Духовный мир преподобного Исаака Сирина - Алфеев Иларион. Страница 40

В последней фразе цитированного текста под «возгордившимися» подразумеваются мессалиане. Будучи вообще не склонным к полемике, Исаак тем не менее в своих сочинениях неоднократно полемизировал с «мессалианскими извращениями» [612]. Секта мессалиан (сир. msallyane — молящиеся), возникшая в IV веке и получившая распространение на всем христианском Востоке, отвергала церковные таинства и аскезу: главным деланием считалась непрестанная молитва, посредством которой мессалиане достигали экстатических состояний. Будучи мистическим писателем и занимаясь разработкой вопросов, связанных с практикой молитвы и духовной жизни, Исаак чутко реагировал на проявления ложного мистицизма и различного рода извращения молитвенной практики и потому постоянно опровергал мессалианские мнения.

Антимессалианской полемике по вопросу о внешних формах молитвы посвящена, в частности, Беседа 14 из 2–го тома, называющаяся «О молитве и ее внешних формах». Представляется целесообразным рассмотреть эту Беседу подробно, так как она содержит многочисленные драгоценные указания на детали молитвенной практики сирийского монашества времен преподобного Исаака. Хотя совершенством для человека является достижение духовных даров и чистой молитвы, никто не должен пренебрегать внешними формами молитвы, считает Исаак. Внешнее благоговение способствует внутреннему преуспеянию человека на пути к достижению чистой молитвы:

…Если кто — либо, не приобретя вторичного, оставляет первичное, тогда ясно, что он обманут демонами и что из — за них может он совершенно отпасть от своего спасения… В соответствии с честью, которую оказывает человек Богу в час молитвы как телом, так и разумом, открываются для него врата помощи, ведя к очищению мыслей и озарению в молитве. Великой благодати свыше удостаивается благодаря сокровенному Промыслу тот человек, который являет благоговейное и почтительное положение тела при молитве, простирая руки к небу в благоговейной позе, или припадая лицом к земле. Кто постоянно украшает молитву свою этими внешними формами, тот немедленно и легко удостаивается действия Святого Духа, ибо велик Господь в глазах его, и показывает он благоговение в жертвах, приносимых в те часы, которые отведены для него законом свободы [613].

Исаак подчеркивает, что Бог не нуждается ни в каких внешних знаках почтения. Однако соответствующее положение тела при молитве необходимо для воспитания в нас благоговейного отношения к Богу:

Вы должны знать, братья мои, что во всем служении нашем Бог весьма желает внешних форм, конкретного почитания и видимых способов выражения благоговения — не ради Себя, но ради нас. Он Сам не получает пользы от подобных вещей и не теряет ничего, когда ими пренебрегают; но они — из — за немощи естества нашего. Если бы они не требовались, Он Сам не принимал бы этих внешних форм и положений тела на Себя во время Своей земной жизни [614], говоря таким образом с нами в Святых Писаниях. Сам Он ничем не может быть обесчещен, ибо честь принадлежит Ему по естеству Его. Но у нас складывается непочтительное отношение к Нему из — за привычной небрежности и дерзкого, неуважительного поведения. И отпадаем мы от благодати по собственной воле, ибо сами становимся виновниками отпадения. Подвергаемся мы также непрестанным нападениям и постоянному обольщению со стороны демонов по мере того как приобретаем естественную склонность к удобству и пороку [615].

После такого обоснования необходимости внешних форм молитвы Исаак переходит к прямой атаке на мессалианскую практику:

Многие пренебрегли всем этим в помыслах своих и вообразили, будто достаточно для Бога одной молитвы сердца; будто, когда лежат они на спине или сидят непочтительно, тогда, дескать, достаточно лишь внутренней памяти [616]. Не позаботились они об украшении внешней стороны своего служения продолжительными стояниями, соответствующими их телесной силе, или почтительной собранностью чувств. Преклоняя колена к земле, не бывают они подобны приближающимся к огню и не принимают на себя благоговейное положение ни внутренне, ни наружно, и не воздают честь Господу, почитая Его всеми членами тела и благоговением на лице. Ибо они не учли силы своего противника, отчего и впали в прелесть и поддались ее действиям, не поняв, что они пока еще смертные и бывают движимы своей душой, которой свойственно оступаться, и что они еще не достигли духовного состояния, и что воскресение еще не произошло и они еще не приобрели непоколебимости. Пока живо тело, пока естество нуждается в труде и ежеминутном упражнении в чем — то новом, они уже возжелали проводить жизнь в духовном состоянии и отделиться от того, что в мире страстей по необходимости ежедневно происходит. Воображая себя мудрыми, они совершили постыдные дела [617] тем, что признак гордости и презрения по отношению к Богу появился в них. И из — за молитвы, которая есть источник всякой жизни, обрели они погибель, потому что сочли возможным проявить пренебрежение по отношению к тому Всечестному, Который не может быть презираем и Который чтим всякой тварью [618].

Своим отвержением внешних форм молитвы мессалиане поставили себя в оппозицию церковной традиции, утверждает Исаак. Древние Отцы не только молились в сердце, но и совершали поклоны, соблюдали различные внешние правила и следили за положением тела во время молитвы: «И те установленные и определенные молитвенные правила, о которых написано в связи с этими Отцами, не были, как говорят прельстители, только молитвами сердца: так утверждают люди с мессалианским сознанием — те, которые говорят, что поклоны не нужны» [619]. Святые Отцы молились с благоговением, падая ниц перед Крестом, совершая поклоны, целуя Крест:

…Поистине были у отцов эти поклоны [620], посредством которых особенно смирялась душа. Для совершения их они благоговейно вставали со своих мест, если только им не возбраняла этого физическая немощь; с великой почтительностью и великим смирением разума и тела падали они на лица свои перед Крестом. Эти поклоны совершались помимо тех молитв, которые имели место в сердце. Однако всякий раз, когда они вставали, совершали они много поклонов, насколько позволяли им время и телесные силы; они целовали Крест пять или, может быть, десять раз, совершая поклон и целование после каждой молитвы. Совершая такие действия, человек мог внезапно обрести жемчужину, которая в одной единственной молитве вмещала бы все остальные. А бывало, что человек стоял на ногах или на коленях, и восхищалась мысль его молитвенным изумлением — состояние, неподвластное воле плоти и крови, а также душевным движениям [621].

Подвижники древности совершали большое количество кратких молитв с поклонами в течение каждого дня, однако они не вставали для совершения каждого поклона и не садились после каждого поклона, а все поклоны делали сразу, чтобы затем отдаться умной молитве:

Таким способом исполняли они эти большие количества молитв — как я сказал, а не так, как кажется многим другим, кто говорит, что Отцы всякий раз вставали для каждого отдельного поклона, ибо немощная плоть не способна к таким количествам, если человек должен вставать каждый раз для каждой отдельной молитвы. Они никогда не смогли бы совершать такое количество молитв, если бы им приходилось вставать со своего места сто, или шестьдесят, или пятьдесят раз в день — не говоря уже о трехстах или более, как было в обычае у некоторых святых. Иначе не оставалось бы возможности для чтения и других необходимых дел, и невозможно было бы продлить молитву, если бы случилось, что по благодати дан был человеку дар слез в молитве его, или просветленные движения исходили из молитвы его, как часто случалось с теми, кто удостаивался одного из этих видов благодати в такие минуты. Напротив, он был бы исполнен поспешности в службе и суеты во всем служении своем [622].