Психоисторический кризис - Кингсбери Дональд. Страница 64

Ригон ухмыльнулся, видя его ожесточение.

— Ну как, чувствуешь разницу?

— Нет! Ничего не вышло! Ты завалил операцию!

Улыбка на татуированном лице мародера расплылась еще шире.

— Это хорошо. Если бы ты заметил разницу, твой пам сейчас уже бы вовсю стирал то, что я сделал. А если я сделал все правильно, ты ничего не заметишь до того самого момента, когда переплюнешь нас всех! Заходи в гости, когда будешь на Светлом Разуме. Я буду все там же, на Ароматах, в «Веселом бистро».

— Завтра мы вылетаем с Ньюхадры на Дальний… — пробормотал уже совсем опьяневший Мурек, таращась на сверкающую люстру. — Развлечений… не обещаю — никогда там не был. — Он хихикнул. — Только слышал…

Эрон угрюмо смотрел на стену-экран.

— Правда, паренек, — продолжал наставник пьяным голосом, — отдохни, выспись! Ты еще успеешь обрушить Галактику на наши головы… не обязательно сегодня. Великая Тьма, тебе же еще только двенадцать!

Он начал смеяться, не в силах остановиться, глядя на люстру, свисавшую с потолка.

Эрон размышлял о том, какие у него есть шансы покорить Галактику с испорченным памом. Арум Спокойный завоевал без пама Агандер, а потом и столицу со всей ее имперской бюрократией… но у него не было противников, имеющих памы. Сейчас, как никогда, Эрон нуждался в лекции на тему терпения, но его единственный лектор спокойно храпел на кровати.

Он мрачно повернулся к Ригону:

— Расскажи мне о Светлом Разуме.

XXI

ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ

ГОД 14810-й

У него не было прошлого. Впечатление было такое, что он только что вышел из репликатора. Интересно, каково это — быть молодым человеком с прошлым? Наверное, он был таким — давным-давно. Если вообще был когда-то молодым… Откинувшись в аэрокресле и закрыв глаза, человек беспомощно плавал в тумане, окутавшем сознание. Прошлого не было, а здесь, в далеком будущем, куда его закинула неведомая сила, он ничего не мог понять. Может быть, завтра… Да, завтра! Он отдохнет, соберется с силами и попробует пробиться через этот бессмысленный туман! В эту вахту…

Он задремал. Туман начал клубиться, густеть, принимать причудливые формы. Призраки! Это они, взрослые — они забрали его пам, обещая дать новый с невиданными в Галактике возможностями, — и обманули, обманули, оставили мальчика расти тупицей с мозгами обезьяны! Он протягивал руки, пытаясь забрать свой несчастный разум назад, но чудовищный призрак, покрытый шрамами, держал пам мертвой хваткой, бешено скалился и кромсал ножом вдоль и поперек, угощая лучшими кусочками высокого черного чужака-пришельца. Тот поглаживал брюхо, набитое бесценными секретами украденного разума, и пьяно хвастался, что теперь сможет предсказать все на свете…

Проснувшись в панике, он сел, судорожно сжав подлокотники кресла. Он слишком утомился, пытаясь снова научиться читать, и теперь грезил даже наяву, бродя в зловещих призрачных пространствах. Но надо было вспомнить — вспомнить что-то важное, что вертелось на кончике языка, но все время ускользало, выводя его из себя. Может быть, оно связано с этим странным сном? Напряженно застыв в аэрокресле, он устремил взгляд в стену с потеками мочи, не замечая нищей обстановки номера низкопробного отеля где-то в подземельях Светлого Разума. Измученному сознанию требовался отдых, но он не мог отдыхать. Надо что-то делать! Он потерпел поражение, но сдаваться нельзя! Поражение? Да, он всей душой чувствовал горечь поражения. Но кто его победил? И в чем? И когда? И что вообще произошло?

Пришпиленная к стене картинка, где они с Коном ухмылялись возле древней летательной машины, раздражала его, как будто нарочно мешая сосредоточиться на том, что нужно вспомнить. Должно, ну должно же быть что-то, что свяжет вместе и придаст смысл этим призрачным обрывкам в его мозгу!

В отчаянной попытке собрать разрозненные куски головоломки он лихорадочно перебирал файлы главного имперского архива Светлого Разума. Даже это давалось с трудом — неловкие пальцы никак не хотели справляться с бегущими голограммами панели управления. Ошибки приводили его в бешенство. Пустоты приходилось заполнять по смыслу, методом проб и ошибок. Он даже не мог вспомнить, что пытается найти. Почему это важно? Может быть, дело в какой-то его статье или открытии?

Эрон Оуза мог бы запросить помощь «казенного» пама, который был вшит в высокий голубой воротник, облегавший шею, но не подключен. Стандартный прибор, предоставляемый осужденному, чей личный пам был признан виновным и уничтожен. Эрон хотел использовать его, но кто мог знать, что сидит в этом стандартном «мозгу» — сфабрикованные данные, навязанные модели поведения, схемы слежения? Его мотивации не имели ничего общего с мотивациями Эрона. Кому он будет служить? Тем, кто его приговорил? Уж лучше попытаться обойтись ограниченными возможностями своего мозга.

Эрон проклинал себя за то, что прежде ленился обременять свою биологическую память важной информацией. И теперь серое вещество его черепа содержало, похоже, лишь самые туманные контуры стратегических проблем, зато сколько угодно мелких деталей. Эрон продирался сквозь архивы, вызывая по какому-то наитию все новые и новые голограммы, но как ни старался, в мозгу не возникало ничего, кроме разрозненных обрывков случайных воспоминаний.

…томная фуга брачных игр — тогда ему было не до психоистории. Женщина с глазами, похожими на маслины, которая смеялась и дразнила его. Ее чувственный рот с удивительным изгибом губ и нежные пальцы — от их прикосновения хотелось забыть о математике. Белые простыни с узором из золотых цветов, на которых она лежала. Кто эта женщина? И что это за холмы за окном?

…путешествие на плоту вниз по реке на планете, где он родился. Скалы по берегам и пламенеющая листва огненных деревьев. Что это за планета? И где он родился?

…мальчик, бродящий по залам знаменитой каменной библиотеки в Севинне, которая пережила Междуцарствие, а до этого была казармой офицеров Империи. Как его занесло туда?

…церемония посвящения в сан психоисторика седьмого ранга — образ, навеянный архивными материалами о перестройке Светлого Разума после Опустошения. Огромный сводчатый зал, вздымающийся на высоту пяти этажей над головами выпускников, облаченных в мантии. Прилив ошеломляющего восторга, смешанного со страхом. Чувство приобщения к бесконечности. Стремящиеся ввысь опоры из камня, стекла и металла, тонкие переливы цвета, небесные звуки, проникающие прямо в душу. Было это на самом деле или только в его мечтах? Стал ли он в конце концов психоисториком?

Эти образы лишь раздражали Эрона. Они были слишком смутны, почти нереальны. И лишь когда поиск по файлам позволял вдруг уловить краешек ускользающей цели, его охватывало радостное возбуждение, быстро сменявшееся разочарованием. Иногда успех был совсем близок. Один раз, когда он просматривал список теорем Хандлера, перед глазами неожиданно возник взгляд Хейниса, яростный и саркастически насмешливый. Хейнис! Тот самый судья! Эрон сразу вспомнил это лицо. Тот самый Хейнис, который воспринял промах своего юного ученика как личный выпад и так жестоко наказал его за одну только мысль о публикации собственных идей без одобрения начальства.

В мозгу вспыхнула догадка. Ведь психоисторикам не положено публиковать свои труды! Значит, церемония посвящения — все-таки не иллюзия. Эрон усмехнулся — он прекрасно знал, откуда взялся этот запрет. Братство ученых являлось тайной организацией. Если бы каждый был способен рассчитать ход будущих событий, история стала бы непредсказуемой, а психократы лишились власти предсказывать и контролировать! Поэтому обнародование методов исторических расчетов считалось смертным грехом. Именно так — смертным грехом. Человек, нарушивший это табу, рисковал всем — вплоть до потери собственного пама.