Главное – не влюбляться (СИ) - Веленская Наталия. Страница 6

Но самое идиотское требование заключалось в том, чтобы я лично приезжала к нему для продления договора. И всё бы ничего, если бы он сразу заключал его на год, но этот хитрый жук решил ограничиться шестью месяцами.

— Лизавета, — приветствует меня Павел, улыбаясь во все свои идеальные тридцать два зуба. Вообще, ни капли не удивлюсь, если у него их реально столько, причем все ровные и без дырок. — Приветствую! Рад, очень рад, проходите.

С еле слышным вздохом поднимаюсь и иду следом за ним в кабинет.

— Может быть, чаю или кофе? — спрашивает Берестнев, снимая свой белый халат, чтобы остаться в обычной рубашке и классических брюках. Садится передо мной в высокое кожаное кресло. Удобное, наверное. Мне бы такое в офис.

— Нет, спасибо. Я, к сожалению, спешу, — стараюсь отвести завистливый взгляд от кресла. А то ещё, не дай бог, его хозяин припишет мой интерес на свой счет.

— Вечно вы спешите, Елизавета, — ухмыляется Павел, забирая протянутый мной контракт. — А жить когда?

— Ничего, жить я тоже успеваю, — одними уголками губ улыбаюсь я. — В договоре всё без изменений, как я и кидала на почту. Но можете ознакомиться ещё раз.

Надеюсь, это прозвучало не слишком грубо. Но вроде нет, Берестнев сидит и по-прежнему ухмыляется. Ладно хоть стал листать один из экземпляров договора, но чисто для проформы. Взгляд по-прежнему скользит по мне. Становится некомфортно, поэтому сильнее вдавливаю себя в стул.

— Это хорошо, что успеваете жить, — отвечает Павел. — Значит, есть время и на отдых и на развлечения… А как вы относитесь к театру, Лиза?

— Н-н-нормально, — от неожиданности я даже немного стала заикаться. И даже сама не пойму почему — от самого вопроса или от того, что он впервые назвал меня «Лиза».

— У меня есть два билета на спектакль в Драмтеатр, а вот компании нет, — вздыхает Берестнев и вопросительно вскидывает брови. Смотрит на меня. — Был бы очень рад, провести вечер с такой…

— К сожалению, я не смогу, — перебиваю я. Не хочу знать окончание фразы и не хочу вконец портить деловые отношения.

— Так я даже не сказал, когда и какой спектакль, — смеётся Павел.

— Я предпочитаю ходить в другой театр.

— А-а-а, понятно, — протягивает молодое светило самарской стоматологии, утыкаясь в контракт. — Ну вы, Лизавета, все-таки подумайте над моим предложением… А я вам не писал разве, что увеличиваю периодичность выхода рекламы? Теперь два раза в месяц.

Что?! Он издевается? Не было никакой от него информации в почте! Это он специально сейчас все придумал! Может быть, это месть за отказ идти в театр. Стараюсь не пыхтеть, как паровоз от злости, когда натыкаюсь на его лукавый взгляд.

— Нет.

— Ой как нехорошо, получилось… Придётся нам с вами, Елизавета, ещё раз увидеться на этой неделе.

***

Весь оставшийся день ходила такая злая, что решила сегодня вовремя свалить с работы и пойти с Валькой на набережную. На удивление, она даже не сильно ломалась, что я не предупредила о своих намерениях вытащить её из дома недели за две. Валёк — домосед до мозга костей.

С Райковой мы дружим с пеленок. Валёк всего на полгода старше меня, но мудрости в ней на вагон больше. Видели Анджелину Джоли? Вот Валька — это как будто её дальняя родственница, особенно сходство заметно в профиль. Только волосы Райкова красит в серебристый блонд.

Идём с ней по набережной, ловим последние лучи уходящего солнца и попиваем вкусный кофе. Рассказываю подруге во всех подробностях, что учудил Берестнев.

— Не понимаю, чего он добивается? Я же ему говорила, что у меня парень есть, — бубню я. — Или я произвожу впечатление той, кто живёт с одним, а в театр ходит с другим?!

— Просто он настырный индюк, — пожимает плечами Валька. — Рано или поздно, отстанет, забей.

— Или просто прекратит размещать у нас рекламу, а Коваленко потом мне всю плешь проест…

Идём не спеша по длинной набережной. Подставляю лицо закатным лучам, чуть прикрывая глаза и улыбаясь. Хорошо-то как! Солнце уже расплескало в Волге свое багряно-красное сияние, медленно растворяясь где-то там, за горизонтом…

— Лиз, сейчас дыши глубже, иди спокойно, по сторонам не смотри, улыбайся. Можешь вспомнить, что недавно учудила Сёмина, — быстро говорит Райкова, прерывая мое созерцание природы. Валька улыбается, но взгляд у неё серьёзный, настороженный. Ничего не понимаю, но губы невольно растягиваются в улыбке, вспоминая очередной эпик фейл от нашей подруженции Арины Сёминой.

— Вальк, что происх…

Не успеваю договорить, Райкова перебивает меня:

— Прямо по курсу Гордеев. С бабой.

Глава 7

Ноги стали будто свинцовые, но я механически продолжаю идти вперёд, улыбаясь. Я не видела его с тех самых пор, как забрала свои вещи и навсегда покинула квартиру, в которой мы счастливо жили полтора года.

Знаете, как понять, насколько ваш бывший чудак на букву М по шкале от нуля до бесконечности? Попросите его при расставании помочь дотащить ваши тяжёлые вещи до дому!

В первый заход я, как и планировала, пришла в обед и попыталась по максимуму унести всё самое важное на своём горбу. Но этого «важного», как у типичной девушки, было очень и очень много. А ведь было ещё и неважное, и габаритное, и тяжёлое… Вот живёшь вместе и не замечаешь, сколько на самом деле у тебя вещей. А потом расстаёшься с человеком и офигеваешь, что туфель у тебя столько, что и Кэрри Брэдшоу бы позавидовала. И книг, как в Областной библиотеке, и кухонной утвари, что запросто можно мишленовскую звезду отхватить, даже не приступая к готовке.

В общем, за раз я не управилась, хотя очень хотела. Лёша, памятуя о моем обещании, в обед решил галантно свалить из дома. Во второй мой заход, вечером, мы все-таки пересеклись. И напряжение, царившее в воздухе, можно было ножом резать. Никто не истерил, не злился. Просто два чужих, уставших друг от друга человека, которые попали в новые для себя обстоятельства, и не знали, как правильно в них себя вести.

Когда я попросила Гордеева помочь мне отнести мой чемодан до дома, он отказался.

— Лиз, это морально тяжело… — говорит Лёша, сидя на диване, сцепив руки на коленях в замок. На меня он не смотрел. — Я ведь не так давно забирал тебя оттуда, в нашу совместную счастливую жизнь. И вот я возвращаю тебя обратно… Я не могу, извини.

В тот момент, мне показалось, что он всё-таки меня любит, переживает. И действительно не может представить себе, что должен вернуть меня в родительский дом. Что он не смог, не справился… Не стал тем самым, кто обещал мне заботу и счастье. И даже, как-то стало его жалко в тот момент. И горько от того, что всё закончилось.

Я дура, даже пробормотала в ответ что-то вроде «Да, я понимаю» и потом пёрла две остановки до дома свой чемодан. Благо, он был на колёсиках. Я шла, и думала, что, наверное, он жалеет о своих вчерашних словах, и хочет вернуть меня. Но он очень гордый. И это его разрывает изнутри…

— Шакал он! — вопит в трубку Валька, когда я пришла в родительский дом, и отзвонилась ей сообщить о своих успехах с перетаскиванием вещей. Валька предлагала мне помочь ещё с утра, в первый заход, но я отказалась. Признаюсь, я думала, что мы всё-таки сможем пересечься с Лёшей, поговорить. Он скажет, что был не прав, будет умолять меня простить его и вернуться. Наивная дура… — Настолько жалко себя любимого, что позволил девушке одной переть чемодан??! Трендец, Бельская! Это точно твой замечательный Гордеев? Или я чего-то не знаю? Он, что всегда таким был?!

— Не был, — глухо отвечаю я. Правду ведь говорят, что, если хочешь узнать сколько в человеке дерьма, надо с ним развестись. Мне же оказалось достаточно просто расстаться и разъехаться с парнем.

— Что там ещё из вещей осталось?

— Обувь, верхняя одежда, ну и техника в основном — тостер и вафельница…

— С голоду не помрёт потом, гаденыш, без твоего добра? — ехидно спрашивает Валентина Сергеевна.

— Да он в жизни ни разу ни к тостеру, ни к вафельнице не подходил, — закатываю глаза я. — Будет питаться одними магазинными пельменями.