Урга и Унгерн - Толмачёв Максим. Страница 67
– Ну я, пожалуй, пойду, а если понадоблюсь, ищите меня во дворе, – заспешил Блонский, очевидно решив, что разговор наш не предназначен для его ушей.
– Василий Васильевич, куда вы засобирались? Очень рассчитываю на ваше участие в нашей беседе, прошу вас остаться! – Я произнес это довольно добродушно, но тон мой не подразумевал возражений.
Блонский широко улыбнулся, без уговоров и жеманства сел на свое место. Мария Васильевна принесла самовар, выставила на стол варенье и удалилась, тихонько прикрыв за собой дверь.
Мои собеседники налили себе чая и переглянулись. Я понял, что слово предоставляется мне.
– Барон Унгерн, вернувший власть в Халхе законному правителю в лице богдо-гэгэна, прислал меня в Улясутай с важным поручением! – Тон мой был официальным, я старался как можно вдумчивее подбирать слова. Никогда прежде мне не выпадало миссии вести столь серьезные переговоры с боевыми полковниками, которые были и старше, и опытнее меня. Кроме того, я не знал, что принято говорить в таких случаях, ведь от барона Унгерна я получил лишь самые общие распоряжения касательно передачи боеприпасов русским войскам в Улясутае и налаживания связи с Ургой. Похоже, теперь от меня ожидали чего-то большего. – Я прибыл в город в сопровождении господина Бурдукова, которого вы хорошо знаете. С собой привез обоз с патронами и ручными гранатами, для усиления огневой мощи пригнал автомобиль с пулеметом.
– А много ли патронов? Какого калибра? Что за гранаты и сколько их? – немедленно осведомился Михайлов.
– Патроны большей частью под винтовку Мосина 7,62, есть некоторое количество под 7,92 Маузера и совсем немного восьмимиллиметровых под Манлихера. В общей сложности больше пятидесяти тысяч штук. Еще в коробках по четырнадцать штук 7,62 для старого образца Нагана, не знаю, пригодятся ли вам, их около сотни коробок всего. Из гранат привезли русских «кугелей» и еще австрийской «кукурузы», всего пару сотен.
Я был рад тому, что при получении боеприпасов на складе Дубовик передал мне все по описи и настоял на том, чтобы я записал количество патронов и гранат в специальный сопроводительный лист. Теперь я мог, как человек военный, блеснуть своими скудными познаниями перед двумя бывалыми вояками.
– А на автомобиле «картофелекопалка» тоже под 7,62? А то я тут и бельгийские встречал несколько раз, они под семь миллиметров Маузера идут. – Михайлов подмигнул Блонскому, и это не осталось для меня незамеченным.
– «Картофелекопалка» стандартная, только патрон под нее идет в необычной комплектации со стеклянными пулями.
– Это что еще за диковина? – удивился Блонский.
– Наш инженер Лисовский изобрел. В бою их уже испытывали, дальность и убойная сила поменьше, чем у стандартной пули, против бронированных целей тоже не годится, а против пехоты и кавалерии вполне подходит.
– И сколько из пятидесяти тысяч патронов со стеклянными пулями? – нахмурил лоб Михайлов.
– Больше половины. В Урге теперь с боеприпасами не очень хорошо, радуйтесь, что это привез!
Мне не понравился вопрос Михайлова, который столь бесцеремонно смотрел в зубы дареному коню. Очевидно, я не сумел скрыть недовольства, поэтому полковник сменил тон на более дружелюбный и морщины на лбу его разгладились.
– Добро! – сказал он. – Будем вооружать ополчение тем, что есть. Нам бы, конечно, и винтовки еще не помешали бы, ну да мы их скоро у китайцев отберем! – Михайлов перелил чай из чашки в блюдце и, шумно отпив, откусил крепкими зубами кусок желтого сахара…
Беседа прошла оживленно. Обсуждали порядок действий. Блонский настаивал на переговорах с китайцами, Михайлов предлагал готовиться к бою. Сошлись на том, что войной на гаминов идти всегда успеется, проливать лишний раз кровь никому не хотелось. Для делегации решено было послать к Ван Сяоцуну представителей от русских в лице Блонского и Михайлова, который взял на себя роль переводчика. От монголов постановили выдвинуть законного сайда Чултун-бэйсэ, предварительно получив от него на то согласие, и еще нужен был представитель от иностранных колонистов.
– Давайте этого выжигу Оссендовского, – ухмыльнулся Михайлов. – Поляк себя чуть ли не за американского гражданина выдает, клянется и божится, что в дипломатии он профессор! Вот пусть расстарается, а мы поглядим.
На том и сошлись. Михайлов, чтобы не стеснять гостеприимного Блонского, предложил мне с казачками расквартироваться на время пребывания в Улясутае прямо в здании бывшего русского консульства. Это был добротный одноэтажный дом с множеством комнат, расположенный в самом центре города, что было весьма удобно. К дому прилегал просторный двор с хозяйственными пристройками, имелись собственная конюшня и колодец. О фураже для верблюдов и коней Михайлов обещал позаботиться.
– Без оружия, Кирилл, не выходите на улицу. Если нужно, я вам охрану выделю, но мой вам совет: пока не высовывайтесь вовсе, гамины теперь на нервах, могут учудить чего-нибудь нелепое и дерзкое. – Михайлов указал толстым коротким пальцем на револьвер в моей кобуре. – Стрелять умеете?
– Умею, – охотно соврал я.
– Добро! Располагайтесь тут, вечером милости прошу ко мне на ужин. Моя жена готовит не хуже Марьи Васильевны, хотя продукты у нас попроще. Если Оссендовский за вами увяжется, как-нибудь деликатно сбросьте его с хвоста. Казачкам вашим я провизию днем привезу, ну и табаку. Пусть всегда при вас будут, бдительность теперь не станет лишней.
Я изучил здание консульства. Многие двери здесь были заперты, но в левом крыле я присмотрел для себя уютный кабинет, куда перетащил железную кровать с чудесным пружинным матрацем неизвестной мне английской фирмы. Подоконник в комнате был очень широким, на нем стояли горшки с увядшими растениями. Такой подоконник, пожалуй, будет хорош и для стрельбы из пулемета, благо сектор обстрела тут просто изумительный. Вид открывался на небольшую площадь, на которой негде было скрыться пешему, а тем более конному.
Оба крыла здания отдельно отапливались из подвала, где находился небольшой склад с углем, дровами для растопки и пачками старой периодики времен Русско-японской войны. Я разжег огонь, подбросил угля и, сидя у печи на маленьком табурете, с интересом листал подшивку пожелтевших от времени газет. Печь, разогревавшая котел левого крыла консульства, была довольно вместительной. Я подбросил несколько ведер угля, затворил кочергой дверцу и поднялся наверх. Теперь в здании ощущалось тепло, стало гораздо уютнее.
Взяв казаков, я прогулялся по городу. Он оказался небольшим. В самом центре нам не встретились не только китайские патрули, но даже и гражданские китайцы. Посты из русских ополченцев попадались несколько раз. Вооруженные винтовками люди грелись у костров рядом с юртами. Юрт на улясутайских улицах было довольно много. Нас не останавливали, вопросов не задавали, однако рассматривали издали с очевидным любопытством. Лавки в городе, преимущественно китайские, были заперты на замок снаружи, витрины запахнуты деревянными ставнями. Открытыми оставались несколько продовольственных магазинов, лавка английской мануфактуры и довольно большой китайский мясной склад с вывешенными тушами овец и говяжьими ляжками. Мы обошли город по периметру и вернулись к консульству. Прямо за ним находились два банковских отделения – китайское и русское – и телеграф.
В здании консульства, в левом крыле, занятом нами, было теперь совсем тепло. Казаки натаскали из колодца воду, приволокли откуда-то красивый латунный самовар с клеймом тульского завода братьев Баташевых и вскипятили чай. Маясь вынужденным бездельем, от которого в Азиатской конной успел отвыкнуть, я незаметно для себя задремал.
Дом у полковника Михайлова был совсем небольшой и стоял на южной окраине города. Скромному строению соответствовал дворик с невысоким забором и невзрачной сараюшкой. Я не знал, застану ли хозяина дома днем, потому решил наведаться к Михайлову попозже. Залаяла собака, встревоженно закудахтали куры, на крыльцо выскочила крупная женщина и, запахнув на груди теплый шерстяной платок, стала вглядываться в темноту, пытаясь опознать позднего гостя.