Урга и Унгерн - Толмачёв Максим. Страница 8
– Ну, мне, как агробиологу, не составило труда привить Cannabis sativa из Туркестана к Cannabis mongolica. То же самое я проделал с индийской коноплей. Скрестив гибриды во втором поколении, я получил отличный результат. Этому методу меня научил Николай Иванович Вавилов. Вам его фамилия, конечно, ни о чем не говорит, но его теория гомологических рядов в наследственной изменчивости – это откровение! Мне посчастливилось работать с этим талантливым ученым в Саратове, а в нынешнем году он получил должность заведующего отделом прикладной ботаники и селекции Сельхозкомитета в Петрограде. Впрочем, вам, Кирилл, это, наверное, малоинтересно. Суть же сводится к тому, что я сумел вырастить неплохой урожай гибридов, добыл из них смолу и имею теперь достаточный запас готового продукта, который время от времени доставляют мне с воли.
– К нам уже несколько дней ничего не доставляют, – ожил Бурдуков. – Меня это несколько тревожит. На вареной чумизе мы тут долго не протянем.
– Чумиза, или головчатое просо, хоть и является кормовой культурой, предназначенной для скота, при минимальной термической обработке представляет собой не самую плохую пищу. – Рерих улыбался, предмет обсуждения доставлял ему, как знатоку, явное удовольствие. – Это очень питательная культура, ее еще называют «могар», распространена также в Тибете, Сиккиме и Непале, где из нее делают слабоалкогольный напиток тонгбу. Для этого сусло заставляют забродить, а потом заливают кипятком и пьют через трубочку теплую брагу. Изумительно то, что хмелеешь тем сильнее, чем больше разбавляешь напиток кипятком.
– Это полезные сведения, – ухмыльнулся в усы Бурдуков, – но нам они в данных условиях не помогут… Кстати, о чумизе – пора выдвигаться к раздаче, гамины скоро приволокут котел, не сгинуть бы нам в давке.
Пока ожидали чумизу, Рерих не переставая сыпал научными фактами, большая часть из которых, признаюсь, была мне до этого неизвестна. Он рассказал о том, что в сорока верстах от Урги на южном склоне священной горы Богдо-Ула находится огромный монастырский комплекс Манджушри. Дацан распростерся в долине на высоте двух тысяч метров над уровнем моря и насчитывает два десятка строений, в которых живут и трудятся три сотни монахов. По факту это самый крупный университет Внешней Монголии, где не только ведутся исследования религиозного и философского направлений, но и изучаются прикладные врачебные науки. Рерих сообщил мне с улыбкой, что в Манджушри он помогает монахам описывать свойства растений и методы их селекции, взамен получая посильную помощь в выращивании для собственных нужд различных «агрокультур».
– Знаете, Кирилл, в гимназии я учился на тройки, пятерка у меня была только по математической географии. Мой отец, довольно известный в Санкт-Петербурге нотариус, настоял на моем поступлении на естественный разряд физико-математического факультета. С горем пополам я закончил обучение, через шесть лет получил биологическое образование и уехал работать в Тамбовский уезд на сахарный завод графа Орлова-Давыдова в качестве специалиста-биолога.
На Тамбовщине производство сахарной свеклы было поставлено на широкую ногу. Граф оказался человеком практическим, дела свои вел толково и к 1911 году в другом своем имении, уже в Курской губернии, решил развить успешное начинание, командировав меня туда в качестве специалиста по агробиологии. Я в ту пору вел активную переписку с Николаем Ивановичем Вавиловым, с огромным интересом изучал его работы, уже сумевшие наделать шуму в Европе. В 1915 году Николай Иванович сдал магистерские экзамены, а вот диссертацию защищать не стал. Военное время, знаете ли… От службы он, конечно, был освобожден, у него с детства травмирован глазной нерв, однако в качестве консультанта отправился в Персию, где загадочная болезнь приводила солдат русской армии к массовым психозам. Оттуда он написал мне об обнаруженной эндемической форме сахарной свеклы с белыми круглыми корнеплодами. Великий ученый назвал этот сортотип свеклой «дорохшанской» и убедил меня в том, что она представляет огромный интерес для скрещивания с нашими корнеплодами с целью получения сортов округлой формы.
Граф Орлов-Давыдов имел практический интерес в развитии направления. Он выделил средства, и я в 1916 году прибыл в Персию, присоединившись к экспедиции Вавилова. К тому моменту Николаю Ивановичу удалось обнаружить причину таинственного заболевания солдат русской армии. Он заметил, что при производстве муки в жернова попадали семена Lolium temulentum, тех самых библейских плевел, которые завещалось отделять от зерен. Этот завет на персидских мельницах, разумеется, нарушался, и семена плевела опьяняющего попадали в муку. Сами по себе семена безвредны. Опасность представляет живущий с ними в симбиозе гриб Stromatina temulenta. Он и вырабатывает загадочный алкалоид, неожиданно открытый Вавиловым.
В честь гриба алкалоид был назван темулином. Это вещество вызывает краткосрочную эйфорию и возбуждение, затем следуют галлюцинации, а при серьезном отравлении возможен и летальный исход. Проблема была решена путем запрета на употребление в пищу местной выпечки. Муку теперь стали завозить для русской армии прямо из России. Кроме благодарности, военное руководство дало разрешение на проведение Вавиловым экспедиции вглубь Персии, а я с семенным материалом для сахарной фабрики отбыл в Курскую губернию. Разумеется, отпечатки грибных спор я тоже привез с собой для дальнейшего изучения. В Монголии я обнаружил тот же самый плевел, который местные кочевники считали ядовитым злаком и называли «хара убусу». Мне удалось вывести темулин в монастыре Манджушри, за что меня удостоили титула шаби, причислив к Шабинскому ведомству при богдо-гэгэне. Это ведомство состоит из четырех классов лам, которые пользуются различными льготами и освобождены от любых налогов.
К первому классу лам относят дзуренов, или прорицателей. Многолетние духовные практики и специальные упражнения развивают в них к старости проницательность самого высокого уровня. При богдо-гэгэне в их главную обязанность входит защита хутухты от недобрых и злонамеренных людей, предупреждение его об опасностях и предотвращение различных напастей и бед. Именно дзурены принимают главное участие в поисках новорожденного младенца, в тело которого переселяется душа умершего богдо-гэгэна.
Второй класс представляют да-ламы. Это каста тибетских и монгольских лам-целителей, которые всю свою жизнь посвящают изучению медицины. С юных лет они исследуют окружающий мир растений и животных, явления природы, свойства всяческих веществ, способных оказывать на человека исцеляющие либо отравляющие действия. Поэтому часть да-лам становится искусными врачевателями, а другая часть переходит в братство лам-отравителей, с помощью которых богдо-гэгэн устраняет со своего пути всех неугодных. Появление лам-отравителей в той или иной местности приводит в ужас местных князей и даже духовных особ, ведь это означает, что кто-то из них в самом скором времени переселится навеки в мир иной.
К самому многочисленному, третьему, классу относятся обычные ламы. Самых способных и прозорливых из них выдвигают на разные административные должности. Ламы этих трех классов Шабинского ведомства обязаны разорвать все связи с семьями, не иметь привязанностей и вести обособленную жизнь.
Есть еще и четвертый класс – ламы семейного очага. Пока они не повзрослеют, им надлежит изучать заповеди Будды в ближайших от дома монастырях, учиться читать, писать и считать. Во время праздников их привлекают к проведению ритуалов, общим молениям и повседневной монашеской повинности. Все остальное время они живут со своими семьями, выполняют обязанности хранителей очага и мало чем отличаются от других жителей Халхи.
Я человек неженатый, никакими узами не обремененный. С учетом моих обширных познаний в области растениеводства и тех результатов, которые я продемонстрировал настоятелю дацана, меня в статусе шаби зачислили по ведомству как ламу-отравителя. Я получил в распоряжение большой участок для выращивания целебных и ядовитых трав для нужд братства, а также доступ к сакральным знаниям в области производства ядов на основе минералов, органов животных и всевозможных растений, произрастающих в Халхе и близлежащих странах. Семь молодых учеников-помощников были приставлены ко мне – как мне кажется, не столько для помощи, сколько для наблюдения за моими действиями и донесения в администрацию дацана о том, какие эксперименты я произвожу и с какими материалами работаю.