Драгоценности - Кингсли (Кингслей) Джоанна. Страница 44

– Не смеши меня, Чарли. Я не смогу расслабиться, если ты будешь меня смешить.

– Душа моя! – Он взял в ладони лицо девушки. – Этим надо заниматься смеясь. – Чарли провел руками по ее шее и плечам. – И я заставлю тебя смеяться до изнеможения.

Прикосновение подействовало на Пет, как электрический разряд; затрепетав, она подалась навстречу молодому человеку. Чарли притянул девушку к себе, прикоснулся губами к жилке на шее и начал ласкать языком нежную кожу. Пет откинула голову и засмеялась тихим глубоким смехом.

– Я же говорил, что ты будешь смеяться. – Он обвел пальцем контуры ее губ.

Пет приоткрыла рот, и Чарли, прильнув к нему, обвил руками талию Пет и повлек ее к постели.

– Мы займемся этим здесь, и моя девочка будет на седьмом небе, обещаю, – страстно прошептал Чарли, отрываясь от мягких, податливых губ Пет. Он бережно опустил девушку на кровать, расстегнул ремень, стянул джинсы и предстал перед Пет во всем великолепии своей мужской силы. Она никогда еще не видела фаллос в возбужденном состоянии и была потрясена. Недаром ее бабка питала такую же страсть к чувственным наслаждениям, как и к драгоценностям.

Чарли лег рядом с Пет и несколько секунд жадно смотрел на ее обнаженное тело. Этот взгляд смущал и возбуждал девушку. Щекочущее тепло, зародившееся где-то в области живота, разливалось по всему телу. Груди ее напряглись. Тихо застонав, Пет коснулась своих сосков.

– Подожди! – Чарли, лаская груди девушки, любовался ее красотой. – Так приятно? – Он провел пальцем вокруг большого темного соска. – А так? – Чарли обхватил сосок и слегка покрутил его. – А здесь щекотно? – Его рука скользнула вниз по животу.

Пет не могла вымолвить ни слова. Новые, необычайно сильные ощущения полностью захватили ее. Она только тихо постанывала. Чарли обхватил губами твердый сосок и стал посасывать, а его пальцы продолжали свое путешествие по животу Пет, лаская, поглаживая и спускаясь все ниже и ниже. Пет бросало в жар от этих прикосновений, но тут ее пронзило ужасное воспоминание о том, как мастурбировала мать и пронзительно хохотала. Пет будто окатили ведром холодной воды. Вскрикнув, она оттолкнула Чарли.

– Все хорошо, все хорошо, не волнуйся, – горячо зашептал он, – это я, Чарли. Я не сделаю тебе ничего плохого. Не бойся. – Он осторожно обнял девушку.

«Это Чарли, – говорила себе Пет, – мой друг. А друзья – самые лучшие любовники, по словам Анны. А еще Анна просила меня, чтобы я не позволяла прошлому испортить мне жизнь». Отвратительное видение исчезло, и Пет, постепенно успокоившись, прижалась к Чарли всем телом. Юноша принял это как призыв к продолжению любовной игры и тут же откликнулся на него.

– Девочка моя!

Он нежно продолжил свое путешествие по животу подруги, пока пальцы его не погрузились в мягкую гущу курчавых волос. Пет застонала, предвкушая что-то необычайное. Его палец продвигался все дальше и дальше, пока не нащупал заветный бугорок. Пет захлестнула волна восторга и радости, и она качалась на ней, забыв обо всем на свете.

– Пожалуйста, еще!.. – Волна казалась теперь огромной лавиной, и Пет испытывала мучительное блаженство. В этот момент что-то взорвалось в ней. Ощущение было настолько сильным и пронзительным, что свет померк в глазах Пет. Она хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

Чарли прошептал:

– У тебя получилось, Пет, ты молодец, моя девочка…

Отдышавшись, она уткнулась лицом в подушку и захохотала.

– А ты говорила «не смеши», глупышка, – продолжал нашептывать Чарли. – Я тебя еще не так насмешу…

Пет откинулась на спину и с интересом посмотрела на юношу. Внезапно она почувствовала, что разлетевшаяся в пыль волна опять набирает силу. Чарли извлек в это время откуда-то маленький блестящий пакетик и, приговаривая: «У тебя нет никаких шансов, Пет», надел презерватив. Закрыв глаза, она пробормотала:

– Давай, насмеши меня так, чтобы чертям тошно стало…

Пет плохо помнила, что было потом. Сначала, когда Чарли вонзился в нее, было немного больно, но затем уже знакомая волна снова захлестнула девушку, и они плавали, качались и взлетали на этой волне до полного изнеможения.

Пет и не подозревала, что жизнь может быть такой полной. Теперь она имела все, что нужно для счастья, – учебу, работу, семью, лучшую подругу Джесс и любовника.

Стив наконец смирился с профессиональными устремлениями дочери и искренне старался помочь. Он с интересом следил за ее учебой и участвовал в обсуждении работ. Стив рассказал Пет все, что знал о Ла Коломбе, об удивительной атмосфере, окружавшей эту необыкновенную женщину. Пет теперь лучше понимала свою бабку и даже считала, что именно в нее вселилась душа знаменитой куртизанки.

– Теперь, когда твои стремления определились, – сказал однажды Стив, – каким будет твой следующий шаг? С чего ты начнешь?

– Начну сначала, папа, – смеясь, ответила Пет.

Глава 10

В помещении было прохладнее, чем на улице. «Слава Богу, хоть кондиционер работает, – подумала Пет, – и на том спасибо». Без кондиционера в такой день, как этот, в Нью-Йорке можно просто расплавиться. Всю неделю температура не опускалась ниже 30°. Сегодня, в восьмой раз за последние три недели, Пет просили подождать в приемной салона «Дюфор и Иверес», куда она приходила на собеседование.

Девушка осмотрела большую комнату с огромными зеркалами и светлыми стенами, покрытыми лепниной и бронзовыми позолоченными ветвями. Огромный особняк на Пятой авеню, где размешался ювелирный магазин, принадлежал некогда одному из королей преступного мира. В 1910 году жене хозяина приглянулось восхитительное ожерелье из натурального черного жемчуга, выставленное в витрине салона «Дюфор», и Пьер Дюфор согласился обменять ожерелье на особняк.

Пет нравилось здесь. Правда, несмотря на новую бархатную обивку, кресло времен Людовика XVI казалось ей тверже бетона. В светлом льняном костюме девушка выглядела старше своих двадцати лет, серьезной и, как она надеялась, вполне солидной. Но костюм был слишком плотным, и Пет чувствовала себя в нем как в панцире. Она уже трижды пролистала все иллюстрированные журналы, лежавшие на столике орехового дерева.

Когда Пет пришла сюда в первый раз, ей сказали, что в данный момент работы нет, но предложили оставить резюме и обещали позвонить, если что-то появится. Нет резюме? Очень жаль. Пет отправилась домой и составила резюме.

В следующий визит она увидела удивленно приподнятые брови и услышала холодное: «Разве вы не принесли свои работы для демонстрации? Очень жаль». Всю неделю Пет делала цветные фотографии своих лучших работ. Затем сложила все фотографии в изящный вишневый портфель из крокодиловой кожи, который стоил целое состояние. Затраты окупились: на сей раз девушку принял уже сам личный секретарь, а не помощница, как раньше. Правда, ответ был все тот же: «Для вас нет работы, мисс д'Анжели». Ее фамилию секретарь произносила «Дан-Джел-ли».

Прочитав имя на табличке, Пет перешла в наступление:

– Мисс Харрисон, не кажется ли вам, что для истинного таланта следует создать вакансию? Фирма не должна упускать такую возможность.

– А вы считаете себя истинным талантом? – саркастически осведомилась мисс Харрисон.

Пет высокомерно кивнула и смерила секретаршу презрительным взглядом.

Но мисс Харрисон была неколебима, и Пет получила очередной отказ.

Неделю спустя Пет попросила аудиенции у господина Ивереса, но услышала, что он в Париже и вернется не раньше чем через две недели.

Она шла домой, полная решимости во что бы то ни стало добиться встречи с главой ювелирного дома. Девушка была уверена, что стоит ей только встретиться с Клодом Ивересом и показать ему свои работы, и он не откажет ей. Сила ее таланта покорит его.

Конечно, у Пет были другие возможности устроиться на работу. Прежде чем прийти сюда, она обошла ведущие ювелирные фирмы: «Картье», «Ван Клиф», «Тиффани». Кое-что ей там обещали, а иногда даже заговаривали о вакансиях, но Пет отказывалась. Мало-помалу она поняла, что ее нежелание работать в тех фирмах связано не с низким жалованьем или отсутствием перспектив. Но так уж вышло, что она хотела работать только в фирме «Дюфор и Иверес», ибо считала это делом чести, способом восстановить справедливость, попранную много лет назад – в тот день, когда деда с позором уволил Клод Иверес. Это был переломный момент в жизни деда, отца и матери. Огромный алмаз раскололся и вдребезги разбил хрупкое благополучие ее семьи.