Духовный мир преподобного Исаака Сирина - Алфеев Иларион. Страница 54
«Духовная молитва» и «молчание разума»
Согласно Исааку, разница между чистой молитвой и состоянием, которое наступает за ее пределами, заключается в том, что при чистой молитве ум человека наполнен различными молитвенными движениями (zaw'e), как например молениями об избавлении от искушений, тогда как в за¬предельном состоянии ум освобождается от всяких движений. Есть чистая молитва, а есть «духовная молитва» (slota ruhanayta): последнее выражение, заимствованное у Иоанна Апамейского и других ранних аскетических писателей, трактуется Исааком как состояние за пределами чистой молитвы. Чистота молитвы, по его учению, заключается в том, что к молитвенным движениям не примешивается ничто извне — «какая — либо посторонняя мысль или беспокойство о чем — нибудь». Что же касается «духовной молитвы», то она не предполагает никаких движений ума. «Ибо святые в будущем веке, когда ум их поглощен Духом, не молятся молитвой, но с изумлением водворяются в веселящей их славе. Так бывает и с нами. Как скоро ум сподобится ощутить будущее блаженство, забудет он и самого себя и все здешнее и не будет уже иметь движения к чему — либо» [801]. «Духовная молитва», начинающаяся за пределами «чистой молитвы», есть схождение ума в состояние покоя и безмолвия. В этом состоянии всякая молитва прекращается:
… В жизни духа нет молитвы. Всякая существующая молитва состоит из прекрасных помыслов и душевных движений. На духовном же уровне и в жизни духа нет ни помыслов, ни движения, нет даже какого — либо ощущения малейшего движения души относительно чего — либо, ибо естество полностью удаляется от этого и от всего, что свойственно ему. И пребывает человек в некоей несказанной и неизъяснимой тишине, ибо действие Духа Святого пробуждается в нем, и поднимается он выше области душевного знания [802].
Итак, тишина, или молчание (setqa), и «духовная молитва» являются для Исаака синонимами. Состояние молчания разума не приобретается человеческими усилиями, но является даром Божиим:
Когда разум бывает совершенно без мысли или помысла, это молчание разума (setqa d — re'yana) [803],
а не чистота молитвы. Одно дело чисто молиться, и совершенно другое — чтобы разум был умолкнувшим от всякого блуждания или прозрения в слова молитвы и чтобы оставался без движений. Ни один человек не будет настолько неразумен, чтобы благодаря борьбе и силе воли желать обрести это; ибо это дар откровения ума — это превышает меру чистой молитвы и неподвластно воле [804].
Термин «духовная молитва», согласно Исааку, употребляется аскетическими писателями условно, так как указывает на состояние, не являющееся молитвой в собственном смысле слова:
Иногда эту так называемую духовную молитву в одном месте называют путем, в другом — знанием, а еще где — то — умственным видением. Видишь, как Отцы изменяют названия духовных предметов? Ибо точность именования устанавливается для предметов здешних, а для предметов будущего века нет подлинного и истинного названия, есть же о них одно простое знание, которое выше всякого наименования и всякого составного начала, образа, очертания, цвета и всех придуманных имен. Поэтому, когда знание души возвысится из видимого мира, тогда Отцы для обозначения этого знания употребляют произвольные названия, так как точных именований этому никто не знает… Когда действием Духа душа подвигнута к божественному, тогда излишни для нас и чувства, и их деятельность, равно как излишни силы духовной души, когда она, по непостижимому единству, становится подобной Божеству, и в своих движениях озаряется лучом высшего света [805].
Не является ли такое прекращение умственной активности, которое Исаак называет «молчанием (тишиной) разума», чем — то вроде буддийской нирваны — выходом за пределы всякого персонального существования, полной потерей личностного самосознания? Ответ должен быть отрицательным. У Исаака «молчание разума» не есть синоним бессознательного и бесчувственного забвения: в «молчании» Исаака есть позитивный элемент — пленение ума Богом. В отличие от нирваны, «молчание разума» есть состояние предельно интенсивной деятельности разума, который оказывается во власти Бога и бывает влеком в неизведанные глубины Духа:
Как скоро он вступает в эту область [806], прекращается и молитва… Когда же управление и смотрение Духа будет господствовать над умом… тогда отнимается у естества свобода, и ум путеводится, а не путеводит. И где тогда будет молитва, когда естество не в силах иметь над собой власти, но путеводится иной силой — само не знает куда, и не может совершать движений мысли, в чем бы ему хотелось, но овладевается в тот час пленившей его силой и не чувствует, где путеводится ею? Тогда человек не будет иметь и желания; даже, по свидетельству Писания, не знает, в теле он или вне тела [807].
Речь идет, таким образом, об отсутствии у разума собственного движения и желания, но не об утрате персонального бытия: напротив, в «молчании разума» происходит интенсивное личное общение человека с личным Богом.
Состояние «молчания разума» сродни «изумлению» и «созерцанию»: за пределом чистой молитвы, говорит Исаак, будет уже изумление, а не молитва, потому что все молитвенное прекращается, наступает же некое созерцание, и не молитвой молится ум… Молитва есть сеяние, а созерцание — жатва, при которой созерцающий приводится в изумление неизреченным видением того, как из малых и голых посеянных им зерен вдруг произросли перед ним такие прекрасные колосья. И он в собственном своем делании пребывает без всякого движения… [808]
В учении Исаака о «молчании разума» нетрудно проследить влияние Евагрия. В частности, говоря о том, что состояние безмолвия характеризуется «опьянением» ума под действием Святого Духа и видения божественного света, Исаак прямо ссылается на учение Евагрия о чистоте ума:
Ибо Дух Святой, по мере сил каждого, действует в человеке… так что вниманием молитва лишается движения, и ум поражается и поглощается изумлением, и… в глубокое опьянение погружаются его движения, и он бывает уже не в мире сем. И тогда не будет там ни различия между душой и телом, ни памяти о чем — либо, как сказал Евагрий [809]: «Молитва есть чистота ума, которая одна, при изумлении человека, уделяется от света Святой Троицы» [810] … И еще Евагрий говорит [811]:
«Чистота ума есть воспарение мысленного. Она уподобляется небесному цвету, в ней во время молитвы сияет свет Святой Троицы» [812].
Исаак следует учению Евагрия о видении умом своей собственной светозарной природы, а также учению Дионисия Ареопагита о блаженном незнании, которое превышает всякое человеческое знание:
Когда ум совлечется ветхого человека и облечется в человека нового, благодатного, тогда узрит чистоту свою, подобную небесному цвету [813], которую старейшины сынов израилевых наименовали местом Божиим, когда Бог явился им на горе [814]. Поэтому, как я говорил, этот дар и эту благодать следует называть не духовной молитвой, а порождением молитвы чистой, ниспосылаемой Духом Святым. Тогда ум бывает там — выше молитвы, и с обретением лучшего молитва оставляется. И не молитвою тогда молится ум, но бывает в восхищении, при созерцании непостижимого — того, что за пределами мира смертных, и умолкает в незнании всего здешнего [815].