Райдзин. Проект «Цербер» (СИ) - Извольский Сергей. Страница 41
Я не сразу понял, что обладатель бакенбард от меня хочет, и только после сбивчивых объяснений догадался: факт его нахождения у нас дома ночью вместе с Прасковьей Богдановной мог серьезно расстроить супругу Павла Ивановича, которая с его слов сейчас пребывала в святой уверенности что господина Байкова держит ночью на работе служебная необходимость.
Что интересно, именно это сейчас его волновало гораздо больше, чем решение вопроса с полицией, кавалерией, пожарными и собственным руководством из-за устроенного здесь яркого представления. Мне, впрочем, на супругу Павла Ивановича, на его любовницу и на его самого было откровенно плевать. Меня больше занимал результат договоренности ротмистра Соколова с остальными участниками фейерверка и последствия для нас. Зато материализовавшаяся рядом Наоми едва сдерживала ярость, и судя по виду — готова была портового интенданта на лоскуты растерзать.
— Рейдзи, какая-то шалава посмела спать на моей кровати! А ты мне ее еще бить не хотел разрешать! — зашипела она, заставив Павла Ивановича испуганно замолчать.
Вообще странно: факт того что в нашем доме хозяйничал и спал в наших кроватях забавный дядечка с бакенбардами, Наоми совершенно не трогал. А вот вылетевшая в окно Прасковья Богдановна ее серьезно разъярила. Если бы не прибывшая полиция, думаю Наоми ее бы добила. Кавалеристы Соколова ей мешать наверняка бы не стали, а вот у полицейских работа такая, людей от насилия ограждать.
Наоми, когда Прасковью Богдановну грузили в карету скорой помощи, много шипела и даже ругалась, осознав что момент упущен. Горящие серебром локоны ее при этом струились жидким металлом, готовясь превратиться в лисьи хвосты, желтые глаза сверкали.
Настолько опасно она выглядела, что девушку старательно обходили стороной и облаченные в костюмы призраков кавалеристы Соколова, и экипированные в тяжелую броню сотрудники полицейского спецназа, и сотрудники «Ермака» — еще две группы их прибыло сразу после крушения конвертоплана. Здоровые лбы и профессиональные убийцы человеков заметно опасались хрупкую девушку. Да, она оборотень, это понятно — но я-то не местный, мне подобное все еще в диковинку.
Меня, кстати, тоже стороной обходили. Ну, со мной понятно, я психический.
— Братик, ты заснул?
— А, что? — отвлекся я, вспоминая, о чем вообще разговор. И решил включить режим старшего брата: — Наоми, ты благовоспитанная юная леди, тебе не следует использовать такие слова как «шалава». Тем более Прасковья Богдановна не какая-то шалава, а заместитель директора в моей новой школе.
— Она от этого не перестает быть шалавой! — топнула ногой все еще разъяренная Наоми.
— Прасковья Богдановна замужем? — посмотрел я на Павла Ивановича, после чего тот закивал.
— Н-ну, тогда не поспоришь. Только тебе, Наоми, как юной леди все равно не стоит употреблять такие слова.
— Шалава есть, а слова нет?
— Можешь сказать Павлу Ивановичу, что ты разочарована тем, какой низкий уровень социальной ответственности у него и у его подруги. Так нормально?
Наоми задумалась, а Павел Иванович, хотя его и не спрашивали, снова закивал соглашаясь. Он нас боялся. До дрожи, до холодного пота. В принципе, упрекать его сложно — нас даже полицейские и кавалеристы Соколова опасались, что уж говорить об обычном человеке. Тем более что я маску-намордник так и не надевал — ждал, пока меня кто-нибудь попросит, чтобы с удовольствием сказать, чтоб шли бы все лесом, ведь я у себя дома. Но никто с такой просьбой не подходил, меня просто сторонились.
— Павел Иванович, встаньте пожалуйста с колен, вы меня смущаете. Посидите вон в том кресле, будьте добры, — попросил я его, а сам подошел к ограждению галереи второго этажа.
Все представители разных государевых служб («Ермак» судя по всему тоже не совсем частная организация) уже нашли между собой общий язык. Да и вообще, когда стало понятно, что произошло досадное недоразумение, они быстро договорились на своем языке силовых ведомств. Там даже, по-моему, сослуживцы встретились.
Часть переговорщиков уже уходила — я понял, что полицейский спецназ наш дом и двор покидает. Оставались только частники, пожарные и кавалеристы. А, вот и пожарные тоже похоже засобирались.
Пока я смотрел на улицу и думал, Павел Иванович дисциплинированно сидел на кресле в углу разбомбленной гостиной, положив руки на сдвинутые колени, как прилежный ученик. И обильно потел от страха. Наоми, чтобы его не смущать, я попросил отойти чуть подальше. Сестричка-лисичка устроилась на диване (всего несколько дырок от пуль), оттуда буравя портового интенданта полным злости взглядом.
Больше на втором этаже никого не было — вся толпа на первом, да и вообще дом и двор стремительно пустели. Как раз сейчас с дороги перед домом в воздух взмыли два конвертоплана компании «Ермака». В нашем доме и во дворе теперь остались только бойцы Соколова, но они пока находились внизу.
Ладно, надо с бакенбардами вопрос закрыть. Сначала я хотел Павла Ивановича утопить. В переносном смысле — имею в виду карьеру. Но едва возбуждение после боя прошло, как мысль эту отверг. Все же у меня вокруг уже столько врагов, что плодить новых просто недальновидно. Обладатель бакенбард портовый интендант, а на таких должностях случайные люди не появляются. Кто знает кому этим на мозоль наступлю, а у меня и так проблем полная… корзина огурцов, так скажем. В то же время просто так оставлять вторжение в мое жилище явно не стоило, я это как-то подспудно чувствовал.
Если тебя боятся — как сейчас Павел Иванович, а потом перестают бояться, потому что ты стараешься быть добреньким, это может быть крайне чревато последствиями и даже опасно. Это аксиома из практики человеческих отношений, ее каждый дурак знает.
Ну, по крайней мере я точно знаю. Зато что делать сейчас не знал. Но на помощь пришла еще одна железобетонная мудрость из копилки знаний: в любой непонятной ситуации — составляй акт.
После некоторых поисков нашли бумагу, ручка у Павла Ивановича была, и он собственноручно написал объяснительную записку, разъясняя все обстоятельства, способствующие его нахождению в нашем доме сегодня ночью.
Поставив таким образом ситуацию на паузу, и взяв у Павла Ивановича контакты для связи, я с ним попрощался. Когда обильно потеющий обладатель пышных — чуть даже взбодрившихся бакенбард скрылся, явно ободренный тем что «не сегодня», мы с Наоми приступили к уборке. Не успели толком даже начать, как к дому уже приехали две машины — оказались ремонтники из аварийной службы и строительная бригада, вызванные Соколовым для восстановления дома.
Совсем скоро во дворе вереницей приземлялись дроны доставки — как малые, так и парочка тяжелых со стройматериалами. Приехала и машина с грузчиками — привезли новую плазменную панель во всю стену. Заносившие ее «грузчики», кстати, оказались и специалистами по подключению.
Вокруг как-то вдруг воцарилась рабочая суета. Мы с Наоми в бурных процессах особо не участвовали, маячили в стороне, оставив разборку с последствиями ротмистру Соколову, взявшему на себя организацию.
Потом вообще ушли с глаз долой на кухню пить чай — и в процессе я отпустил пару комментариев насчет необходимости сходить в магазин. Да и вообще прошелся по печальной организации нашего переезда, начав от фейерверка и дойдя даже до приснопамятной зубной щетки, которую пока так и не знал где найти. Не говоря уже о смене белья, да носках банальных — сейчас душ приму, старые постираю, а новые где взять?
Наоми выслушала меня внимательно, нахмурилась, после чего с удивлением спросила меня, помню ли я о прет-а-порте принтерах. Конечно же, я не «помнил». Когда она мне рассказала, снова настал черед удивления. Я даже молниеносной магии своей и оборотничеству сестры так не поражался, как этому чуду техники.
Один из шкафов кухонного гарнитура, который я принял за часть двухсекционного холодильника, оказался реальным ящиком-самобранкой: это был 3D-принтер, возможности воспроизводства предметов обихода которого ограничены лишь размером камеры и социальным статусом.