Московские улицы. Секреты переименований - Муравьев Владимир Брониславович. Страница 16

Далее Павел Алеппский добавляет, что хотя он видел стены Белого города собственными глазами, но бросал на них взоры украдкой, так как стрельцы крепко наблюдали за прохожими и если заметят, что кто-то слишком пристально смотрит на стену или пушку, тотчас хватают и лишают его жизни. Насчет столь жестокой и быстрой кары, якобы полагающейся в Москве за любопытство, антиохийский диакон явно ошибается, видимо, кто-то из его информаторов подшутил над ним. С другой же стороны, наверное, именно этой выдумке мы обязаны тем, что Павел Алеппский украдкой, но пристально рассмотрел и столь подробно описал стены и башни Белого города: запретное, как известно, привлекает.

Со временем стены Белого города потеряли оборонное значение, их перестали ремонтировать, они разрушались. В 70-е годы XVIII века Екатерина II распорядилась стены снести и на их месте «по примеру чужестранных земель иметь место в средине города для общественного удовольствия, где бы жители оного могли, не отдаляясь от своих домов, употреблять прогуливание», то есть разбить бульвары. Исполнение этого распоряжения растянулось на десятилетия, стены разбирались постепенно. Е.П. Янькова, автор воспоминаний «Рассказы бабушки, записанные ее внуком», рассказывает: «Я застала еще Тверские ворота, Пречистенские, Арбатские… В те времена, когда в Москве было несколько стен городских, понятно, что нужны были и ворота; потом стены обвалились, их сломали, а ворота оставили, и было очень странно видеть, что ни с того ни с сего вдруг, смотришь, стоят на улице или площади ворота; многие стали ветшать, их и велено было снести… Теперь осталось на память только название».

Названия ворот остались на память, конечно, не потому, что они были разрушены позже стен, а потому что их названия в течение полутора веков до сноса ворот служили удобнейшим обозначением района, да и до сих пор говорят: он живет у Покровских ворот или у Сретенских.

Арбатские ворота

Бульвары были разбиты на месте разобранных стен, места же башен, сквозь ворота которых проходили улицы, стали частью этих улиц. Эти-то перекрестки бульваров с улицами москвичи по старой памяти продолжали называть воротами: Никитские ворота, Пречистенские ворота и так далее. В конце XIX века, когда производилась унификация городских наименований, эти названия приобрели хотя и несколько канцелярскую, но более точную форму: площадь Сретенских ворот, площадь Покровских ворот, а так как фактически здесь никакой площади не было, а был обычный перекресток, то в живой речи, как правило, употреблялось старое название, без добавления слова «площадь».

Площадью Арбатских ворот считался участок в торце Никитского бульвара и небольшая площадка, с которой расходились Арбат и Поварская (сейчас это начало Нового Арбата), то есть лишь часть расстояния между Никитским и Пречистенским бульварами. Таким образом, площадь Арбатских ворот оказалась соседкой более обширной площади, простиравшейся до Знаменки и Малого Афанасьевского переулка, настоящей площади, на которой находились церковь, рынок, кинотеатр, в окружающих домах были магазины, и эта площадь совершенно законно называлась (и называется сейчас) Арбатской. Лет тридцать-сорок назад название «Арбатские ворота» поддерживало название трамвайной остановки, когда же по Бульварному кольцу от Мясницких до Пречистенских ворот сняли трамвайную линию и был пробит Калининский проспект, городские власти сочли ненужным сохранение старинного московского топонима, он исчез с планов города, и все пространство от Никитского до Пречистенского бульвара стало обозначаться как Арбатская площадь.

Таким образом, площадь Арбатские ворота никогда не переименовывалась, она стала жертвой обычной кампании укрупнения и слияния с лишением права иметь имя. Теперь это право ей возвращено.

Архангельский переулок

Название XVI—XVII веков, по церкви.

Переулок назван по церкви Архангела Гавриила.

Точная дата основания церкви Архангела Гавриила неизвестна, но поскольку во второй половине XVI – начале XVII веков там, где сейчас проходит Архангельский переулок, находилась огородная патриаршая слобода, называвшаяся Гаврииловской, можно предположить, что к тому времени церковь уже стояла.

Во второй половине XVII века слободские жители из Белого города были вытеснены, и их земли заняла знать. На участке между Мясницкой улицей и церковью Архангела Гавриила встала усадьба Дмитриевых-Мамоновых, ведущих свой род от Владимира Мономаха. Времена Петра I принесли с собой государственные преобразования и появление новых людей, потеснивших прежнюю знать. В 1699 году усадьбу Дмитриевых-Мамоновых на Мясницкой купил сержант Преображенского полка Александр Данилович Меншиков, человек безродный, любимец и сподвижник царя. Несколько лет спустя он прикупил соседнюю усадьбу стольников Василия и Алексея Федоровичей Салтыковых, построил себе палаты и, разрушив старую церковь, в 1703—1705 годах поставил новую, в виде столпа, увенчанного высоким шпилем. Она была на полторы сажени, то есть на 3 метра, выше колокольни Ивана Великого. Отличалась новая церковь и обликом, необычным для русской церкви: была украшена лепными цветочными гирляндами и картушами, в одном из ярусов находились английские башенные часы с курантами, которые били каждые четверть часа, а один раз в сутки – в полдень – колокольная музыка звучала полчаса. Строителем церкви традиционно считается архитектор Иван Зарудный. Но С.К. Романюк полагает, что, весьма вероятно, этот архитектор наблюдал за строительством как доверенное лицо Меншикова, а проект принадлежал швейцарскому архитектору Джованни Фонтана, который много строил для любимца Петра I. Сейчас невозможно установить долю участия того и другого архитектора, но западное влияние и во внешней отделке, и в интерьере церкви совершенно очевидно. В народе новую церковь Архангела Гавриила прозвали Меншиковой башней, это название сохранилось за ней до настоящего времени.

Проезд с Покровки на Мясницкую мимо церкви Архангела Гавриила в разное время назывался по-разному. В XVII веке – Котельников – по урочищу мастеров, делавших котлы, находившемуся в районе нынешнего Девяткина переулка, который и начинал собою проезд. Когда здесь поселился А.Д. Меншиков и развернул строительство, переулок стали называть Меншиковым. После того как в 1730 году он был лишен своих званий и сослан, а его усадьба конфискована и отдана князю Куракину, естественно, появилось название по церкви – Архангело-Гаврии-ловский переулок. Для удобства оно сокращалось на первую или вторую часть. В конце XVIII века наиболее употребительным было название Гаврииловский, к середине XIX века окончательно укрепилось название Архангельский.

Название переулка фактически не менялось в течение двух веков, поддерживаемое постоянным интересом москвичей к Меншиковой башне – церкви Архангела Гавриила, которая время от времени давала обильную пищу московским толкам.

14 июня 1723 года молния ударила в шпиль, церковь загорелась, выгорели перекрытия между ярусами, колокола и часы упали и проломили своды церкви. В Москве этот пожар объясняли наказанием строителю за гордыню, за то, что он захотел построить свою башню выше Ивана Великого; потом говорили, что это было предупреждение высоко поднявшемуся временщику о грядущем падении. (Кстати сказать, в конце века император Павел I издал специальное распоряжение не строить колоколен выше Ивана Великого.)

В 1787 году один из прихожан, масон Гаврила Захарович Измайлов, имевший дом на Мясницкой, отремонтировал храм, причем шпиль был выведен ниже прежнего. С 1792 года бывшую меншиковскую землю казна приобрела для почтамта, и церковь оказалась на его территории. В 1806 году почт-директор Ф.П. Ключарев, также известный масон, член ложи Н.И. Новикова, построил рядом с церковью Архангела Гавриила зимний храм во имя Феодора Стратилата, который стали называть Почтамтским, так как его прихожанами были служащие почтамта, жившие здесь на казенных квартирах. Меншикова же башня то ли еще при Измайлове, то ли при Ключареве была приспособлена для масонских собраний и расписана масонскими символами. Говорили, что из дома Измайлова (он стоял на месте теперешнего магазина «Чай – кофе») в нее вел подземный ход. В 60-е годы XIX века масонская роспись по распоряжению митрополита Филарета была закрашена. Историк Н.П. Розанов, видевший эту роспись, кратко описал ее так: «Внутри храма: под куполом, на задней стене, над окнами изображено Всевидящее око с надписью: «Просветил еси тьму» (все надписи по-латыни. – В.М.) с левой стороны окна – круг с надписью: «Без конца»; с правой стороны, у столпа – крест и якорь с надписью: «Надеждою и мужеством»; на южной стене, над окнами – св. чаша с надписью: «Искупление мира»; с левой стороны, к алтарю – крест с терновым венцом, надпись на нем: «Наше спасение»; с правой стороны, к хорам – жертвенник с курящимся фимиамом, надпись: «Покаяние»; на северной стороне, над окнами – агнец с хоругвию, в средине коей крест, с надписью: «Вземляй грехи». Внутри алтаря, с левой стороны, изображен летящий орел и смотрящий на солнце, надпись: «Доблестию отцов»; ближе к жертвеннику изображены: корона наверху столпа, утвержденного в четвероугольном пьедестале, с надписью: «Утверждена на славе»; растущее лавровое дерево, с надписью: «При помощи Божией». Против престола, на горнем месте, под ликом Господа Саваофа, изображено лучезарное солнце, освещающее долины и холмы, с надписью: «Не для себя, но для вселенной». Всех таких эмблем с надписями до 15». В 30-е годы XX в. храм был закрыт, богослужение возобновлено в 1947 г. В 40-е годы в нем еще сохранялись остатки масонской росписи.