Главное – не влюбляться (СИ) - Веленская Наталия. Страница 35

Я тоже ничего не понимаю — хочется сказать мне, но я молчу. И просто поднимаю на него глаза. В отличие от Саши, я сейчас застыла, точно статуя. Ноги и руки будто налились свинцом. Я чувствовала себя слишком усталой, слишком разочарованной, слишком обманутой.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Саша останавливается напротив окна, засунув руки в карманы брюк. Я вижу, что он напряжён и растерян. И конечно же в бешенстве. Ещё бы, у него явно что-то пошло не по плану в отношении меня. Большому мальчику не понравилось, что кто-то ещё без спросу решил поиграться его же игрушкой?

— Нет. А должна? — холодно отвечаю я.

Снова молчим. Нужно собрать волю в кулак и выдержать этот потемневший взгляд глаз до цвета холодной стали. Я не понимаю, зачем ему это всё? К чему были все эти попытки наладить общение? Захотел бы он большего, наше первое свидание закончилось бы совершенно иначе…

— Что у тебя с Яриком? — резко поворачивается ко мне, в словах сквозит неприкрытая ярость. Серьёзно? Человек, который не сильно обременён моральными принципами, такими как верность и честность, считает себя в праве что-то требовать от меня?! На основании чего? Одного свидания? На что он вообще надеется? Даже если у меня ничего нет с Мереминским, оправдываться перед ним я не обязана!

— Ничего, что тебе следовало бы знать, — с огромным усилием стараюсь сохранять спокойствие, глядя ему прямо в глаза. Конечно, можно было ограничиться лаконичным «ничего», но я не сдержалась.

— И давно вы с ним знакомы? — снова впечатывает в меня свой тяжёлый тёмно-дымчатый взгляд.

— Не дольше, чем с тобой. Это что, допрос?

— Если тебе есть что скрывать, то да, считай, что это допрос!

Приподнимаю вверх подбородок и пристально смотрю Саше прямо в глаза. Мне нечего скрывать, совесть моя чиста. И я никого обманываю, в отличие от некоторых. И ярости его я сейчас не боюсь. Скорее наоборот, она только распаляет горькое пламя в моей груди.

Саша стремительно сокращает расстояние между нами, замирая в паре шагов от меня.

— И что вы там одни с ним делали? Целовались? — вопрос звучит порывисто, с надрывом и чуть хрипло. Слова разрывают тишину на тысячи осколков.

Целовались? Почему он так подумал? Не настолько же близко мы сидели друг к другу с Ярославом, чтобы вот так осуждающе и разочарованно на меня смотреть! Точно он уверен в своей правоте, и просто ждёт от меня подтверждения своих слов. Или всё-таки некоторая двусмысленность нашей позы сделала своё дело, а воображение Корсакова дорисовало то, чего на самом деле не было?

— Не успели, — саркастически хмыкнула я, скрестив руки на груди. Целенаправленно хотелось сделать ему больно, чтобы хоть как-то заглушить то, что творилось у меня внутри.

— Прости, не хотел вам мешать, — едко протягивает Александр третий.

Ещё шаг. Ещё ближе. Внимательно вглядывается в моё лицо, ожидая ответной реакции.

Не знаю, что он там хочет увидеть, но я не намерена снимать маску равнодушия и холодности. Поскорее хочу покинуть этот кабинет.

— Это всё, что вы хотели узнать, Александр Романович? — подчёркнуто перехожу на «вы», приподнимаясь с места. Я вижу, что Сашу невольно передернуло от этого официально вежливого обращения. Ну что ж, если жечь все мосты, то до конца.

— Мы теперь на «вы»?

— А что в этом странного? — наиграно удивленно приподнимаю бровь я.

— Черт! Лиз… мы только вчера вечером договаривались об ужине. Что могло произойти за какие-то несколько часов, что ты так стала себя вести?! — Корсаков подходит практически вплотную. Мне некуда отступать, позади диван. Его ярость как будто бы полностью испарилась, и передо мной стоит совершенно растерянный и ничего не понимающий парень. На какое-то мгновение я даже поверила в его искренность.

Саша выжидающе на меня смотрит, внимательно скользя взглядом по моим чуть сжатым губам, прищуренному взгляду и побелевшим костяшкам пальцев, которыми я вцепилась в край пиджака. Точно пытается отыскать некий шифр или разгадать головоломку. Вот и настал момент истины. Нужно ответить так, чтобы поставить раз и навсегда точку в нашем общении. Нельзя поддаваться и подпускать его близко, позволить дотронуться…

— Планы могут поменяться, так же как и взгляды, — медленно говорю я, стараясь правильно подобрать слова. Но Саше достаточно и этого.

— Как и предпочтения, и вкусы, да? Особенно, если это часть игры? — горько усмехается Корсаков.

Что он имеет в виду? Какой игры?

— Я не понимаю, о чём ты, — холодно отзываюсь я, в растерянности снова перехожу на «ты». — Пропусти, пожалуйста.

Саша молча отступает назад, стараясь не касаться меня. Смотрит куда-то в сторону. Я подхватываю свою сумку, и максимально спокойно и размеренно направляюсь к двери, стараясь ничем не выдать разрывающих меня изнутри чувств.

— Он пригласит тебя завтра на вечеринку, — говорит Корсаков. От неожиданности я останавливаюсь и медленно оборачиваюсь к нему, ожидая, что он скажет дальше. — На которую позвали и меня.

— Я не приду, — качаю я головой.

— Из-за меня?

— Нет, просто нет никакого желания идти. Желаю вам хорошо повеселиться.

Шаг, ещё шаг под пылающим пристальным взглядом, который я ощущала каждой клеточкой кожи. Я практически дошла до двери и уже была готова схватиться за ручку, когда Саша настиг меня сзади и резко развернул к себе.

— Я тебя чем-то обидел?

Слишком близко, я оказываюсь в его объятиях и перестаю соображать, завороженно глядя в эти дымчато-серые глаза. Сердце стучит как бешеное.

— Лиз, просто скажи…

— Да… нет…, - облизываю пересохшие от волнения губы.

Обидел. Но слова о любовнице не шли у меня с языка.

Корсаков понимает моё замешательство по-своему и начинает меня целовать. Настойчиво, жадно, властно, прижимая к себе и никуда не отпуская, когда я делаю робкие попытки вырваться. По началу, я действительно хотела его оттолкнуть. В голове какой-то дикий ураган чувств из желания, раздражения, горечи и страсти.

Желание победило. И поняла я это уже, когда осознала, что мне не хватает воздуха от поцелуев, а мои руки крепко обвивают шею Корсакова. Осознание того, что это вероятнее всего в последний раз, окончательно сносило крышу. Боль и горечь обиды отступали куда-то на задний план, давая возможность полностью раствориться в этом поцелуе, плавится в его руках, забыв обо всем на свете…

— Прошу прощения, Александр Романович. Пришел Владимир Петрович Беркутов, просит принять его раньше. Очень важные обстоятельства…

Со стоном Саша отрывается от меня:

— Давай поговорим! Просто поговорим, не уходи, пожалуйста.

— Хорошо…

Да я не в себе! Ещё пять минут назад я хотела бежать из этого здания и никогда больше не встречаться с Александром третьим. А сейчас спокойно соглашаюсь подождать его со встречи? Всего лишь из-за поцелуя? Кошмар! Никакой силы воли! Я как никогда чувствовала себя жалкой и никчёмной.

Но от того, что я мысленно ругала себя на все лады, легче не стало.

— Александр Романович, — настойчиво повторяет по громкой связи Марина. В этот момент я не понимаю, то ли я хочу её убить, то ли сердечно поблагодарить, за то, что нас прервали.

Саша со вздохом отходит к столу и нажимает на кнопку для ответа:

— Да, Марин. Я сейчас выйду и его встречу.

Я продолжаю в замешательстве стоять у двери, как вкопанная.

— Это очень важная встреча — подходит ко мне Саша, бережно беря за руку. Нежно ведет по тыльной стороне ладони костяшками пальцев. Запускает сразу же табун мурашек по моему телу. Я стою и просто зачаровано наблюдаю, как он склонился над моей рукой в этой невинной ласке. Подносит к губам мою руку и оставляет лёгкий почти невесомый поцелуй. — Но я постараюсь управиться за полчаса. Лиз, подождёшь, пожалуйста, в приёмной? Хорошо?

Я лишь киваю в ответ, выходя из оцепенения. Саша открывает дверь, и я вижу, что в приёмной на диване разместился сосредоточенно-хмурый мужчина лет сорока в темно сером костюме.