранении есть несколько талантливых казаков, которые согласились выступить с частушками.

– Это с радиостанции казаки? Я этих малахольных туда отослал, чтобы на глаза барону не попадались, у них с дисциплиной совсем хреново, и матерятся, как матросы. Прошу вас предварительно по репертуару с ними пройтись. Чтобы без похабщины и политики, упаси боже!

– Да, конечно… Для военной школы, которую курирует Торновский, я нашел учителя монгольского языка. Господин Бурдуков, бывший переводчик при консульстве в Кобдо, выразил согласие вести работу на постоянной основе.

– Бурдуков – это который Алексей Васильевич? Как же, знаю, он и барона нашего учил монгольскому… Добро! Еще хочу вас попросить, Кирилл Иванович, по религиозным вопросам решите все до того, как вам Унгерн поручит. У нас Вавилон буквально… и раньше Азиатскую конную называли Туземной конной. Тут и монголы, и буряты, и русские, и китайцы, и тубуты, и японцы, и татары… всех перечислять и до вечера не управлюсь. Священников в дивизии нет, а это плохо, порядку с религией больше, дисциплина опять же. Подумайте, что можно сделать, чтобы религиозные нужды бойцы могли справлять… Или помещение следует для этого выделить – службы проводить, или, на худой конец, на построении утреннем и вечернем молитвы чтоб читали, у кого какие есть…

– Я подумаю, Борис Петрович.

– Ну вот и славно! Воинство у нас совсем небольшое, тут толковая работа нужна, чтобы порядок был идеальный. Вон китайских гаминов с их хромой дисциплиной как разгромили при штурме в феврале! А ведь их было тысяч пятнадцать, да в обороне, да при оружии и в теплых шинелях.

– Для меня это остается загадкой. Я хоть человек гражданский, но понять такого не могу, как тысяча бойцов умудрилась из укрепленного города пятнадцатитысячное войско выбить.

– Какой там тысяча! Пять сотен если было, и то славно. Да обмороженные, голодные и без патронов почти. Вам любой кадровый офицер скажет, что против одного бойца в обороне должно не меньше трех в наступление идти. Из такого расчета, чтобы китайцев из Урги выбить, нам требовалось не пять сотен, а пятьдесят тысяч штыков! Это соотношение сил один к ста. Даже при Фермопилах против двухсот тысяч персов было выставлено семь тысяч греков. Это один к тридцати. А если учесть, что греки в обороне находились, то и вовсе выйдет один к десяти.

– Так при Фермопилах вроде тоже пять сотен бойцов армию персов сдерживали?

– Вот и видать невоенного… Пять сотен их на третий день стало, когда остальные воины отступили, оставив фиванцев, феспийцев да спартанцев отдуваться за всех. И персы их смяли! А мы за три дня штурма при соотношении сил один к ста сдюжили, выбили китайцев из города! Вот увидите, в учебниках истории об этом еще напишут. – Резухин пришел в некоторое возбуждение, он подлил нам еще кофе с ликером и, поднявшись с кресла, достал из стола коробку с сигарами. – Не курите?

– Табаком не увлекаюсь, – уклончиво ответил я.

– Здоровее будете! – согласился генерал и, прикурив сигару, сел на свое место.

– А как же удалось выбить китайцев при таком значительном перевесе в силах?

– Чудо это и огромнейшая удача. Барон вообще любимец Фортуны. Дьявольски удачлив, это я вам заявляю на полном серьезе. Мы ведь с ним еще в германскую кампанию познакомились. Он из немецкого тыла почти каждый вечер языков приволакивал. Вот и Георгий у него на груди, видели ведь. Барон в немецкую офицерскую форму наряжался и, как стемнеет, за линию фронта уходил. Бывало, и по нескольку дней среди немцев жил.

– Он по-немецки понимает?

– Понимает! – Генерал хохотнул. – Он по-немецки лучше, чем по-русски, шпарит, это ж его родной язык. По-французски отлично говорит, английский чуть хуже, но тоже на достойном уровне. Ну и монгольский теперь освоил вполне да по-китайски чуток насобачился. Полиглот он, наш барон!

– Георгиевский крест он, выходит, за языков получил?

– Да нет, за языков тоже что-то получал, конечно, но носит из всех наград только Георгия четвертой степени. Унгерн над германскими окопами на дереве засел и часов десять кряду орудия наши на вражеские позиции наводил, ох и полегло тогда немца… Как сам уцелел, загадка. Такой уж он удачливый, наш барон. Монголы его богом войны считают, говорят, что это их древний полководец вернулся, чтобы Халху освободить, было такое пророчество известное. Ну он и не оспаривает, нам ведь на руку такое почитание, да и действительно освободил ведь. Вот из Урги выбили, скоро и по всей Монголии китайца погоним. Где это видано, Кирилл Иванович, чтобы у китайцев завоеванные провинции отбивали?

– Ну я в истории не силен, – честно признался я.

– Изучайте! Халха ведь не просто провинция какая-то второстепенная. Внешняя и Внутренняя Монголия – это сфера интересов не только России, но и Англии, и Китая, и Японии. А мы на этом стратегическом участке сумели закрепиться! Да еще и почти без крови.

– Ну как же без крови? Столько народу погибло, сколько казней произведено. О жестокости барона легенды ходят!

– Что вы, милейший Кирилл Иванович! Да на этой жестокости все только и держится! Без нее разве была бы дисциплина? Разве побили бы мы китайца при таком разрыве в расстановке сил? Несколько тысяч погибших в боях да пара сотен во время казней. И это цена освобождения целой страны! Огромной, заметьте, страны, по площади сравнимой с Аляской, которую полсотни лет до этого умудрились просрать. Война, которую мы ведем, – одна из самых некровопролитных в современной истории, если соотносить с площадью территорий и богатством природных ресурсов. Лорд Керзон в своей тибетской кампании в первые же дни уничтожил в разы больше населения и все равно не смог надолго захватить власть в Лхасе. Так что не говорите мне про кровь, пока ее еще не было! Вот если вместо запада Унгерн решит идти на восток, тогда прольются реки крови.